Веспасиан. Трибун Рима — страница 17 из 64

– Отец, это слишком большая сумма, чтобы рисковать, – заметил Веспасиан, нахмурившись. С рождения бережливый, он упорно отказывался проникнуться духом дня.

– Не будь таким жадиной, маленький братишка, – хмыкнул Сабин, когда глашатаи принялись представлять упряжки «белых». – Мы ведь здесь, чтобы рисковать, а не экономить. Я тоже поставлю десять денариев на первую колесницу «синих».

– О боги, – озабоченно вздохнул Гай. – Лучше будет ей победить, или у меня возникнут большие проблемы. Это последняя моя подсказка за сегодня – больше мои нервы не выдержат.

– Надеюсь, Гай, – отозвалась Веспасия с полуулыбкой. – Не уверена, что мне по душе все эти забавы. – Потом она повернулась к рабам букмекеров. – А каковы ставки на третью упряжку «белых»?

– Мой хозяин предлагает двенадцать к одному на победу Гентия или пять к одному на победу «белых», – сообщил первый.

– А мой дает пятнадцать и шесть соответственно, – заявил второй.

– В таком случае я ставлю два денария под пятнадцать к одному на Гентия.

– Мама! – укоризненно воскликнул Веспасиан.

– Ах, не будь ханжой, это всего лишь развлечение, – ответила матрона, вручая рабу две монеты и получив взамен квитанцию. – Быть может, и тебе стоит сделать ставку – скачки доставляют больше удовольствия, когда у тебя есть денежный интерес.

– Мне нет нужды делать ставки, чтобы получить удовольствие, – буркнул Веспасиан.

Тит, Сабин и Гай выжали из первого представителя букмекера три к одному на Евпрепа, что, по мнению сенатора, являлось вполне разумной ставкой на фаворита.

Глашатаи едва закончили объявлять «зеленых», когда в императорской ложе началось шевеление. Тиберий встал и с видимым радушием приветствовал высокую красивую женщину, завернутую в черную паллу, укрывавшую ее волосы и ниспадавшую складками ниже колена. Из-под накидки виднелась пурпурная стола, доходящая до щиколоток. Новоприбывшая выглядела до кончиков ногтей респектабельной и могущественной римской матроной старой закалки.

– Это Антония, – почти возбужденно доложил Гай. – Невестка Тиберия. Император назначил ее старшего сына, Германика, своим наследником – выполнил обязательство, принятое на себя во время сделки с Августом, усыновившим его самого. Германик, впрочем, умер шесть лет назад. А четыре года спустя умер и Друз, побочный сын Тиберия, женатый на дочери Антонии Ливилле. Так что теперь вопрос престолонаследия несколько запутан, – сказал он, поглядев на Веспасиана, которому этот вопрос и в лучшие времена не казался ясным. – Другой сын Антонии, Клавдий, такой болван, что ходят слухи, будто пурпур минует поколение и перейдет к внуку Тиберия Гемелию или к одному из отпрысков Германика.

Сенатор нервно оглянулся.

– Поговаривают даже о том, что может быть восстановлена старая республика, – шепотом добавил он.

Продолжая слушать лекцию Гая, Веспасиан с интересом разглядывал госпожу, которая, похоже, находилась в самом средоточии императорской политики.

– Случай распорядился так, что мне, в бытность наместником Аквитании, довелось оказать ей пару значительных услуг, и теперь я у нее в фаворе. При удаче я представлю вас ей, ребята.

Сенатор поглядел на Веспасиана, ожидая восторженного ответа, но обнаружил, что племянник, открыв рот, пялится в ложу императора.

– Дорогой мальчик, что стряслось? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

Заинтригованный смятением брата, Сабин проследил за взглядом Веспасиана и расхохотался.

– Нет, дядя, это не привидение, а девушка. Между ними есть огромная разница.

– Ну, я не слишком разбираюсь ни в тех, ни в других.

Веспасиан не верил собственным глазам – в имперской ложе, помогая усаживаться Антонии в кресло, стояла та самая девушка из носилок, которая так пристально смотрела на него всего лишь вчера на Номентанской дороге. Это была рабыня одной из самых могущественных женщин Рима.

Глава 8

Колесницы совершили круг по беговой дорожке и теперь ждали, когда их заведут в стартовые боксы, находящиеся по обеим сторонам ворот, через которые въезжали на стадион. Те были расположены по косой, так, чтобы ни одна из упряжек не оказалась в невыгодном положении, когда наступит время вылетать на беговую дорожку справа от спины. Судья-стартер извлек из урны пронумерованные шары – когда объявлялся номер каждой упряжки, возничий выбирал один из двенадцати боксов.

– Хитрое это дело, – прокомментировал Гай. – Тактически будет выгоднее, если наша колесница окажется между двумя другими «синими», которые будут прикрывать ее на первом повороте. Жизнью клянусь, что другие команды попытаются вытолкнуть Евпрепа на спину или на внешнюю стену.

– И такое дозволяется? – спросил Веспасиан, все еще смотрящий в императорскую ложу в надежде, что девушка заметит его.

– Естественно. Возничие могут творить все, что вздумается, правил нет. Победителем становится тот, кто первым проедет семь кругов, а как он этого достигнет, это его дело.

Вторая упряжка «красных» уже заняла внешний бокс, а третья «белых», управляемая Гентием, внутренний. Тут выкликнули первую колесницу «синих». Евпреп без колебаний направился ко второму боксу слева, рядом с Гентием. Знающая часть толпы одобрительно загудела.

