— Пусть Ансигар заберёт оружие у людей Тумелика, — приказал Веспасиан Луцию Пету. — И пусть одна турма их окружит, как будто сопровождает пленных. Объясни им, что это нужно для маскировки и лишь до тех пор, пока мы не выйдем к реке.
Пет усмехнулся и пошёл искать старшего декуриона. Сабин переложил увесистый трофей под мышку.
— Зачем это нужно? — спросил он у брата.
— Вскоре сам увидишь, — ответил Веспасиан, глядя, как от алы отделились три турмы и поскакали в их направлении.
Вскоре префект догнал братьев.
— Они всё поняли. Причём быстро. Если ты не возражаешь, господин, я возьму людей Габиния на себя. Я знаю, что им сказать.
Ожидание не было долгим. Не успели они проделать и сотни шагов, как кавалеристы перекрыли им дорогу. Луций Пет велел батавам остановиться, а сам шагнул вперёд, изобразив на патрицианском лице праведное негодование.
— Что ты возомнил о себе, декурион?! — проревел он, обращаясь к офицеру центральной турмы. —• Как ты смеешь перекрывать мне дорогу, как будто мы — тот самый сброд, который мы только что разгромили? Мы проделали за вас самую трудную работу, а вы здесь прохлаждались, катаясь верхом и делая вид, будто вас тут под каждым кустом подстерегает опасность.
Декурион — гладко выбритый, лет тридцати — с опаской посмотрел на Луция Пета из-под края кавалерийского шлема.
— Извини, префект, но мой командир велел мне узнать, что тут происходит.
— Не его собачье дело, чем мы занимаемся! Пусть он и дальше гоняется за шайками германцев. А настоящие воины несут тело вождя, которого они отправили в германский Аид, назад к лодкам, чтобы переправить убитого на его далёкую родину. Убирайся с дороги, солдат!
Декурион посмотрел за спину Луция Пета, туда, где в гуще Ансигаровой турмы под видом пленников стояли воины Тумелика с его телом.
— Но вы же кавалеристы, господин.
Пет побагровел от гнева.
— Конечно, мы — кавалеристы, ты — баран! Но когда кавалерия теряет лошадей из-за идиотов-моряков, чьи суда отстали от флотилии, что бывает тогда? Они становятся вшивой пехотой, декурион, вот что. А теперь отойди прочь, пока я не разозлился окончательно!
Декурион проворно отсалютовал ему.
— Извини, господин.
Он взмахнул рукой, чтобы турма расступилась, давая проход колонне. Луций Пет прорычал нечто невразумительное. Ансигар рявкнул приказ своим батавам. Те двинулись вперёд, посмеиваясь над своими конными товарищами, пока грозный окрик Аисигара не положил конец неуместному веселью.
Проехав мимо задних рядов, Веспасиан облегчённо вздохнул. Он по-прежнему не сводил глаз с леска, до которого оставалось примерно полмили.
— Ты напомнил мне своего отца, когда тот докладывал Поппею, нашему командующему во Фракии, — печально улыбнулся он, обращаясь к Луцию Пету.
Тот грустно улыбнулся.
— Когда я был маленьким, он смешил меня тем, что разговаривал со мной голосом центуриона.
Веспасиан похлопал префекта по плечу, с любовью вспомнив о своём давно умершем друге. Проехав сотню шагов, он оглянулся и посмотрел вправо. Турмы мчались на восток, догоняя свою алу.
— Пора переходить на бег, — сказал он Пету и пустил своего коня рысью, постепенно увеличивая скорость, чтобы те, кто ехал сзади, не отстали от колонны.
Равнина перед въездом в посёлок была усеяна телами погибших. Между ними брели раненые и помощники лекарей с носилками, тащившие подававших признаки жизни воинов в шатры лазарета рядом с рекой.
Вскоре разорённый и горящий посёлок остался позади. Колонна вошла в рощу, а оттуда двинулась к реке. Веспасиан поехал медленнее, помня о том, что люди устали, впереди же их ждёт долгий утомительный путь. Более того, им, возможно, предстоит уходить от римской флотилии Габиния.
— Будет лучше, если мы оставим пару лодок, а две оставшиеся загрузим полностью. Мы сможем грести по очереди, и у нас будут воины, чтобы отразить нападение, если Габиний отправит за нами погоню, — сказал он Луцию Лету.
Префект мысленно прикинул, после чего подозвал Ансигара.
— Поместятся в лодках по семьдесят человек?
— Поместятся, но лодки сильно просядут и будут плыть медленнее.
— Тогда берём три лодки, — решил Веспасиан, когда перед его взором открылась река.
Колонна спустилась по пологому склону к воде, и турма, охранявшая лодки, принялась сталкивать их с берега в реку.
Ансигар что-то приказал другим декурионам, и те стали распределять своих воинов по лодкам, по две турмы в каждую.
— Что будут делать люди Тумелика? — спросил Веспасиан Ансигара.
После короткого разговора с херусками декурион вернулся и сообщил:
— Они возьмут последнюю лодку, господин, и поплывут на юг, чтобы вернуть тело вождя его матери.
— Неужели пятеро справятся с большой лодкой?
Ансигар пожал плечами.
