И потому мы предлагаем:
Ушаны: считать нас своими друзьями и взять под защиту!
Кожаны: не обижать нас на зимовках в пещерах!
Ночницы: строить и развешивать для нас летом дуплянки!
Хором: а пугливых людей просим не пугаться нас. Мы страшны только для комаров!
Жалуемся! Оскорбили словом и действием! Кого обзывают мерзкими тварями? Нас, жаб! Мы отвратительны, мы опасны, мы — жабы. Почему на руках бородавки? Мы, жабы, виноваты! А раз так — бей жаб!
А ведь мы пользу приносим, поедаем слизней, личинок, гусениц! И бородавки на руках совсем не от нас. И не такие уж мы уроды — у нас чудесные золотистые глаза!
Не по нраву вам наш вид, так хоть дела уважайте!
Сижу на ветке ольхи. Вижу, идёт к моей ольхе старый лось. Огромнее, сильнее, смелее зверя нет. Прилёг лось под деревом отдыхать.
Вдруг слышу вдали — зверь. Я давай кричать на весь лес:
— Медведь, медведь, медведь!
Лось и не шелохнулся.
Медведь прошёл стороною. Стало тихо, да ненадолго: слышу — вдали человек. Я давай кричать на весь лес:
— Охотник, охотник, охотник!
Лось едва ухом повёл.
Охотник прошёл стороной. Опять стало тихо.
Вдруг слышу — овод жужжит. Да прямо под мою ольху — к лосю.
Тут лось как вскочит да бежать! Только сучья под копытами трещат.
Вот кто лосю больше всех страшнее — кусачий овод!
— Ты, Лось, отчего приплясываешь, ушами потряхиваешь?
— От горя, матушка, от горя. Комары-кусаки житья не дают… А сама-то ты, Мышь летучая, отчего в воздухе пляшешь?
— От радости, батюшка, от радости. Я этих комаров на лету хватаю, живьём глотаю, крылышки выплёвываю. Тебе от них — горе, а мне — радость великая!
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Мышка.
— Вот смешно! Мышка, а жить высоко устроилась, на кустике!
— А я не простая Мышка. Я Мышь-малютка, хорошо лазать умею, со стебелька на кустик путешествую, семена собираю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне гнёздышко вить, как не на кустике?
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Птичка.
— Вот смешно! Птичка, а жить на земле устроилась, в травке!
— А я не простая птичка. Я Пеночка, живу на чистых местах, на зелёных лугах, травяных насекомышей ловлю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне ещё гнёздышко устраивать?
— Скворец, Скворец, это чей такой дворец?
— Это мне люди построили. Я тут сад охраняю, от жуков да гусениц оберегаю.
— А почему же мне люди ничего доброго не делают?
— А кто ты такая, чем славишься?
— Я Землероечка.
— Ну и что?
— Так я же не меньше тебя работаю… Ты только жуков да гусениц ловишь, а я и улиток,
и слизняков,
и долгоносиков,
и жужелиц,
и личинок всяких,
хрущей
и даже мышей зубастых извожу!
Неужели я меньше тебя похвалы заслуживаю?
— Гляньте, гляньте!!. Ай, ай! Уж противный опять у какой-то птицы яичко стащил!
— Ти-шше… Болтуш-шка… Ничего я не стащил… Это яичко не простое, это яичко золотое… Из него ужатки маленькие выводятся!
Лето я провёл в пионерском лагере под Ленинградом. В день летнего солнцестояния мы собрались в поход. Вышли в семь часов утра — солнце только-только показалось над горизонтом на востоке.
Лесная тропинка то и дело поворачивала, виляла. Мы запели: «Вьётся вдаль тропа лесная…»
Пахло цветущей черёмухой. Пели на деревьях птицы: трясогузки, каменки, серые мухоловки. Громко трещала иволга, высовывая головку из дупла. В дупле было её гнездо.
На ёлке мы увидели дятла. Он оторвал лапкой шишку, вцепился в неё коготками и понёс её в свою «кузницу» — расщелинку в стволе ели. Зажал шишку в щели, разбил носом, выклевал из неё все семена и полетел кормить ими своих птенцов. Птенцы дятла молча сидели в гнезде и терпеливо дожидались родителей. Хорошо им было в круглом гнёздышке под еловой лапкой.
Самыми заботливыми родителями оказались папа-ворон и мама-ворона. Они по очереди приносили воронятам разные лакомства: красную рябину, майских жуков, лягушачью икру. Голопузые воронята встречали родителей радостным карканьем.
По лесной тропинке вышли мы на болото. На краю мохового болота сразу заметили белую куропатку и зайца-беляка. Белые — далеко их видно. Куропатка склёвывала с кочек красную клюкву, а заяц грыз кору на осинке.
До вечера ходили мы по лесу и наблюдали. Но вдруг пошёл дождь. Ударил гром, потом сверкнула молния. Солнце садилось на западе. Мы побежали домой. Домой вернулись поздно, в девять часов вечера. Было уже темно. Все устали, но очень были довольны лесным походом.
Везде цветы: в полях, на лугах, в лесу.
Ваня сказал:
— Цветы из земли вырастают. Мне сам Миша сказал. Он всё знает, он всю зиму в первый класс ходил.
