– Ладно. Давай сначала закончим то, ради чего пришли. Что мне нужно сделать?
Мор тут же настроился на деловой лад.
– Ничего сложного. Проклятие, что живет в тебе, поможет им забыть о плохом, а дорогу в тень они найдут сами. Тебе нужно лишь немного им помочь.
– В каком смысле? – не понял я. – Я что, должен проклятие на них выпустить?
– Наоборот, тебе придется впустить их в себя.
– Что, прямо так, буквально?
– Да, грудную клетку придется вскрывать, – подтвердил призрак. – Так получится быстрее. Но поскольку ты ничего не чувствуешь, то это не доставит особых проблем. И еще… Вилли, когда ты будешь забирать души, то на какое-то время почувствуешь то, что чувствуют они. И это может быть неприятно.
Я на мгновение задумался.
– Ладно. Попробую. На хорошие эмоции я, конечно, не рассчитываю, но возможно, что-то из этого мне пригодится.
Мор промолчал, тогда как я расстегнул камзол вместе с рубахой и с некоторым усилием раскрыл старую рану, края которой никогда не заживали. Ребра тут же захрустели, кожа неприятно натянулась, а внутри открылась такая жуть, что аж самому захотелось заглянуть туда поглубже.
За двести лет прежняя черная муть стала похожа на нечто совсем уж невообразимое, словно внутри меня и впрямь разверзся прямой портал в царство теней, куда следовало запихивать неприкаянные души. Больше скажу – изнутри еще и холодок сочился, постепенно разъедая окружающее пространство. Впрочем, кто знает, что сотворило со мной проклятие Саана? И в кого я превращусь лет этак через тысячу, если оно так и будет на меня воздействовать?
– Готов? – зачем-то спросил Мор, когда я налюбовался на развороченную грудь.
Я только плечами пожал. И в этот момент в комнате что-то явственно изменилось.
Сначала мне показалось, что под потолком кто-то зажег множество магических светильников, но, как вскоре выяснилось, это я просто начал видеть души в несколько ином свете. Теперь они засияли так ярко, что стали ярче звезд в ночном небе Дамана. И это в какой-то мере было даже завораживающе… до тех пор, пока все это так называемое небо не вздумало обрушиться мне на голову.
Практически сразу свет перед моими глазами померк, и я почувствовал, что на меня сверху давит уже не просто небо, а огромная каменная плита. Причем живая плита, которая беспрестанно что-то кричала, выла и бормотала на множество голосов.
Когда я вспоминал гибель мамы и мой последний день в первохраме, ощущения были сходными. Но тогда нас было двое, а здесь на меня обрушились тысячи душ и тысячи разнообразных эмоций, среди которых, как я и подозревал, доминировали исключительно отрицательные.
Боль… гнев… страх… отчаяние…
Я даже не думал, что у простых чувств существует так много всевозможных оттенков. По сути, каждое существо, чья душа меня на мгновение коснулась, испытывало свой собственный калейдоскоп эмоций, и каждая из них являлась особенной, индивидуальной, несмотря на то что общий фон был одинаково тяжелым.
Наверное, если бы я умел по-настоящему чувствовать, я бы этого не пережил. Давление чужих мыслей, страданий и воспоминаний оказалось настолько велико, что это и впрямь могло свести с ума.
Однако мне повезло. Я мог по очереди рассматривать каждую из подаренных мне эмоций и изучать ее, словно бабочку в специальном альбоме. Они были скверными, да. Порой даже невыносимыми. Но каждая из них несла в себе то, что сам я давно утратил. И в конечном итоге я постарался запомнить их все, потому что другого подобного случая мне потом долго может не представиться.
Не знаю, сколько я так стоял, поглощая в себя души одну за одной, но в какой-то момент мне стало казаться, что я – это уже не совсем я, а нечто гораздо большее, как если бы души не просто проходили меня насквозь, а какой-то своей частичкой все же задерживались, прилипали и становились частью меня. Одна, две, три… даже несколько сотен почти не ощущались, однако когда число душ перевалило за тысячу, я почувствовал, что стал тяжелеть.
Такое впечатление, что на плечах возник невидимый, но неимоверно тяжелый плащ, в котором хранилось все то, чем смогли со мной поделиться чужие души. Все их отчаяние, боль, страх и все то, что их переполняло до краев в тот момент, когда мы соприкоснулись.
Я даже поискал глазами, куда бы присесть, чтобы не упасть ненароком, но Мор, заметив мое движение, отрицательно качнул головой, и я снова замер, чувствуя, как каменеет тело. «Плащ» с каждым мгновением все тяжелел и тяжелел. Вскоре мне стало казаться, что он не просто тяжелый, а уже неподъемный. Потом из каменного он превратился в железный. А затем… не знаю. Наверное, еще в какой-нибудь материал, выдержать тяжесть которого способны лишь боги.
Меня вдавило в пол так, что стопы с хрустом начали погружаться прямо в камень, отчего по плитам пошли длинные трещины. Сапоги, конечно, тут же изрезались острыми краями. На брючинах тоже вскоре зазияли прорехи.
Но я стоял. Молчал. И терпеливо ждал, когда поток душ наконец-то иссякнет. А когда они вошли в меня все до единой, мои ощущения от процесса несколько изменились.
