Юноша поклонился и бросился выполнять приказание.
— Папа!
Веспасиан обернулся и с улыбкой посмотрел на сынишку Тита, которому недавно исполнился год и один месяц. Малыш полз на четвереньках по мозаичному полу атрия.
— Что случилось? — спросила Флавия Домицилла. Она сидела возле очага и пряла.
— Пока точно не знаю, но хвала богам, вы целы и невредимы, — ответил Веспасиан и, взяв на руки сына и расцеловав в обе щеки, подошёл к жене.
— А почему нам не быть целыми и невредимыми?
Сев напротив Флавии, Веспасиан принялся качать Тита на колене, изображая катание на лошади.
— Пока утверждать не могу, но мне кажется, что кто-то, наконец...
— Не тормоши ребёнка, его только что покормили! — оборвала его Флавия, укоризненно посмотрев на мужа.
Пропустив мимо ушей её предупреждение, Веспасиан продолжил «катание на лошадке».
— С ним ничего не будет, Тит у нас — крепыш.
Он улыбнулся довольному малышу и ущипнул его за румяную щёчку.
— Верно я говорю, Тит?
Ребёнок от удовольствия заворковал, воображая себя наездником. Когда же отец неожиданно качнул его влево, в шутку пытаясь сбросить «всадника», малыш пронзительно пискнул.
— Похоже, кто-то наконец прикончил Калигулу, и ради безопасности Сабина я молю богов, чтобы этим «кто-то» не оказался Клемент.
Флавия в изумлении уставилась на него.
— Если Калигула мёртв, ты сможешь потратить часть своих денег, не опасаясь, что он тебя за это убьёт.
— Флавия, сейчас это меньшая из моих забот. Если Калигула действительно убит, я буду должен придумать, как нам уберечь себя при смене власти. Если же мы в очередной раз выберем императора из числа наследников Юлия Цезаря, то, вероятнее всего, новым императором станет Клавдий, к благу нашего семейства.
Флавия пренебрежительно отмахнулась от слов мужа.
— Только не рассчитывай на то, что я соглашусь вечно жить в доме твоего дяди.
Она указала на откровенно эротические мужские статуи, которыми был уставлен атрий, затем на светловолосого юного раба-германца, который покорно ждал их распоряжений возле двери в триклиний.
— Сколько мне ещё терпеть всё это? Сколько мне ещё предстоит видеть... это?..
Ей так и не удалось подобрать точное слово для вкусов и пристрастий сенатора Гая Веспасия Поллона в том, что касалось украшения дома и рабов.
— Если тебе хочется разнообразия в жизни, можешь ездить со мной в поместье в Козу.
— И что там делать? Считать мулов и якшаться с вольноотпущенниками?
— В таком случае, моя дорогая, если ты предпочитаешь оставаться в Риме, смирись с тем, где сейчас живёшь. Мой дядя гостеприимно принял нас, и я не собираюсь оскорблять его пренебрежением и уезжать отсюда, из этого дома, в котором так много свободного места для нас всех.
— Ты хочешь сказать, что не желаешь идти на расходы, чтобы купить собственный дом? — парировала Флавия, принявшись яростно крутить веретено.
— Да, и это тоже, — согласился Веспасиан, вновь «пуская вскачь» юного Тита. — Для меня это непозволительная роскошь. К сожалению, мне не удалось скопить достаточно денег, пока я был претором.
— Это было два года назад. Что ты делал после этого?
— Ухитрился остаться живым, притворяясь бедным! — произнёс Веспасиан и сурово посмотрел на Флавию: у той была самая модная причёска, а драгоценностей больше, чем, по его разумению, требовалось. Как жаль, что ему никак не удаётся с глазу на глаз поговорить с женой о денежных вопросах.
Однако яростный вызов, читавшийся в её огромных карих глазах, полная грудь и округлившийся под очередной новой столой живот вынудили его вспомнить о трёх причинах, по которым он решил жениться на ней.
Он попытался воззвать к голосу разума:
— Флавия, дорогая! Калигула казнил многих сенаторов, которые были не богаче меня, лишь бы заполучить их имущество. Вот почему я вложил деньги в поместье и тем самым вывел их из Рима, а сам живу в доме дяди. Порой только выдавая себя за бедняка, можно спасти себе жизнь.
— Я не имела в виду поместье. Я о тех деньгах, что ты привёз из Александрии.
— Они спрятаны и будут храниться в кубышке до тех пор, пока не станет ясно, что у нас появился император, который не столь вольно распоряжается имуществом своих подданных, как его алчный предшественник. И не только имуществом, но и чужими жёнами.
— А как насчёт любовниц?
Малыш Тит неожиданно икнул, а потом и вообще отрыгнул прямо на колени отцу частично переваренную чечевичную кашу. Впрочем, это помогло прервать неприятный разговор.
Споры с женой о деньгах всегда были малоприятны и неизменно сводились к упрёкам по поводу любовницы. Веспасиан понимал: дело не в том, что Флавия ревнует его к Ценис. Скорее её возмущало то, что муж якобы тратит деньги на любовницу, в то время как она, его законная супруга, лишена жизненных благ, главным из которых было наличие собственного дома в Риме.
— Что я тебе говорила?! — воскликнула Флавия. — Эльпис, где ты? Быстрее сюда!
