– А теперь, паршивая кучка дерьма, – прошипела Антония сквозь стиснутые зубы, – ты скажешь, почему шпионил за мной.
Матрона изо всех сил сдавила тестикулы жертвы, заставив издать громкий крик. Пятеро собравшихся вокруг мужчин поморщились в невольном сочувствии.
Потрясенный Веспасиан смотрел, как женщина последовательно сжимает и разжимает ладонь. На лице ее не читалось удовольствия, только решимость. Никому лучше не становиться у нее поперек дороги. Наконец Антония убрала руку, и визг прекратился. Обтерев кровь с окрасившихся кровью ногтей, римлянка посмотрела на тяжело вздымающуюся грудь раба.
– Ну что ж, Палл, – мрачно заявила она. – Раз он не хочет по-хорошему, значит, скажет по-плохому.
Управляющий кивнул, щипцами извлек из жаровни раскаленный уголь и сунул под нос привратнику. Тот отвернулся. Палл посмотрел на госпожу.
– Действуй! – раздался приказ.
Когда уголь прожег кожу на бедре несчастного и впился в мышцу, в ноздри Веспасиану ударил запах паленого мяса. Вопли раба звенели по всему дому.
– Оставь этот лежать здесь и возьми другой.
Палл исполнил второй приказ, на этот раз уронив уголь Эвмену на живот. Привратник скорчился и взвыл, но говорить отказывался.
– Еще один, – крикнула Антония, выходя из себя.
Веспасиану вспомнился распятый паренек. Как легко причинять боль человеку, не имеющему прав. Юноша обвел взглядом соседей. На губах Сабина блуждала широкая улыбка, но Азиний и Гай хранили мрачную сосредоточенность. Оба понимали, что их жизнь зависит от того, удастся ли развязать рабу язык.
Когда уголь прогрыз дыру через правый сосок Эвмена, тот потерял сознание. В комнате воцарилась тишина. Все смотрели на скрюченное, дымящееся тело и изумленно гадали, какую преданность или какой страх должен иметь человек, чтобы выдерживать такие муки?
– Стряхни угли и приведи его в чувство, – решительно распорядилась Антония. – Посмотрим, быть может, он предпочитает, чтобы его резали, а не жгли.
Палл опрокинул на несчастного ведро воды. От ожогов пошли струйки пара.
– Не перестараться бы, – озабоченно сказал Гай. – Мы же не хотим, чтобы он умер у нас на руках?
– Неужто ты думаешь, что я в первый раз раба пытаю? – рявкнула Антония.
– Извини, домина.
За первым ведром последовали еще два. Привратник застонал.
– Покажи ему нож, – процедила матрона.
Палл вытащил из чехла нож с длинным тонким лезвием, изогнутый и острый, как бритва, и поднес к глазам Эвмена. Те, уловив отблеск жаровни на металле, в ужасе расширились.
– Поверь моему слову, ты заговоришь, – негромко, с угрозой сказала Антония. – Вопрос только в том, сколько ушей, пальцев и яичек у тебя останется до того момента.
– Я не могу, – прошептал несчастный.
– Это почему?
– У них мой брат.
– У кого?
Эвмен затряс головой.
– Начни с ушей.
Палл ухватил голову раба одной рукой и подтянул к себе.
– Нет! Нет! – запричитал Эвмен.
Блеснул нож, и с легким стуком ухо упало на стол, вскоре покрывшийся кровью.
– Другое.
Управляющий повернул голову привратника, и все увидели лицо бедняги.
– Два месяца назад… – прокричал Эвмен, шевеля разбитыми губами. – К дверям подошел один человек.
Антония вскинула руку, приказывая Паллу остановиться.
– Что за человек? – торопливо спросила она.
– Гасдрон, вольноотпущенник Сеяна. Он передал мне пакет и приказал открыть его, когда буду один. Сказал, что вернется и даст мне распоряжения. Я вскрыл пакет в своей комнате, как было приказано.
Кровь, льющаяся изо рта и растекающаяся по щекам, мешала рабу говорить.
– Ну, продолжай! – подгоняла его Антония.
– Там была рука. По кольцу на пальце я узнал, что она принадлежала моему брату, – выдохнул Эвмен. Вопреки испытываемой боли, воспоминание заставило его побледнеть.
– Что сказал тот тип, когда вернулся? – спросил Азиний, брезгливо скривив губы. Ему хотелось как можно скорее покончить с этим делом.
– Сказал, что мне следует запоминать всех посетителей, которые приходят к тебе, госпожа. Записывать не велел, хотя я и обучен грамоте.
– Понятно, продолжай! – Антонию совершенно не интересовали достижения жалкого раба.
– Сказал, что если я буду передавать сведения человеку, который станет заходить раз в несколько дней, мой брат сохранит вторую руку. – Эвмен всхлипнул.
– Но это не объясняет, почему ты шпионил за нами сегодня вечером, – заметил Азиний. – Тебе ведь поручили просто собирать имена.
– Когда тот человек пришел вчера, я в третий раз за пять его визитов назвал твое имя, консул. Он приказал, чтобы в следующий раз я подслушал ваш разговор и узнал что-нибудь интересное, иначе моему брату придется туго.
– Кто хозяин твоего брата? – спросила Антония.
– Он раб в доме твоей дочери Ливиллы.
