Арихан был готов предложить свои услуги в сем деле сразу же после гибели Малика, но кое-какие странности заставили его призадуматься. В последнее время Примас, неизменно – само совершенство, вел себя так, словно его подменили. Во-первых, сделался крайне замкнут, во вторых – все эти необъяснимые продолжительные отлучки… и, что уж вовсе непостижимо, отдаваемые им приказания не столько помогали жрецам действовать заодно, сколько сеяли среди них хаос.
Да, что-то тут было нечисто… и Арихан понятия не имел, как лучше совладать с затруднениями. Делиться своими тревогами с кем-либо из собратьев – особенно с молодым, но крайне амбициозным преемником Малика – он, определенно, не собирался. Если бы только…
Внезапно верховному жрецу преградил путь особо устрашающий с виду мироблюститель. Погруженный в раздумья, Арихан едва не наткнулся на этого остолопа.
Очевидно, мироблюститель тот повредился умом, так как ничуть не встревожился из-за допущенного прегрешения.
– Владыка Примас желает говорить с тобой, верховный жрец Арихан. Немедля.
– Где он? – осведомился пышнобородый старец, пряча внезапную тревогу за монотонностью голоса.
– Ожидает в своих покоях, достопочтенный.
Арихан кивнул, отпуская мироблюстителя, и двинулся вдоль длинного мраморного коридора – уверенно, но без непочтительности. По пути он миновал еще около полудюжины мироблюстителей, с непоколебимостью каменных истуканов стоявших навытяжку у самых стен. По какой-то причине это встревожило его еще сильнее.
Часовые у дверей, ведущих в покои Примаса, расступились перед ним без единого слова, вселив в верховного жреца Диалона ощущение, будто он уже опоздал. Между тем, к опозданиям Примас относился весьма сурово: на памяти Арихана подобный грех, по крайней мере, однажды стоил согрешившему сердца, вырванного из груди.
В покоях царил непроглядный мрак. Стоило переступить порог, двери сурово, неумолимо захлопнулись за спиной, и Арихан заморгал, привыкая к темноте. Он знал, в каком из залов искать господина, но по какой же причине путь к Примасу не освещен? Обычно здесь, за дверями, горела хотя бы масляная лампа или неяркий факел.
Верховный жрец сделал шаг… и тут прямо по его ноге, оплетенной ремешками сандалии, прошмыгнула, семеня лапами, некая тварь величиной с кошку.
От неожиданности Арихан совершенно не свойственным ему образом пискнул, и это еще усугубило чувство неловкости. Пристало ли ему, верховному жрецу Диалона – а точней сказать, Диабло – пугаться создания столь маленького и незримого? Ему, служителю владыки ужаса! Оставалось только надеяться и молиться о том, что Примас, занятый делами, не заметил его оплошности…
Мало-помалу глаза Арихана привыкли к темноте настолько, что он сумел отыскать путь к самой потаенной части покоев главы Церкви Трех. Пожалуй, он вполне мог бы сотворить свет, однако если Примасу требовалась темнота, на то явно имелась причина, какой эта причина ни будь.
Едва Арихан подошел к дверям в святая святых господина, створки дверей распахнулись перед ним сами собой. Изнутри навстречу верховному жрецу хлынул неяркий потусторонний свет. Опустив взгляд к узким ладоням, Арихан обнаружил, что в этом свете они зелены, точно гниющая плоть.
– Входи же, входи, верховный жрец Арихан! – со странным возбуждением в голосе окликнул его Примас.
Повинуясь повелению, Арихан двинулся к трону. Подойдя ближе, он увидел Примаса. Бородатый, огромного роста, с виду куда моложе и в то же время много старше жреца, господин взирал на вошедшего со странным восторгом, и Арихан в который уж раз удивился разительным переменам в его поведении. Прежде он неизменно знал, чего ждать от аудиенции… но на сей раз мог лишь теряться в догадках.
Согласно обычаю, верховный жрец преклонил колено у ног господина. Он знал, что на самом деле Примас – отпрыск владыки Мефисто, однако в мыслях неуклонно называл его титулом смертного существа, но не по имени.
Не Люционом.
– О величайший и всемогущий Примас, сын царственнейшего Мефисто, твой верный слуга Арихан, как ты и приказывал, здесь. Чем я могу служить тебе?
Со стороны трона донесся отрывистый неудержимый смех. Ошеломленный, Арихан лишь чудом совладал с непроизвольным стремлением поднять взгляд. Столь… безрассудного, столь самозабвенного смеха он не слыхал от господина еще никогда.
Едва подумав об этом, верховный жрец поспешил прогнать кощунственные мысли прочь. Думать о Примасе дурно его слугам не подобало… и для здоровья, к тому же, было крайне небезопасно.
– Встань! Встань же, верховный жрец Арихан! – едва ли не жизнерадостно велел сидящий на троне.
Старательно сохраняя почтительный вид, Арихан повиновался. Возможно, все это – испытание. Возможно, господину угодно взглянуть, насколько Арихан верен и предан ему.
– Я весь внимание, о преславный. Повелевай.
– Да… да, ты… ты… – Примас небрежно оперся об один из подлокотников трона. – Он… Я – есть Глас Трех, не так ли?