— Они говорят, что справятся, если будут держаться ближе к берегу, сторонясь главного течения, — декурион послюнявил палец и поднял его. — По их словам, этот лёгкий северный ветер усилится и скоро они смогут поставить парус.
Веспасиан посмотрел на палец Ансигара и сделал то же самое, что и он. Та сторона пальца, что была обращена к северу, ощутила холодок.
— Это означает, что ветер будет дуть нам навстречу. Что же, пожелай им удачи и поблагодари от моего имени.
Он снова повернулся к лодкам батавов — те были уже почти полностью загружены. Затем вошёл в воду и по верёвочной лестнице забрался на корму одной из них.
Магн помог ему перебраться через борт.
— Пора отправляться. Что скажешь, господин?
— Давно пора, Магн, — ответил Веспасиан. Ансигар вскарабкался на борт следом за ним и, взявшись за рулевое весло, что-то крикнул. Насколько Веспасиан понял, это была команда на «раз, два, три», потому что батавы одновременно погрузили вёсла в воду и налегли на них. Лодки плавно скользнули вперёд, увлекаемые медленным течением.
Веспасиан приказал Ансигару держаться ближе к противоположному берегу и как можно дальше от римской флотилии. Течение же увлекало их дальше, так что когда они достигли другого берега, то поравнялись с римскими судами, до которых теперь было около пятисот шагов. Туман окончательно рассеялся, и те были видны как на ладони. Впереди, примерно через две мили, река поворачивала на запад.
— Пусть гребут быстрее, Ансигар! — приказал Веспасиан, когда декурион взял,из его рук рулевое весло и направил лодку на север. — Если нам удастся скрыться за тем поворотом раньше, чем они увидят нас, мы оторвёмся от них.
Он не сводил глаз с римских кораблей. Главным образом это были вытащенные на берег биремы. Над гладью реки, сверкавшей на полуденном солнце как зеркало, разносились крики гребцов.
— Будем считать, что нам повезло, если они нас не заметят, — сказал Сабин, прижимая к груди свёрток с золотым орлом. — Представляю, какое лицо будет у Габиния, когда он поймёт, что мы — спасибо Тумелику — опередили его.
— Очередная ирония судьбы, верно? В этой стране это случается сплошь и рядом, — заметил Магн. — Сын Арминия попытался украсть золотого орла, который был трофеем его отца, чтобы вернуть его Риму. Тем самым он нарушил клятву, которую дал Донару, и тот поразил его, подстроив смертоносную германскую ловушку. И всё потому, что три бывших раба захотели упрочить власть своего хозяина, да и свою собственную. Что не мешает им соперничать друг с другом, дабы единолично заручиться благосклонностью слюнявого идиота Клавдия.
— Ты задумываешься о том, какое правление будет при Клавдии? — нахмурив лоб, спросил Веспасиан.
— Думаю, такое же, как всегда.
— А я не согласен. При каждом новом императоре оно бывало разным. Августу удавалось править вместе с Сенатом, причём так, что было незаметно, в чьих руках власть, хотя всё это прекрасно знали. Тиберий был не столь тонок, чтобы играть в подобные игры, и его отношения с Сенатом испортились. Ни одна из сторон не понимала, чего хочет другая.
Калигула прибрал к рукам всю власть и правил с одобрения толпы. Сенат раболепно ему повиновался, напуганный казнями невинных людей всякий раз, когда у императора кончались деньги. Теперь же мы вместо императора имеем подставное лицо. Клавдий не доверяет Сенату, потому что тот не поддержал его. От его имени правят три грека-вольноотпущенника, которым нет доверия, хотя одного из них я называю своим другом. Похоже, эти трое будут править империей ради собственной выгоды.
— Потому-то я и не лезу в политику, — буркнул Магн. — Мне наплевать, как нами правят и кто, главное, чтобы никто не совал нос в мой маленький уголок в Риме. Но ведь они лезут в мои дела именно потому, что мне на них наплевать. А мне на них действительно плевать. Будь у тебя такое же отношение к жизни, мне было бы гораздо спокойнее. Ну, ты понял, о чём я?
— Тебе легко говорить, — фыркнул Сабин. — Но как может сторониться политики сенатор?
— Значит, надо перестать быть сенатором или же, если достоинство не позволяет, удалиться от государственных дел. На худой конец, можно перестать бывать в Сенате и не стремиться к назначению на новый, выгодный пост.
— Но как же тогда добиться положения и влияния в обществе?
— Вот я, например, без особых усилий имею влияние в своём кругу.
— Это потому, что ты — патрон Братства перекрёстка.
— Именно. Я возглавляю мою... моё... дело, и мне больше ничего не нужно. Вы же ведёте политические игры на хорошо знакомом вам поле, но не можете попасть наверх, потому что вам мешает ваше происхождение. Тогда зачем вам всё это? Какой в этом смысл?
— Я думаю, смысл в том, чтобы стать консулом, — ответил Веспасиан. — Это была бы великая честь для моей семьи.
— Была бы двести лет назад, но что это значит теперь? Что тебя будут сопровождать двенадцать ликторов, что ты получишь возможность когда-нибудь управлять провинцией где-нибудь в заднице империи, вдали от удовольствий жизни в Риме.
Как хотите, господа, сейчас всё не так, как в старой доброй республике, а с вашей помощью всё становится ещё хуже.