Веспасиан нахмурился.
— Да, пожалуй, ты прав.
— Разумеется, я прав. Завтра у них будет всего один командир, и нам придётся гораздо хуже. Зря ты не подумал об этом, когда позволил своей лошади убить Тогодумна.
С этими словами Гета повернулся и поскакал вверх по склону. Веспасиан проводил его взглядом, размышляя над его словами. Наверно, Гета по-своему прав. Но прав и он тоже. И Каратак, и Тогодумн — оба должны были или умереть, или сдаться Риму, и он, как легат Второго Августова легиона, сегодня сделал всё для того, чтобы приблизить этот момент.
К тому времени, когда опустилась ночь и над полем взошла почти полная луна, Двадцатый легион занял позицию на левом фланге Второго Августова легиона. От реки до самой вершины холма стояли шеренги римских солдат, готовясь провести ночь здесь, в поле. Лунный свет играл на их шлемах, отчего казалось, будто в темноте протянулись длинные нити жемчуга. По мосту погромыхала последняя подвода. Вскоре от моста донеслись всплески воды — это привязывали к нему верёвки, чтобы, как только сядет луна, оттащить его севернее.
Веспасиан вознёс молитву Марсу. Похоже, что завтра уже не вернуться назад через реку.
ГЛАВА 18
ервые лучи рассвета под редкое пение птиц окрасили восточный горизонт. Веспасиан как раз заканчивал объезд пяти когорт. Он похвалил своих солдат за доблесть, проявленную ими накануне, а также призвал показать не меньшее мужество в предстоящей схватке с врагом.
Все десять когорт провели эту ночь под открытым небом, усыпанным мириадами звёзд. Спали по очереди, по четыре часа. Перед сном поужинали хлебом с солониной, причём ели, стоя в строю. Костров разводить не стали, чтобы не стать мишенями для вражеских пращников и лучников. Впрочем, пращники пару раз появились сами. Незаметно подкравшись в темноте, они обрушили на солдат град камней и даже сумели убить или ранить нескольких человек, не успевших вовремя прикрыться щитом. После первой такой атаки щиты опустили лишь самые усталые или отчаянные, за что тотчас удостоились от центуриона головомойки, пусть даже сделанной шёпотом.
Второй Августов ночным нападениям не подвергался, однако шум битвы, доносившийся в утренние часы из-за холма, означал лишь одно: ауксиларии Двадцатого легиона были вынуждены дать отпор бриттам, пытавшимся обойти их с фланга. Тот факт, что тревогу поднимать не стали, привёл Веспасиана к выводу, что атака была успешно отбита. Что вскоре подтвердил и вестовой, примчавшийся от Геты перед началом смотра.
Набрав полную грудь свежего утреннего воздуха, он обвёл взглядом строй своих легионеров и печально подумал о том, для скольких из них этот день станет последним в их жизни, а сколько останутся калеками, чтобы провести остаток своих дней в нищете, полагаясь на жалкие подачки чужих людей. Он понимал, что лучше об этом не думать, однако после первых схваток предыдущего дня вес ответственности за своих солдат давил на его плечи тяжким грузом. Впрочем, решил он, со своей задачей он справился, чему подтверждением похвала, пусть даже слегка двусмысленная, которой его удостоил опытный Гета. То, что он сумел удержать плацдарм, было сродни чуду.
Черта, отделяющая победу от поражения, была тончайшей. После того как Авл Плавтий устроил ему прилюдный разнос за то, что он не сумел быстро подойти к Кантиакуму, ему на протяжении всего дня не давала покоя мысль, что он вновь опозорится перед всей армией. Хотя гнев начальника и не имел катастрофических последствий, он стал для Веспасиана хорошим уроком. Теперь он понимал: осторожный генерал может навредить армии не меньше, чем чересчур поспешный. Порой приходится принимать решение, не имея полной информации. Залогом же удачного решения является здравый смысл. Но это приходит лишь с опытом, а опыта ему, увы, недоставало.
Между тем пять других когорт, разбуженные после короткого сна, занимали свои позиции на второй линии. Веспасиан бросил взгляд на суровые лица центурионов. За плечами у каждого было больше опыта, чем у него, даже если сложить четыре года, которые он отслужил военным трибуном, и два года легатом. И всё же благодаря рождению он их начальник. Что они думают о нём, о его нерешительности у Кантиакума? Доверяют ли они ему свои жизни после вчерашнего дня, когда он, своевременно перебросив силы на левый фланг, спас легион от окружения? Или же в их глазах он — очередной неопытный, бездарный легат, получивший в командование легион лишь потому, что так заведено и они вынуждены делать своё дело не благодаря, а вопреки его решениям? Этого он не знал, да и спросить тоже было не у кого.
Печально улыбнувшись, Веспасиан подумал о том, что судьба любого командира — одиночество. Ему не с кем поделиться своими мыслями, своими сомнениями, ибо это сочтут проявлением слабости. А слабость, как известно, в армии презирают в первую очередь, причём все — от желторотого рекрута и до закалённого в боях генерала.
Над разрушенным мостом прокатилось низкое пение рога. В тусклом утреннем свете Веспасиан различил, как по передвинутому выше по течению мосту движутся силуэты солдат. Плавтий не стал дожидаться зари. Он решил взять инициативу в свои руки, пока враг только-только стряхивает с себя сон. Благодарный за очередной урок решительных действий, Веспасиан нашёл утешение в том неоспоримом факте, что если он останется жив, то станет одним из самых опытных легатов армии. Тем более что его учителем был генерал, которым он — даже несмотря на скользкие политические взгляды Плавтия — теперь искренне восхищался.
