На стадионе стояла мёртвая тишина.
Эмма имела полное право злорадно воскликнуть: «Ага, я вас перехитрила! Я доказала, что вы с самого начала врали! Вы тоже виноваты! А я всего лишь десятилетняя девочка! Вот каким глупцом вы себя выставили!»
Но она просто потянулась к микрофону, стоящему между мэром и мистером Мэйхью, и сказала:
– Ну так признайтесь. Расскажите всем, в чём именно вы лгали.
– Нет-нет… клянусь, я лгал исключительно во благо, – быстро заговорил мэр, глядя то на мистера Мэйхью, то на толпу. – Мои избиратели, жители нашего прекрасного города… каждый раз я делал это только ради вашего блага! И ещё для поддержки правительства! Чтобы никто не пострадал!
– Не пострадал? – презрительно спросила Натали, шагнув вперёд. – Да как вы можете говорить, что никто не пострадал, если неделю назад вы сами устроили заварушку на вечеринке у себя дома?! Вы же напали на тёщу, жену и дочь!
– Нет-нет… я никому не желал зла! – ответил мэр, вертя головой по сторонам и словно ожидая поддержки от мистера Мэйхью и от толпы. – Это просто… политические игры. Я боролся за власть! Потому что люди нуждаются в моём руководстве!
Молчание толпы теперь выглядело совсем иначе. Люди клали руки друг другу на плечи. Двойники, льнущие друг к другу, казались абсолютно одинаковыми. Эмма с удивлением взглянула на сотни двойников на стадионе, потом посмотрела на двух Натали, двух Лан, госпожу Моралес и судью, звукооператора и мистера Густано…
– Монетки привели сюда двойников, – шепнул ей на ухо Финн. – Полный набор монет превращается в нечто вроде волшебной палочки! Эмма, это просто чудо!
– Наверняка этому есть научное объяснение, – ответила Эмма.
И тут она заметила, что в толпе, обнявшись, стояли не только пары двойников. Люди собирались компаниями по четыре, по шесть… даже по десять, пятнадцать, двадцать человек.
Они стояли плечом к плечу и внимательно слушали мэра.
– Но это вы устроили так, что моя бабушка погибла, – сказала Натали, гневно глядя на мэра. – В другом мире.
– Это был… несчастный случай! – воскликнул мэр. – Мы выясняли, каковы связи между двойниками. Мы ничего подобного не хотели! Она просто… случайно пострадала! Потому что мы ждали нападения из вашего мира… Охрана, солдаты, скажите же им!
Мистер Мэйхью, другая Натали и обе госпожи Моралес бросились к Натали. Но в толпе послышалось бормотание. На все лады повторялись слова:
– Охрана… солдаты… кто скажет правду?
И тут кто-то, невидимый для Эммы, произнёс:
– Тот мир на нас не нападал. Это мы на них напали.
И другой голос – неотличимо похожий – подтвердил:
– Я клянусь, что он говорит правду. Я его двойник.
«Вот зачем нужны двойники, – подумала Эмма. – Они знают правду. Они помогают людям рассказать о себе».
Она повернулась к мистеру Мэйхью.
– Вы можете поручиться за мэра? – спросила она. – Он говорит правду?
– Пожалуй… это то, во что он хочет верить, – произнёс мистер Мэйхью. – Он так часто лгал, что сам уже не может разобраться, где правда, а где нет.
– Вы что, обвините меня и в похищении детей Густано? – насторожился мэр. – Но это было оправданное действие! Просто по ошибке мы забрали чужих детей…
– Как вы смеете! – закричал мистер Густано. – По-вашему, это пустяки? Моя семья страдала…
– Значит, по-вашему, похитить Финна, Чеза и меня было бы совершенно нормально? – перебила Эмма, не веря собственным ушам.
– Но ведь ваша мать представляла угрозу для нашего мира, – ответил мэр. – Она подталкивала людей к неповиновению, распространяла ложь…
– Она хотела, чтобы людям позволили говорить правду! – крикнул Финн. – И по-моему, вы тоже хотели сказать правду! Потому что вы отправили монетки мистеру Мэйхью.
– Нет-нет, я их отправил, потому что… потому что… – мэр поморщился и сжал кулаки. А потом замахал руками, словно отгоняя все обвинения. – Это была просто проверка! Ну да, ну да… я просто притворился, что мне одиноко и что я о чём-то жалею. И я не посылал ни одной монетки – вплоть до сегодняшнего дня! Это… тоже была проверка. Мои монетки не угрожали власти. Они ни на что не могли повлиять.
«А вот и нет, – подумала Эмма. – Даже если он послал всего одну или две монетки, мистеру Мэйхью этого хватило, чтобы кое-что понять».
Чез неуверенно шагнул вперёд. Эмма увидела лицо брата и поняла, о чём он собирается спросить.
– А наш отец? – с мукой спросил Чез. – Из-за вас погиб Эндрю Грейстоун? Вы приказали его уничтожить? Его и Джину… учёного-физика.
– Джина Чукоф, – тихонько сказал звукооператор. – Её звали Джина Чукоф.
Мэр стал лихорадочно озираться по сторонам, пытаясь найти того, кто мог бы его поддержать. Его взгляд упал на мистера Мэйхью.
– Скажите им! – взмолился он. – Если вы похожи на меня, значит, вы всё понимаете. Мы – то есть такие, как я, – не умеем спорить! И нам не нравится принимать неприятные решения. Я всего лишь выполнял приказы. Делал то, что мне велели вышестоящие лица! Губернатор. Президент. Люди, которые на самом деле управляют страной!
– Вы… вы… – Чез не договорил. Он размахнулся, словно хотел ударить мэра.
Эмма и Финн повисли на Чезе, удерживая его на месте.
– Значит, из-за вас не стало нашего папы и Джины? – спросила Эмма. Её голос звучал так же сдавленно, как у Чеза. – И бабушки Натали? Значит, вы виноваты в этом!
– Нет! – воскликнул мэр. Глаза у него забегали: он пытался найти хоть одно дружелюбное лицо, человека, который мог бы заговорить вместо него. Но мистер Мэйхью стоял неподвижно и молчаливо, как и все на стадионе. Никто не двигался. Тогда мэр провёл дрожащей рукой по лбу и продолжил: – Всё остальное… да, я в этом виноват. Я совершал ошибки. Но я не виноват в гибели этих людей. Никогда сознательно не отдавал таких приказов. Я пообещал себе, что не перейду этой черты.
– Просто вы внушали это желание другим, – сказала Лана из-за камеры.
Мэр поморщился, но отрицать ничего не стал. Он вновь пристально взглянул на Чеза, Эмму и Финна.
– Поверьте мне, – умоляюще сказал он. – Эндрю Грейстоун был моим другом. Я любил его. Доверял ему. Я знал, что Грейстоуны всегда говорят правду. А это была такая редкость, даже восемь лет назад. Я знал, что другие люди не любили за это Эндрю и Джину Чукоф. Но я занимал такую низкую должность в партии, что понятия не имел о заговоре против них обоих. Клянусь вам!
– Но благодаря их гибели ты сделал карьеру, – прозвучал чей-то голос.
Это была судья. Наконец она решила вмешаться.
«Значит, она думает, что наша сторона одерживает верх?» – подумала Эмма.
Однако толпа на стадионе начала освистывать и судью.
– Не надо! – закричал Финн в микрофон. – На самом деле она хорошая! Она просто притворялась плохой и втайне помогала людям, которым грозила опасность!
– Я сомневалась, стоит ли раскрывать свой секрет, но теперь, похоже, можно об этом не беспокоиться, – заметила судья, улыбнувшись.
Один из охранников, стоящих в переднем ряду, крикнул:
– Это правда, я ей помогал!
Его поддержали другие. Свист начал переходить в одобрительные крики, но судья жестом попросила тишины.
– Я тоже совершала ошибки, – призналась она. – Что было бы, если бы я заговорила раньше, не дожидаясь того времени, когда слова станут смертельно опасными? Я предпочла наблюдать за ошибками, которые совершал мой муж. Ошибками, которые превратились в преступления… – судья устремила на мэра Мэйхью гневный взгляд. – В те времена люди тебя уважали. Ты бы мог потребовать расследования смерти Эндрю Грейстоуна. Люди бы к тебе прислушались. Ты мог бы вместе с Кейт Грейстоун разоблачить преступников и отправить в тюрьму тех, кого надо. Но ты предпочел лгать и покрывать чужие преступления. И тогда твоя карьера пошла вверх…
– У меня не было выбора! – закричал мэр. – Не было выбора!
– Был, – сказал мистер Мэйхью, становясь рядом с судьей. – У тебя был выбор. Просто ты его боялся. Выбор есть и сейчас.
«Похоже, мистер Мэйхью читает мысли мэра, – подумала Эмма. – Потому что он хорошо его понимает, потому что они так похожи…»
Мэр рухнул на колени и зарыдал.
– Простите! – воскликнул он. – Простите меня!
Лицо Чеза оставалось неподвижным и злым.
– Ваши извинения не исправят… – начал он.
Но тут в дальнем конце стадиона началось движение – люди суетились возле ворот, через которые вошли мистер Мэйхью и охранники. А потом толпа разделилась, пропуская маленькую группу новоприбывших.
Это были мама, Джо, миссис Густано, другая Эмма и другой Финн.
Поначалу они двигались осторожно, словно были готовы в любой момент убежать и спрятаться. Но когда толпа расступилась, образовав проход, они зашагали вперёд уверенно, держа голову высоко и гордо.
– Кейт Грейстоун! Джо Девис! Кейт! Джо! Кейт! Джо! – начала выкрикивать толпа.
И на всём стадионе двойники, которые пришли из другого мира, подняли над головой свои «волшебные палочки», сложенные из монет. Солнце так и заиграло на них – казалось, люди зажгли фонарики в честь мамы, Джо и всего, что они сделали.
А ещё – чтобы почтить память Джины Чукоф и папы.
Дойдя до сцены, мама и Джо бросились бегом: мама – к Чезу, Эмме и Финну, а Джо – к Коне. Потом он обнял и Кафи. Кейт Густано и двое её младших детей отстали лишь на несколько шагов – они бежали к Рокки и мистеру Густано.
Толпа принялась скандировать:
– Спа-си-бо! Спа-си-бо!
Охранники, солдаты и полицейские скандировали вместе с остальными. Уже не приходилось сомневаться, что они заодно с двойниками, которые пришли на помощь из другого мира.
Заодно со всеми, кто был на стороне мамы, Джо и правды, а не мэра, который желал покорить оба мира.
Смеясь, мама шагнула к микрофону.
– Нам не нужны благодарности, – сказала она.
Эмма взглянула на маму и впервые за несколько недель – а может быть, и за всю жизнь, – заметила, что мама абсолютно счастлива, без малейшей примеси страха. И тогда Эмма поняла, что ей тоже больше нечего бояться. Глядя на мамино лицо, на ликующую толпу, на монетки, сверкающие в солнечном свете, Эмма почувствовала себя так, словно разгадала самый простой шифр, прочитала сообщение, которое никто и не скрывал, и обнаружила самую очевидную истину.