Дыхание перехватило. Хотелось закричать, но под водой это в любом случае было бы бессмысленно. Я вынырнула, ловя ртом воздух, получая извращенное, почти мазохистское наслаждение от пронизывающего все тело холода. Отдышалась и снова нырнула под воду с головой. Прозрачная ледяная жидкость пробрала до самых костей, возвращая ясность мыслей, изгоняя то состояние транса, в которое я успела погрузиться по дороге от болот. Сознание, не сумевшее поначалу справиться со всеми событиями, навалившимися на него за истекшие двое суток, постепенно приходило в норму. Последние дни я посвятила тому, что пыталась научиться умирать. Теперь предстояло заново учиться жить. Еще совсем недавно казалось, что у меня отняли все: дружбу, любовь, красоту, свободу, жизнь. Теперь выяснилось: что-то все-таки оставалось, хотя что именно сохранено, а что утрачено – в этом, наверное, еще долго предстояло разбираться.
Сочтя, что добровольную экзекуцию можно заканчивать, я вынырнула на поверхность и в несколько гребков возвратилась к берегу. С платья струями стекала вода, по синеющему телу побежали крупные мурашки. Поблизости от молодой тонкой сосны трещал небольшой костерок, Адриан уже встречал меня на берегу.
– Снимай платье, – сказал он, окидывая меня критическим взглядом.
В любое другое время я бы не преминула сказать в ответ что-нибудь колкое, но сейчас было не до шуток и уж тем более не до стеснения. Поэтому я послушно стащила мокрое платье через голову и бросила его на траву. Адриан подошел и набросил мне на плечи свой плащ, я поплотнее завернулась в него и села у костра. Адриан поднял мое платье и развесил на суку, чтобы оно скорее просохло. День обещал быть теплым, даже жарким, погода стояла солнечная, так что много времени это бы не заняло.
Адриан тоже опустился на траву возле костра и вернулся к прерванному занятию. В большом куске коры, используемом сейчас в качестве миски, он тщательно смешивал несколько трав, то ли порванных, то ли порезанных на мелкие кусочки, и небольшое количество какой-то зеленоватой жидкости, вернее всего вскипяченной на огне воды, перемешавшейся с соком все тех же трав. Содержимое постепенно превращалось в единую густую массу. Я принюхалась, без труда определяя, что за растения он использовал.
Хотелось что-нибудь сказать, но слов не находилось. По дороге сюда мы тоже все время молчали, не считая тех редких случаев, когда надо было обсудить направление или привал. Между нами пролегла невидимая, но плотная стена отчуждения. Возможно, потому, что со вчерашнего вечера Адриан стал для меня чужим мужчиной, и мы оба хорошо это понимали. А может быть, столь непродолжительные отношения, как наши, просто не могли выдержать всех тех невзгод, которые разом обрушились на наши плечи.
Я изо всех сил напрягла мышцы рук, пытаясь совладать с бившей тело дрожью. Это не слишком помогло, меня колотило как в лихорадке.
– Я же говорил: не надо было лезть в эту воду, – упрекнул меня Адриан.
– Мне не холодно, – возразила я, глядя в землю перед собой.
Я не лгала, холодно действительно не было. Погода была настолько теплой, а огонь – жарким, что согреться после купания не составило труда.
Адриан понял. Поднялся со своего места, обошел вокруг костра и сел рядом со мной. Я продолжала трястись, глядя в землю. Адриан обнял меня за плечи и прижал к себе.
– Ну хочешь – ударь меня, – тихо сказал он. – Хочешь накричи.
– Ты же терпеть не можешь истерик, – напомнила я, переводя взгляд на огонь.
– Откуда ты знаешь?
От удивления у меня даже дрожь прекратилась. Я подняла голову и посмотрела на него как на идиота.
– Трудно было догадаться за все это время. Забыл? Я же имела возможность наблюдать твою насыщенную холостяцкую жизнь.
– Ах ты об этом. Хорошо, в любом случае в виде исключения я согласен на истерику.
При виде такого великодушия уголки моих губ тронула слабая улыбка.
– Даже неловко упускать такую возможность, – устало призналась я. – А за что конкретно я должна на тебя кричать?
– За то, что слишком поздно пришел. – Адриан был предельно серьезен.
– Разве? Мне казалось, это называется «как раз вовремя».
Он немного отстранился и осторожно провел рукой по моей щеке, чуть в стороне от пореза.
– Это называется «слишком поздно».
Что-то в этом было. Вернуть назад мое лицо уже точно никто не сможет. Я отвернулась, высвобождаясь из его объятий.
– Дальше я смогу справиться сама. Если тебе пора уходить, ты можешь идти, правда.
– Ты меня гонишь?
Я смотрела в другую сторону и не могла видеть выражение его лица.
– Ты же все равно должен вовремя вернуться в замок, пока тебя не хватились, разве не так?
– Смерти моей хочешь? – осведомился он.
Я обернулась.
– А что, разве все так плохо?
– Нет, все намного хуже. – Тон Адриана казался немного насмешливым, но, кажется, говорил он вполне серьезно. – Во всяком случае, такой ерундой, как виселица или варан, я точно не отделаюсь. Думаю, по такому поводу Лаура лично спустится в пыточную и возьмет в свои маленькие ручки щипцы.
Это становилось любопытно.