С этими мыслями он зашагал к командному пункту Второго Августова легиона, устроенному в промежутке между двумя линиями когорт. Там его уже ожидала новая лошадь. Шагая, он поклялся, что сегодня не допустит ошибок, и внутренне приготовился провести день посреди грохота, лязга оружия, крови и смерти. Стоило ему сесть в седло и окинуть взглядом свой легион, как уверенность в нём возросла. Сегодняшний день должен стать днём их триумфа, ибо Рим не примет ничего другого.
Сделав очередной глубокий вдох, он потуже затянул ремешок шлема и посмотрел вниз, на стоявшего рядом трубача-корницена.
— Второй Августов легион, выступаем!
Бриттов они в буквальном смысле застали ещё спящими. Небольшой отряд, который те оставили у разрушенного моста, не заметил, что противник, как только зашла луна, под покровом ночи бесшумно перетащил понтонный мост ниже по течению. О его перемещении они узнали лишь тогда, когда по взявшемуся неизвестно откуда мосту прошагали первые когорты Четырнадцатого легиона с Авлом Плавтием и Сабином в первой шеренге.
К тому моменту, когда до бриттов дошло, каким образом здесь появился мост, на них уже были нацелены мечи первой когорты, и вопрос отпал сам собой. В считаные мгновения те, кто не лежал на земле мёртвым или раненым, уже бежали со всех ног назад к своим соплеменникам, стоявшим выше на склоне холма. Увидев их бегство, те разразились злобными криками, способными разбудить самого Аида в его подземном царстве.
Тем временем Второй Августов легион вместе с Двадцатым шагали дальше. Ауксиларии двигались за ними следом. Похоже, день обещает кровавую резню. Веспасиан уже решил, что бросит легковооружённых ауксилариев вдогонку бриттам, когда те дрогнут и обратятся в бегство. Легионеры понимали: им предстоит разгромить орду, что сейчас в спешном порядке готовилась к сражению примерно в миле от них. Шагая, они медленно, но ритмично стучали копьями о щиты, в такт маршу распевали гимны Марсу, чтобы наполнить свои сердца бесстрашием и отвагой.
Солдаты Двадцатого легиона подхватили их песню, и она зазвучала в два раза громче. Десять тысяч глоток горланили хвалу богу войны, прося его, чтобы он простёр над ними свои сильные руки. Шеренга за шеренгой, они в тусклом утреннем свете с песней шагали навстречу врагу.
Веспасиан окинул взглядом ряды тяжеловооружённой пехоты, неуклонно приближавшейся к численно превосходящему врагу. На лицах солдат читалась непреклонная решимость. Каждый приготовился сыграть в бою свою роль, сражаясь как за себя, так и помогая тем, что сражались бок о бок с ним. Этот дух солдатского братства служил своего рода строительным раствором, скреплявшим легион в единое целое, и каждый боец был неотъемлемой его частью.
Сидевший верхом Веспасиан гордо расправил плечи. Сердце его переполняла гордость. Сомнения, которые грызли его всё утро, куда-то исчезли, а на их место пришла уверенность: сегодня он проявит себя умелым командиром. Сомневаться в собственных способностях — значит подвести подчинённых, своих солдат. Из сегодняшнего сражения Рим выйдет победителем, и он, Тит Флавий Веспасиан, внесёт свой вклад в эту победу. И тогда Рим запомнит его имя.
Когда враг бросился в атаку, более половины когорт Четырнадцатого легиона уже перешли через мост. Предрассветная мгла взорвалась тысячами невидимых голосов. Вниз с холма устремилась тёмная людская масса. В тусклом, сером свете было невозможно различить отдельные фигуры, а вот их намерения были предельно ясны. Все они неслись в одном направлении — навстречу Четырнадцатому легиону — в надежде отбросить его назад за реку, прежде чем с ним сомкнутся Второй и Двадцатый. Поскольку батавские ауксиларии до сих пор стояли на холме ближе к северу, силы Четырнадцатого легиона составляли всего пять тысяч легионеров. Пять тысяч против почти сотни тысяч варваров. Эта плотная людская масса будет давить на их щиты, и рано или поздно легионеры дрогнут.
— Наступаем ускоренным шагом! — крикнул Веспасиан трубачу, перекрикивая улюлюканье бриттов и песни своих солдат.
В считаные мгновения приказ был передан всему легиону. Солдаты ускорили шаг, песня осталась та же.
Лучники и артиллеристы на восточном берегу, следовавшие за легионом, тоже добавили скорости, зная, что, хотя их стрелы и неспособны причинить значительный ущерб огромной варварской орде, даже каждая отдельная смерть повышает шансы легиона на успех.
Тем временем день вступал в свои права. Вскоре уже можно было различить отдельные фигуры, бегущие вниз по холму навстречу когортам, что, перейдя мост, теперь строились на другом берегу. Первая линия из пяти, с Сабином в первой шеренге, уже завершила построение. Задняя линия теперь состояла из двух когорт, к которым уже подходили остальные. Увы, на фоне огромной варварской орды эта формация являла собой довольно жалкое зрелище. Веспасиан не тешил себя иллюзиями. Не защищённый с флангов, Четырнадцатый легион был обречён.