– Очень смелый ход, – сказал сенатор. – Колесничий пожертвовал шансом прикрыть себя с внутренней части дорожки. Получается, рассчитывает обойти Гентия на первом повороте.

Когда с расстановкой было покончено, подпружиненные двери боксов закрыли и заперли на железный засов. Возницы, неспособные видеть друг друга из-за стен временной тюрьмы, ждали фанфар, возвещающих начало заезда.

Напряжение толпы подстегнуло появление хортаторов – двенадцать наездников, по три от каждой команды, выскочили на арену. Каждому из них предназначалось вести по дорожке свою колесницу, помогая возничему выбрать в пыли и суматохе гонки правильное направление, предупреждая о благоприятных возможностях, а также о препятствиях и опасностях.

– Дядя, ты знаешь ту девушку? – набрался наконец храбрости Веспасиан.

– Рабыню Антонии? Знаю, – отозвался Гай, наблюдая за тем, как Азиний встает и подходит к переднему краю императорской ложи.

– Ну?

– Что ну?

– Как ее зовут?

– Ценис. Но послушай моего совета, забудь ее. Она не просто рабыня, а чья-то, причем принадлежит женщине могущественной, которая не обрадуется тому, кто положит глаз на ее собственность.

– Ценис… – пробормотал Веспасиан, снова поглядев на ложу.

В этот миг девушка подняла голову, и во второй раз за два дня взгляды их встретились. Ценис вздрогнула, задев госпожу, которую заинтересовало, что могло так обеспокоить ее рабыню. Некоторое время Антония пристально разглядывала Веспасиана, потом заметила, что тот сидит рядом с Гаем, приветственно кивнула сенатору, и тот весь расплылся от восторга. Антония сказала несколько слов Ценис, которая улыбнулась в ответ, потом вступила в оживленный диалог с Азинием. Веспасиан, не спускавший с ложи глаз, был уверен, что консул бросил поверх плеча собеседницы пару взглядов в его сторону.

Новый взрыв фанфар заставил Азиния прервать разговор. Оно подошел к краю ложи и поднял в руке белый платок. Толпа затихла, все смотрели только на него. До Веспасиана доносился храп запертых в боксах лошадей, нетерпеливо стремящихся вырваться наружу. Хортаторы, выстроившиеся в линию шагах в пятидесяти от стартовой линии своих колесниц, с трудом сдерживали горячих скакунов, которых нервировала внезапная тишина.

Азиний выдержал театральную паузу, и через секунду, показавшуюся вечностью, уронил платок. Стартер дернул за веревку, одновременно открыв засовы. Расположенный позади каждой створки шест, один конец которого был вставлен в туго скрученную связку сухожилий, с силой толкал ее, и все двадцать четыре дверцы распахнулись с громоподобным треском, выпустив колесницы, которые понеслись под радостный рев толпы, взметая клубы пыли.

Упряжки мчались по прямой, выводящей к беговой дорожке справа от спины. Там, в ста семидесяти шагах далее, от поворотного столба на оконечности спины до внешней стены проходила белая линия – миновав ее, колесницы могли избрать любую траекторию. Расположение стартовых боксов по косой гарантировало то, что все двенадцать квадриг, набрав скорость свыше сорока миль в час, пересекут белую линию практически одновременно.

Рискованная затея Евпрепа не увенчалась успехом: он и Гентий почти одновременно миновали край барьера, разминувшись с ним буквально на расстоянии вытянутой руки. Вместо того чтобы забрать влево и помчаться по дорожке, Гентий правил по прямой, отжимая Евпрепа от центральной линии и приведя его колесницу в опасную близость с упряжкой «зеленых», пытавшейся подрезать соперника. Оказавшись перед угрозой быть зажатым сразу двумя конкурентами, Евпреп откинулся назад, натягивая обернутые вокруг талии вожжи, и принял влево. Его колесница резко замедлила ход. Когда Гентий пролетел дальше, Евпреп взял левее, проскочив прямо за кормой у «белого», и погнал по дорожке, ближайшей к спине. «Синие» на трибунах взвыли при этом отважном маневре, сотрясая воздух и срывая глотки.

Гентий, не спеша отказываться от избранной тактики, продолжал лететь по прямой, вынуждая «зеленую» упряжку справа оставить попытки подрезать его и принять правее, оттесняя следующую квадригу. Это вызвало цепную реакцию уклонения вправо по всей линии. Занимавший крайнюю позицию второй возничий «красных» заметил грозящую ему опасность и быстро придержал коней, как раз когда ближайшая к нему колесница «белых» выскочила прямо перед ним. «Белый» отчаянно пытался принять влево, но ему мешали соседи. Его внешняя лошадь задела стену, вырвав из плеча большой кусок мяса. Животное пошатнулось, понурив голову. Инерция влекла колесницу вперед, копыта бедняги взмыли в воздух. Полный ужаса визг коня прервался, когда под весом задней части туловища шея его сломалась. Колесница наскочила на тело и опрокинулась набок, выбросив возницу, которого три оставшихся головы упряжки потащили дальше по арене. Несчастный лихорадочно хватался за нож. Тут постромок, соединявший павшую лошадь с колесницей, натянулся, и хрупкая повозка с громовым треском разломилась надвое. Мгновение спустя беспомощный возница уже скользил, увлекаемый тремя из обернутых вокруг талии вожжей. Но присоединенный к четвертой мертвый конь сработал как якорь. Раздираемый разнонаправленными силами, человек подлетел, его ребра затрещали, а позвоночник отделился от таза. Три убегающие лошади вздыбились, сдержанные натяжением, но четвертая вожжа лопнула, и они рванулись далее, влача за собой обломки колесницы и переломанного,