– Ядовитая змея! – прошипела матрона. – Шпионит за собственной матерью, лезет в мои личные дела и, без сомнения, передает все этому негодяю Сеяну, пока тот таранит ее благодарную задницу, в буквальном смысле вытряхивая сведения. Надо было мне придушить эту сучку еще в колыбели!
Эта вспышка заставила всех присутствующих мужчин замереть. Антонию трясло от ярости. Заставив себя успокоиться, матрона перевела взгляд на рыдающего Эвмена.
– Нам нужно пройти в комнату и обсудить положение, – сказала женщина. – Прошу, господа.
Указав на занавесь, она посмотрела на Палла и едва заметно кивнула.
Переступая порог, Веспасиан уловил звук рассекающего плоть ножа и булькающий предсмертный хрип. Ему было немного жаль Эвмена, но он понимал, что Антония теперь не сможет ни держать критянина у себя, ни продать. Если бы привратник открыл дверь агенту Ливиллы в таком виде, тот сразу заподозрил бы неладное, и брат несчастного лишился второй руки. И это в лучшем случае. Если бы Эвмена продали, это тем более означало, что он все рассказал. Его смерть оставалась для брата единственной надеждой, пусть и очень призрачной.
Компания снова расположилась на кушетках, и Антония посмотрела на консула.
– Итак, Азиний, что скажешь?
– Скажу, что нам повезло. – Он снова потянулся за вином, но вспомнил, что сосуд пуст, а Паллу сейчас не до этого. – Если Сеян шпионит за тобой, так он наверняка и за всеми членами императорского семейства наблюдает. И ему нет резона подозревать, что ты интригуешь против него серьезнее, чем прочие. Доложи Эвмен о сегодняшнем нашем разговоре, было бы о чем беспокоиться, но, по счастью, этого не случилось. Не всплывут и имена других твоих гостей, а это значит, что мы спокойно можем строить наши планы и дальше.
Братья посмотрели на дядю, который ответил успокоительным взглядом.
– Полагаю, ты прав, консул, – сказала Антония, немного поразмыслив. – Единственное, про что Эвмен знал наверняка, так это про твои частые посещения в течение последнего месяца. Визиты должны продолжаться, чтобы Сеян не заподозрил о нашей осведомленности. Тем временем будем осторожно двигаться вперед. – Матрона повернулась к сенатору и улыбнулась. – А теперь, Гай, я хотела бы обратиться к тебе с одной просьбой.
– Все, что угодно, домина.
– Мне нужно кое-что надежно спрятать.
Антония встала, подошла к сундуку, сняла два ключа с висевшей на шее цепочки, вставила их в замки и повернула одновременно. Раздался резкий щелчок открывающихся замков, и римлянка откинула крышку.
– Чтобы добиться власти, Сеяну необходимо устранить всех, кто имеет доступ к уху императора. У меня нет намерения дать себя устранить, но если это случится, мои бумаги наверняка перероют, и часть из них будет изъята. – Она извлекла из сундука четыре свитка. – Тут два экземпляра: один для сената, другой для императора. Если возникнет такая необходимость, позаботься, чтобы они дошли до адресатов.
Гай взял свитки.
– Молю богов, что мне никогда не придется исполнять эту просьбу. Эти документы будут храниться в известном только мне месте и так долго, сколько пожелаешь.
Женщина вернулась на место.
– Полагаю, пришло время покончить с нашим делом, – сказала она, посмотрев на Азиния.
Тем временем вернулся Палл, все еще несколько растрепанный.
– Именно. Палл, хвала богам! Принеси еще вина, – вскричал консул. Управляющий кивнул. – До поры мы не можем открыто выступить против Сеяна. У нас нет весомых доказательств, и чтобы собрать их, требуется время. Пока же следует досаждать ему в сенате. Я прошу тебя, Гай, брать слово по любому поводу, высказывать как можно больше мнений и распространяться по каждому как можно долее. Найдутся и другие, тоже по моей просьбе, да и я сам буду поступать так же, поэтому ты не будешь выглядеть зачинщиком смуты. Мы можем помешать осуществлению его долгосрочных планов, забалтывая краткосрочные. А тем временем мы с Антонией, посредством наших агентов, станем собирать неопровержимые свидетельства, способные убедить Тиберия в коварстве префекта. Стоит нам достичь успеха, и твое заветное консульство окажется не за горами.
Гай улыбнулся.
– Разумеется, я исполню твою просьбу, консул, – сказал он, втайне радуясь, что ему не придется делать ничего более опасного, как молоть языком. – Но что у тебя заготовлено для моих племянников? Они за этот вечер слышали достаточно, чтобы навсегда очернить их в глазах Сеяна, узнай тот про эту встречу.
– Да, перейдем к ним. – Азиний сделал паузу, выжидая, пока подоспевший Палл наполнит чашу вином, потом посмотрел на заинтригованных молодых людей. – Сложилось так, что я способен помочь каждому из вас в продвижении по карьере, причем способом, который устроит все партии. Сабин, ты завершил свою службу военным трибуном и намерен, как думаю, занять должность младшего магистрата – вигинтивира. Я могу пристроить тебя на императорский монетный двор. Так ты получишь доступ к казне, где сможешь отслеживать, как распоряжается Сеян общественными капиталами.
Сабин признал логичность идеи: он будет в высшей степени полезен Азинию и в то же время обретет ценнейший опыт, который пригодится ему при соискании должности квестора. Это будет спустя четыре года, по достижении им предписанных законом двадцати четырех лет.