Да, «плащ» на моих плечах все еще казался неподъемным, но теперь в густом мраке беспросветного отчаяния и немыслимой боли там начала стремительно разрастаться и надежда. Каким-то образом я чувствовал всех, кого коснулся. Всех, кто на меня сейчас надеялся. И тогда же ко мне пришло неожиданное понимание, какую нелегкую работу взял на себя Саан. А также то, для чего он нужен и почему даже он, темный, так важен для нашего мира.
Это действительно было непросто. Даже, наверное, невозможно.
Поэтому я посмотрел на тревожно замершее неподалеку облачко и, повинуясь какому-то наитию, сказал:
– Отпускаю…
Мне показалось, что весь мир вздохнул с облегчением, когда собранные мною души в едином порыве отправились в царство теней. Ушли очищенными, светлыми, безгрешными, оставив мне всю свою боль и ужасы пережитого плена.
– Спасибо, – так же тихо сказал Мор, когда я повел плечами, с которых наконец-то исчезла безумная тяжесть. – Спасибо тебе за них.
– Это тебе спасибо, – слабо улыбнулся я и только после этого позволил себе обессиленно упасть на колени.
Пещеру Гнора и все ходы, которые вырыла для него нежить, я уничтожил сразу, как только пришел в себя. Обрушил все перекрытия, завалил ходы, а перед этим не поленился сходить за огнивом и старательно выжег поганое логово, чтобы даже памяти о нем не осталось.
По следу Гнора тоже попытался пройти, но, к сожалению, потерял его у первой же попавшейся реки, поэтому оставил поиски на Нардиса. У него и людей больше, и следопыты наверняка найдутся…
– Кажется, у нас снова гость, – заметил призрак, когда я вернулся к логову и поставил на место дверь-плиту, для верности взгромоздив на нее еще и здоровенный валун. – Но на этот раз он не особенно скрывается.
Я обернулся и, прищурившись, быстро нашел неподалеку салатовую ауру. А потом и ее хозяина обнаружил – давешний мрон преспокойно вышел из-за дерева и так же оценивающе меня оглядел.
Судя по всему, неполных суток ему вполне хватило для восстановления – оборотень выглядел совершенно здоровым. А еще он успел одеться, умыться и причесаться, поэтому предстал передо мной во вполне приличном виде. Простая полотняная рубаха, такие же простые, без изысков, штаны, кожаные сапоги… несмотря на прохладную погоду, оборотень чувствовал себя вполне комфортно. И даже с ленцой оперся могучим плечом на ближайший ствол, позволяя мне сделать предварительные выводы.
Кошка, разумеется, тоже здесь. Вон из кустов любопытный нос торчит.
Однако вела она себя спокойно и вообще старательно делала вид, что не пришла с мроном, а вроде как сама по себе.
Что еще меня удивило в оборотне, так это его коротко остриженные волосы и полное отсутствие оружия. Странно. Обычно химеры предпочитали ходить лохматыми и вооруженными до зубов, но, может, за последние двести лет у них сменилась мода?
– Ну здравствуй, – замедленно произнес я, когда вдоволь насмотрелся на необычного гостя.
Тот небрежно кивнул.
– Какими судьбами? – спросил я, мысленно усмехнувшись тому факту, что мы все еще разговариваем и мрон до сих пор не проявляет признаков агрессии. Чудеса, да и только!
Оборотень чуть прищурился, а потом не слишком охотно бросил:
– За мной долг. – Причем голос у него оказался довольно низкий, грубый, рыкающий, с отчетливой хрипотцой. – Пришел отдать.
– Хм. А ты знаешь, кто я?
– Ты – тот, кто нас уничтожил, – спокойно ответил мрон.
– Я мог бы вас уничтожить, – поправил его я. – Но в последние двести лет у нас, если помнишь, договор.
– Я помню, – так же односложно отозвался оборотень. – Память рода пока жива. Я знаю, кто ты и кто стоит у тебя за спиной. Но мой долг превыше этого.
– Какой образованный мрон, – вполголоса хмыкнул Мор, принявшись кружить вокруг оборотня наподобие маленькой тучки. – И откуда ты, интересно, взялся?
Кошка при виде призрака с недовольным урчанием юркнула за первый попавшийся куст, а как только Мор приблизился, довольно смело отмахнулась от него лапой. С учетом разницы в размерах и весовых, так сказать, категориях выглядело это забавно, но мрон только поморщился и на всякий случай тоже отступил, словно всерьез полагал, что у темного бога есть повод ему навредить.
Ситуация, надо сказать, складывалась необычная.
– Как же ты сбираешься отдавать свой долг? – со смешком поинтересовался я, когда призрак удовлетворил любопытство и отлетел в сторонку. – Как ты понимаешь, убить меня нельзя, так что спасти мне жизнь у тебя по определению не получится.
– Я найду способ, – так же отрывисто бросил оборотень. – Когда придет время, помогу. Потом уйду. И все станет как прежде.
– То есть ты собираешься болтаться у меня под ногами, пока не представится подходящий случай?
– Так велит долг. Даже если это долг перед тобой.
– Хм… А нормально изъясняться ты можешь? Не вот так, рублено и коротко, а обычным языком?