– Что ты такого сделал, чтобы так сильно ее расстроить?
– Скажем так: брачная ночь прошла не совсем так, как она ожидала. Давай не будем вдаваться в подробности, ладно?
Я пожала плечами. Саму-то меня подробности как раз даже очень интересовали, но сейчас были и более важные вещи.
– Ты хочешь сказать, что вообще не собираешься никуда уходить? – спросила я, снова глядя на огонь.
Я не боялась смотреть ему в глаза, когда думала, что он собирается меня убить. А сейчас – боялась.
– Я хочу сказать, – Адриан взял меня за плечи, заставляя встретиться с ним взглядом, – что больше не оставлю тебя одну, даже если ты попытаешься меня прогнать.
– То есть я никак не смогу от тебя избавиться? – простонала я.
Он отрицательно цокнул языком.
Я очень давно не плакала, наверное, несколько лет. Уж точно ни разу за последние дни. Поэтому с непривычки упустила момент, когда подступили первые слезинки. А дальше процесс уже было не остановить. Я зажмуривала глаза, кусала кулак, но рыдания все равно продолжали сотрясать все тело регулярно накатывающими волнами. Если Адриана и раздражала истерика, виду он не подал. Не пытался меня остановить, не говорил ничего в духе «тише-тише» и «успокойся», просто крепко меня обнял и держал до тех пор, пока я не выплакалась и не успокоилась сама. Понятия не имею, откуда он знал, что мне нужно именно это. Принято считать, что мужчины не плачут, а стало быть, неоткуда им разбираться в подобных вещах. Хотя вероятнее всего тот, кто это придумал, ничего по-настоящему не знал ни о мужчинах, ни о женщинах.
Когда я наконец-то притихла, Адриан выпустил меня и обошел вокруг догорающего костра. Я отвернулась в сторону, поспешно утирая с лица соленую влагу. Такое бурное проявление слабости заставляло меня чувствовать себя крайне неловко. Адриан вернулся с приготовленной недавно смесью и опустился рядом со мной, положив кусок коры на траву.
– Уже остыла, – сказал он, кивая на мазь. – Давай показывай свою щеку.
Я очень нехотя подняла голову, подставляя лицо.
– Будет жечь, – предупредил он.
– Я прекрасно знаю, что это будет жечь, – обреченно вздохнула я.
Адриан запустил пальцы в зеленоватую смесь и, второй рукой взяв меня за подбородок, начал смазывать ею рану. Щеку сразу же сильно защипало. Я прикусила губу и с шумом втянула воздух. Адриан на пару секунд остановился, потом продолжил свое занятие.
– Какого черта они вообще поранили тебе не плечо, а лицо? – зло спросил он, набирая пальцами очередную порцию мази.
– А это отдельное пожелание твоей жены, – не преминула наябедничать я.
Адриан нецензурно выругался. Если принимать сказанное буквально, то, кажется, он серьезно усомнился в происхождении, а также моральном облике Лауры.
– Вот-вот, я тогда сказала точно то же самое.
– Я думал, ты таких слов не знаешь, – заметил Адриан, продолжая втирать мазь.
– Конечно, не знаю. – Репутацию надо было в срочном порядке спасать. – Они как-то сами всплыли, интуитивно. Наверное, это наследственное.
– Давай руки, – усмехнулся он.
– Зачем?
– Сама посмотри.
Ну да, я совсем успела об этом забыть. Пытаясь освободиться от веревки, я действительно сильно исцарапала запястья.
– Ну это как раз несерьезно, – отмахнулась я.
Адриан воспользовался этим жестом для того, чтобы поймать мою руку.
– Когда мне понадобится твое мнение, я обязательно спрошу, – пообещал он.
– Щиплет же, – поморщилась я. – И так само пройдет.
Это заявление Адриан проигнорировал. Обработав запястья, принялся рассматривать кисти рук, видимо, хотел убедиться, что ничего не пропустил.
– У тебя кровь под ногтями, – нахмурился он, разглядывая на свет мои пальцы.
– Это не моя, – равнодушно отмахнулась я.
Брови Адриана поползли вверх.
– Хочешь рассказать?
– Да что тут рассказывать? – поморщилась я. – Было плохое настроение.
– Это я могу себе представить.
– Лучше не надо. Охранник будет долго вспоминать меня незлым тихим словом. Тот, который остался в живых… Расскажи лучше, как ты ушел из замка.
– О нет, не стоит, – покачал головой он.
– Почему же?
– У меня тоже было плохое настроение. И я… не особенно горжусь тем, как оно проявилось.
– Удивительное совпадение, – хмыкнула я. После того, что сказал Адриан, мое любопытство, ясное дело, разгорелось пуще прежнего. Но я чувствовала, что сейчас будет лучше не донимать его расспросами. – И от плохого настроения ты решил сменить общество Лауры на сомнительную компанию варана?
– А компания Лауры, по-твоему, менее сомнительная? – возразил он. – Чем, в сущности, так уж плох варан? Зверюшка как зверюшка.
Я не могла сдержать улыбки. Почти ничто не могло теперь поднять мне настроение так, как любая гадость, сказанная в адрес Лауры, не важно даже, соответствовала бы она действительности или нет. В устах Адриана такая гадость радовала вдвойне. И тем не менее мои следующие слова вырвались сами собой: