Способность быстро перемещаться и, соответственно, многое видеть и слышать, обусловленная, как мы видим, самим обликом Леборхам, дает ей возможность и обладать гораздо большим, чем у обычного человека, объемом информации. Неслучайно в саге Осада Эдара говорится, что она «могла обойти всю Ирландию за один день. Каждое хорошее и плохое, что делалось в Ирландии, все сообщала она Конхобару в его палатах Красная ветвь в тот же день». Данная тема объединяет фигуру Леборхам уже с другим персонажем древнеирландской традиции – безумным Суибне. Король Дал Арайде, Суибне был проклят святым Ронаном и превращен им в существо, называемое geilt, в результате чего отчасти утратил рассудок, но получил возможность быстро перемещаться, как бы паря над землей. В саге о нем говорится, в частности, что святой Молинг также потребовал, чтобы Суибне, который, как и Леборхам, имел обыкновение обходить за день всю Ирландию, каждый вечер приходил к нему и рассказывал обо всем, что видел (см. об этом в нашей работе [Михайлова 2001в, 260–262]). По мнению американского исследователя Дж. Надя, именно способность быстро перемещаться обеспечивает Суибне возможность получения некоего тайного знания, которым и пользуется святой Молинг (см. [Nagy 1982, 60]). В то же время, лиминальность героя (признаемся, что широким употреблением данного термина мы обязаны как раз Дж. Надю, поскольку впервые «освоили» его после прочтения его статьи 1981 г. Лиминальность и знание [Nagy 1981]), проявляющаяся на внешнем уровне в способности к левитации, обеспечивает ему доступ к «тайному знанию», источник которого, видимо, находится в Ином мире. В свое время мы имели возможность подумать о том, как именно связана способность Суибне к левитации и быстрым перемещениям с его же возможностью предсказывать будущее и даром ясновидения. Однако, как теперь нам кажется, кроме уже существующих объяснений можно предложить и другие. Как пишет Дж. Надь, контакт с Иным миром и получение информации оттуда обычно происходит путем исполнения неких ритуалов, основанных на маркированном антиповедении (в случае в шаманистским ритуалом «имбас форосны» – жеванием сырого мяса свиньи и засыпанием в проеме двери – лиминальном пространстве). Однако Суибне, как и Леборхам (?), не является все же профессиональным поэтом или пророком. Его «антиповедение» выражается в первую очередь в способности быстро перемещаться. И вот именно в последнем, как нам кажется, и таится возможность овладения «тайным знанием», умение предсказывать будущее и, как в случае с Леборхам, то, что ей ни в чем нельзя было отказать. Мы полагаем, что изображение сверхбыстрых перемещений осознавалось не только как движение в пространстве, но и как перемещение во времени, откуда и возможность не только знать будущее и прошлое, но и влиять на настоящее (и будущее).
Рис. 16. Флейтистка, участница культовых игр. Бронза.
Британия романского периода
Данная идея, которая кажется нам одновременно очень простой и необычайно сложной, в любом случае бесспорно интересна. Она подтверждается огромным числом примеров, причем далеко не только из области кельтской нарративной традиции. Именно поэтому наши рассуждения здесь мы предпочитаем прервать и предоставить читателю самостоятельно подумать на эту тему. Мы же вернемся к Леборхам.
Способность быстро перемещаться и высокая информированность обусловливают и ее основное занятие – быть послом при Конхобаре. Причем, как мы видим в текстах, полномочия ее при этом оказываются достаточно широкими: она не только переносит известия, но и самостоятельно добывает необходимую информацию (например – в случае с Луайне), а также, если нужно, использует свой талант убеждения. Иными словами, она не только все про всех знает, но и «ей ни в чем нельзя отказать». Характерен в данном случае пример из саги Смерть Кухулина. Когда, как рассказывается в поздней версии саги (так называемая Версия В XV в.), во время наступления врагов уладами овладел их странный недуг (они становились слабее, чем женщина после родов: результат проклятия оскорбленной в давние времена богини по имени Маха[12]), король Конхобар понял, что защитить их может только Кухулин, не подверженный этой странной болезни. И, естественно, единственный способ найти Кухулина и убедить его вступить в битву он видит в обращении к Леборхам: Cáit a bhfuil Leabharcham, ar Conchubhar. Ataim sonna, ar Leabharcham. Gluais ar chend Con Ccolainn 7 tabhair dom ionnsoigh-si é… [Aided Con Culainn 76] – «Где Леборахам, – сказал Конхобар. – Я здесь, – сказала Леборхам. – Проскользни к Кухулину и сделай для меня это его убеждение…». Конхобар уверен, что именно Леборхам знает, где Кухулин находится, и что ей непременно удастся убедить его вступить в сражение. И если первое еще как-то понятно (находясь постоянно всюду, она, естественно, знает, где кто в данный момент пребывает), то второе, как нам кажется, требует дополнительной интерпретации.
Действительно, Леборхам удается убедить Кухулина вступить в битву против целого войска, хотя он понимает, что погибнет («Поднимись, о Кухулин, встань на защиту Маг Муртмене от мужей Галеони…»). Но, можем мы сказать, кроме слов Леборхам, здесь может сыграть свою роль и чувство чести героя, который не хочет, чтобы его потом упрекнули в трусости. Однако аналогичным образом в саге Болезнь Кухулина Кухулин соглашается исполнить просьбу Леборхам поймать для уладских женщин чудесных белых птиц, хотя и понимает, что требование это, мягко говоря, женская блажь: «Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц <…> – Как же нам быть? – спросили женщины. – Не трудно сказать, – молвила Леборхам, – я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание. Она подошла к Кухулину и сказала ему: – Женщинам было бы приятно, если бы ты достал им этих птиц. – Кухулин схватился за меч, грозя ударить ее: – Уладские блудницы не нашли ничего лучшего, как посылать меня сегодня охотиться на птиц для них! – Ты не прав, – возразила Леборхам, – гневаясь на них. Ведь ты виновник одного из ущербов, постигших уладских женщин – виновник их кривизны[13]» (пер. А. Смирнова [Ирландские саги 2023, 131–132]). Из двух данных примеров мы видим, что странная особенность Леборхам, проявляющаяся в том, что «ей ни в чем нельзя было отказать», может корениться просто в ее даре убеждения, в умении найти в нужный момент необходимый веский аргумент, который разобьет все возражения.
Данное рациональное объяснение кажется нам слишком простым, чтобы быть верным. Кроме того, в ролевом распределении персонажей саг уладского цикла она вряд ли может претендовать на амплуа персонажа «мудрого и рассудочного» (эти функции скорее, выполняет некий Сенха, сын Айлиля, постоянно стремящийся всех примирить). Кроме того, мы не знаем, к каким аргументам могла прибегнуть Леборхам, когда беспрепятственно проходила не только в закрытый для всех дом, где воспитывалась девочка Дейрд- ре, но и через полосу осады лагенов в саге Осада Дун Эдар. И все же идея о необычайном даре убеждения (чем-то, видимо, дополнительно подкрепленном) отчасти, как кажется, представляет интерес.
Мы полагаем, что причин того, что Леборхам «ничего нельзя было запретить», на самом деле – несколько, а точнее – на разных уровнях нарративной ткани работают разные системы причинно-следственных отношений. Это приводит к тому, что некий универсальный архетип, который просматривается за данным образом на уровне чисто компилятивном, начинает нуждаться в дополнительных мотивациях, которые затем разные компиляторы по-разному формулируют. Причем разные мотивации далеко не всегда противоречат друг другу, и, более того, иногда вторичная мотивация обретает уже самостоятельный сюжетообразующий статус. Поясним нашу мысль.
Леборхам предстает во всех приведенных нами, довольно немногочисленных, примерах как персонаж, для которого действительно как бы не существует системы социальных запретов. Дочь раба и рабыни, она тем не менее оказывается близким к королю лицом, которое, видимо, уполномочено давать ему советы и рекомендации. Именно она решает, как лучше провести ежегодную ритуальную встречу-пир Конхобара и его «вассалов» (в саге Опьянение уладов), именно она выбирает для короля невесту (Луайне), именно она безнаказанно сводит Дейрдре с ее возлюбленным Найси, в результате чего среди уладов возникает страшный конфликт (сага Изгнание сыновей Уснеха), она решается обращаться к Кухулину с просьбами, на которые не решаются другие женщины, включая его жену, она спокойно проходит через полосу осады, и лагены не смеют ее задержать. Как нам кажется, весь данный поведенческий комплекс уже на уровне истории культуры напоминает скорее фигуру… шута, который также обладает маркированно отталкивающей внешностью, также ведет себя часто вызывающе, но при этом странным образом перманентно безнаказан. И более того, как отмечает в монографии, посвященной теме шута в средневековой Ирландии, А. Харрисон, «шут- трикстер универсален и униспастичен, он может пересекать границы времени и пространства» [Harrison 1989, 25]. Так, в качестве примера он рассказывает о некоем шуте, который, как и Леборхам в наших примерах, мог утром быть на о. Мэн (на востоке), а вечером – уже на западе Ирландии.
Но, безусловно, сходство в данном случае мы полагаем лишь кажущимся, поскольку у Леборхам отсутствует главное качество шута – имитировать безумие (в ирландской нарративной традиции – быть безумным). Речь идет скорее о совпадении «вторичной атрибутики» персонажа. Если, как полагает Харрисон, шут находится одновременно вне социума и внутри него, то отчасти теми же чертами обладают и многие другие маргинальные фигуры. Как показывает, например, А. Байбурин, русские нищие также имитируют своего рода лиминальное состояние, своей одеждой, поведением и речью манифестируя себя как представителей Иного мира (см. [Байбурин 1993, 114]). Вызывая невольный, безотчетный страх, они, по идее, должны вызвать у адресата и желание выполнить их просьбу (как правило, естественно, имеющую характер материальный). Ср. одно из определяющих суть Леборхам как персонажа свойств – ей ни в чем нельзя отказать.