— Вот и нет, вот и нет! — заспорила Женечка. — Цветы не вырастают, а приходят! Вчера я три раза ходила на полянку. Утром пошла — ой, сколько было цветов! Прямо ступить некуда. А днём после дождика пошла — совсем мало цветов осталось. Значит, они дождика испугались и убежали в лес. Поздно вечером ходила — совсем мало цветов на лугу. Все спать ушли. Но зато из леса новые прибежали — беленькие, пахучие такие. Днём таких не было. Они только ночью приходят на полянку пáхнуть.
— Ну уж дудки! — сказал первоклассник Миша. — Цветы безногие, им туда-сюда ходить не на чем. Просто одни в дождь и вечером закрываются, а другие открываются только на ночь. Уж я-то знаю!
С Мишей спорить — только время терять. Он всю зиму в первый класс ходил. Давайте просто сами проверим.
1) КАКИЕ ЦВЕТЫ ЗАКРЫВАЮТСЯ В ДОЖДЬ?
2) КАКИЕ ЦВЕТЫ ЗАКРЫВАЮТСЯ НА НОЧЬ?
3) КАКИЕ ЦВЕТЫ РАСКРЫВАЮТСЯ ТОЛЬКО НОЧЬЮ?
Проверим в поле, на лугу и в лесу. Убедимся сами, чтоб уж твёрдо!
Июль
Июль — макушка лета. Месяц большого тепла, весёлого сенокоса, первых лесных ягод и звонких ночных гроз.
Сочно вжикают на лугах косы, радостно перестукиваются оселки, деловито трещит косилка.
Вырубки красны от иван-чая, серые луговины, как снегом, покрыты пушицей.
Сколько морошки выросло нынче в болотах!
Пока ещё жестковаты её ягоды, похожие на алые розочки, но скоро они пожелтеют и размякнут. Побегут тогда колхозные ребята с большими корзинками за первым лесным лакомством. А по дороге, на опушке, нахватают полные горсти сладкой, чудесно пахнущей земляники.
В речке на перекате, где длинные бороды водорослей качаются по быстрой струе, мальчишки руками ловят раков.
Неподвижно сидит рак под камнем, выставив клешни, но задетый босой ногой, он стремительно исчезает в подводной чаще.
Весело перекликаются ребячьи голоса. Ничего, что красные, как у гусей, ноги оскальзываются и больно стукаются о замшелые камни.
— Санька! Налим! Налим!
Пегая рыбина величиной с доброе полено спокойно уходит на глубину. Такого рукой не поймаешь!
За перекатом омут, — круглый, чёрный, окаймлённый белыми кувшинками. Ивы протянули ветки к тихой воде.
С куста в воду падает бабочка. Она лежит на спинке, и лёгкие круги расходятся от трепета светлых крыльев.
Торчком всплывает язь, открывает рот и… на месте бабочки крутится воронка. Жарко. У воды зной томит ещё больше. Хочется купаться.
Хорошо в июльский полдень лежать на песке у озера. Ветер здесь такой тёплый, что не знобит даже голую кожу. Если он тянет с берега, то приносит аромат цветущего луга и короткие, ленивые песни жаворонка; если от воды, то доносит резкий запах водяных растений и звонкие вскрики чайки.
Завидно смотреть, как белокрылая птица камнем кидается вниз, поднимая фонтанчик брызг. Впрочем, зачем завидовать? Лучше встать и пробежать три шага. Серебром сверкнут мальки на отмели, и ласковая прохладная вода расступится в брызгах пены.
К вечеру холодеет воздух. Резко пахнет сено. Луговое — цветами, на лесных покосах, где коса частенько прихватывает древесную поросль, — осенним запахом вялого листа, на чистых низинах — мёдом и ржавчиной.
Ночью за озером полыхают зарницы. В папоротниках зажигаются огоньки светлячков; их не видно было раньше, пока не потемнели ночи. В неслышном полёте вьются у древесных вершин летучие мыши. Угловато и стремительно летит над просекой козодой и, резко сложив крылья, садится на тёплый песок дорожной колеи.
Хороший месяц июль! Ласковый и тёплый.
Моя самая младшая дочка — Шура — сегодня в первый раз увидела василёк. Сорвала — и не могла на него налюбоваться. И правда, как хорош василёк: яркий, нарядный! На краю цветка кружочком лежат лазоревые трубочки, и каждая — с зубчиками. И пахнут васильки приятно, но как-то особенно, не только по-цветочному, а ещё немножко сеном и рожью.
А какая замечательная нынче выросла рожь! Она встала перед Шурой стеной. Шура поглядела в просветы между стеблями и вздохнула:
— Вот бы проскочить туда!
— Да куда же, Шурочка!? Ведь и посередине поля всё то же: стебли, стебли и стебли. Вон какая густая рожь!
А Шура твердит:
— Нет, только бы проскочить.
Вот чудачка! Но я жалела, что взяла её с собою в поле. Очень уж было жарко. И Шура моя совсем раскисла. Еле ноги волочила. Всунула свою ручку в мою, и обе сразу стали мокрыми. Мы присели отдохнуть. В небе пели жаворонки, в траве стрекотали кузнечики. Пахло рожью и кашкой. Шура положила головку мне на колени. Лежала и кусала колосок.