В атрий вбежала миловидная рабыня средних лет.
— Да, хозяйка?
— Ребёнка стошнило на хозяина. Прибери здесь.
Веспасиан встал и передал Тита няне. Брызги чечевичной каши шлёпнулись на пол.
— Иди сюда, маленький негодник, — проворковала Эльпис, беря малыша на руки. — Ты — копия своего отца.
Веспасиан улыбнулся.
— Да, у бедняги будет такое же круглое лицо и большой нос.
— Будем надеяться, что кошелёк у него будет ещё больше, — съязвила Флавия.
От необходимости отвечать на слова жены Веспасиана избавил громкий стук во входную дверь. Симпатичный привратник выглянул в смотровую щель и тут же отодвинул засов. В вестибюль ворвался Гай и, не останавливаясь, устремился в атрий. Его пышные телеса яростно дрожали под складками тоги. Влажные от пота локоны прилипли ко лбу и щекам.
— Клемент убил это чудовище! Дерзкий идиот! — пророкотал Гай и остановился, чтобы перевести дыхание.
Веспасиан покачал головой.
— Нет, храбрый идиот, дядя, — возразил он. — Думаю, это было неизбежно, после того что Калигула сделал с его сестрой. Хотя мне казалось, что спустя два года его чувство самосохранения вернулось к нему. Хвала богам, что Сабина нет в Риме, иначе он наверняка присоединился бы к заговорщикам. Я слышал, что они собирались сделать это вместе. Я слышал, как они обещали это друг другу. В этом случае я как брат был бы вынужден оказать им помощь. Теперь же Клемент, можно сказать, мертвец.
— Боюсь, что ты прав, мой мальчик, даже Клавдий не настолько глуп, чтобы оставить его в живых. Его забрали в лагерь преторианцев.
— Да, я видел. Значит, после безумца мы получим идиота. Сколько это ещё будет продолжаться, дядя?
— Пока не истощится кровь Цезарей, и я боюсь, что в уродливом теле Клавдия её ещё пока более чем достаточно.
— Этот глупец умолял сохранить ему жизнь. Он даже не понял, что его охраняют, пока Сенат не провозгласит его императором.
— Что произойдёт очень скоро. Счисти эти капли рвоты с туники, мой мальчик. Консулы созвали заседание Сената. Оно состоится через час в храме Юпитера на Капитолийском холме.
Подъём по Гемониевой лестнице к вершине Капитолийского холма был медленным и трудным. Сенаторы не единственные откликнулись на призыв консулов. Кроме них наверх поднимались рабы, таща на себе в храм Юпитера тяжёлые металлические сундуки с казной. На тот момент это было самое надёжное для её хранения место.
У подножия лестницы, на Форуме перед храмом Конкордии, застыли все три городские когорты, получившие от префекта Косса Корнелия Лентула приказ охранять казну от возможных попыток посягательства на неё со стороны преторианской гвардии. Напротив Форума, на Палатинском холме, высился опустевший временный театр, усеянный мёртвыми телами.
Наконец, в огромном, тускло освещённом зале собрались более четырёхсот сенаторов. Сюда же продолжали вносить сундуки с казной. Консулы между тем решили на всякий случай принести в жертву Юпитеру барана.
— Что-то мне всё это не нравится, — шепнул он Веспасиану, пока старший консул Квинт Помпоний Секунд вместе со своим младшим коллегой Гнеем Сентием Сатурнином рассматривал внутренности жертвенного животного. — Если сюда принесли казну, это значит одно: они задумали бросить вызов гвардии.
— Тогда нам лучше поскорее уйти отсюда, дядя. Клавдий точно станет императором.
— Вовсе не обязательно, мой мальчик. Давай сначала послушаем, что нам сейчас скажут. Не хотелось бы принимать опрометчивых решений, а потом сожалеть о них.
Оставшись довольным осмотром, Помпоний Секунд объявил день удачным для дел Сената и взял слово. Лицо его было опухшим и все в синяках, которыми пару часов назад наградил его Калигула.
— Призванные Отцы и поборники свободы! Сегодняшний день изменил наш мир. Сегодня тот, кого мы так ненавидели и боялись, наконец низложен.
Чтобы подчеркнуть свои слова, он кивнул на статую Калигулы, установленную рядом со статуей самого почитаемого в Риме божества — восседающего на троне Юпитера. В следующий миг группа рабов толкнула её сзади. Скульптурный образ покойного императора рухнул на мраморный пол, где разбился на множество обломков. По залу прокатился одобрительный гул голосов. Веспасиану внезапно вспомнился добродушный, энергичный юноша, и он пожалел о потере друга. Впрочем, он тотчас напомнил себе, в какое чудовище тот превратился, и поспешил присоединиться к хору ликующих возгласов.
— Сегодня настал день, — продолжил Помпоний Секунд, пытаясь перекричать голоса, — когда все мы, кто бесстрашно противостоял тираническому правлению Калигулы, можем снова назвать себя свободными людьми.
— Я бы не назвал лобызание императорских сандалий бесстрашным противостоянием, — язвительно пробормотал Гай, когда сенаторы разразились очередным приступом ликования.
Судя по многим лицам, дядя не единственный придерживался такого мнения.
Старший консул между тем продолжил свою речь, не замечая в ликовании доли иронии.