– Гм… Безусловно, о преславный. – Чувствуя, как его брови сами собой встревоженно, недоуменно сползаются к переносице, Арихан поспешил взять себя в руки. Каких бы причуд ни выкинул Примас далее, его лицо будет выражать лишь безмятежное преклонение.
Да, несомненно, это всего лишь какое-то испытание…
Примас заерзал на троне, но в следующий же миг, словно осознав, как выглядит со стороны, посуровел лицом.
– Верховный жрец Арихан! Не хочешь ли ты чего-либо сказать?
– Н-никак нет, о великий! Я всего-навсего жду, чтоб ты изъявил свою волю!
– Вот и славно… вот и славно…
И тут из-за ворота Примаса вползло нечто небольшое, черное… «Паук!» – изумился Арихан. Однако глава Церкви Трех не обратил на ползучего гада никакого внимания – даже после того, как тот пополз по его шее наверх.
– Он… я знаю, как привлечь на нашу сторону этого смертного, верховный жрец Арихан. У меня есть план, непревзойденный план! Однако с его претворением в жизнь следует поспешить, ибо тут необходимо участие наших братьев в Хашире.
– В Хашире? – переспросил жрец, тщетно стараясь оторвать взгляд от паука.
Паук, явно по-прежнему оставаясь незамеченным, вскарабкался к Примасову подбородку.
– Да-да, в Хашире… Хашир – превосходное место для того, чтоб повернуть ход событий вспять…
Арихан склонил голову перед мудростью Примаса. Если у него имеется план, план сей наверняка завершится небывалым успехом.
Паук между тем добрался до уха и даже запустил две из восьми лапок внутрь. Как ни старался верховный жрец Диалона, а глаз от него оторвать не сумел.
Паук… что-то такое о пауках Арихан некогда слышал… вот только что же?
Сидевший на троне с поразительным проворством схватил паука и стиснул кулак, раздавив ползучую тварь.
– Что-то неладно, мой Арихан?
Впервые с тех пор, как сухопарый старик переступил порог зала, господин обратился к нему, не присовокупив к имени титула… Встревоженный до глубины души, Арихан едва нашел в себе силы отрицательно покачать головой.
– Вот и славно… вот и славно…
Не разжимая кулак, Примас широко улыбнулся… чего за ним никогда прежде не замечалось.
– Ты станешь моим поверенным! – объявил он. – Слушай же, что надлежит сделать, дабы человек по имени Ульдиссиан принял нашу сторону… захочет он того или нет.
Склонив голову, Арихан принялся слушать, чего желает от него Примас, и чем дальше он слушал, тем верней забывались, погружались в глубины разума все мысли о недавних чудачествах господина. В конце концов, Арихан живет для служения Примасу – только это одно и имеет значение.
Только это одно… да еще непреложный факт: никакие приметы безумия не помешают Примасу, сыну Мефисто, раздавить Арихана с той же легкостью, что и незадачливого паука.
Глава девятая
Казалось, тьме, окружающей Мендельна со всех сторон, нет ни конца ни края. Пожалуй, если даже бежать и бежать во всю прыть до тех пор, пока держат ноги, ничто вокруг не изменится. Так и останется темно да пусто. С одной стороны, это пугало… но с другой – возбуждало странное, нездоровое любопытство.
Однако тревоги об Ульдиссиане оказалось сильнее и любопытства, и страхов, и чем дольше Мендельн оставался один, в темноте и безмолвии, тем сильнее ему не терпелось вернуться назад… если это, конечно, возможно. Как-никак, он, весьма вероятно, в плену.
«К чему это предательство, Ахилий? – подумал он. – К чему похищать меня, когда я всего-навсего собирался воссоединить тебя с остальными? Какая причина могла побудить тебя мне помешать?»
– Очень и очень веская, – откликнулся голос, столь часто звучавший в его голове. – То, что ты собирался сделать, повлекло бы за собой весьма неприятные последствия.
В темноте обозначился силуэт высокого мужчины с бледным, безупречной красы лицом, и мужчина этот отчего-то казался неотъемлемой частью тьмы. В плаще с капюшоном, ростом незнакомец превосходил Мендельна на целую голову, но это сын Диомеда заметил только сейчас.
– Какие еще последствия? Ну, какие? Говори толком! Что за последствия?
Вместо того чтоб ответить на сей вопрос, стоявший напротив отвернулся и поднял взгляд ввысь… однако Мендельн, взглянув туда же, ничего нового не увидел. Там, наверху, было так же темно, как и повсюду вокруг.
– Ну как? – заговорил незнакомец (хотя нет, отчего незнакомец – он же назвался Ратмой), обращаясь к бескрайней тьме. – Чувствуешь, что у нее на уме?
И бескрайняя тьма отвечала:
– Нет… в этом отношении она защищена превосходно. Пожалуй, только ему одному и известно, как преодолеть ее защиту и докопаться до истины…
Ратма нахмурил брови.
– А ожидать помощи от отца, скорее всего, не стоит… ибо он постарается стереть меня в пыль еще верней, чем она.
– Да… мелочь, казалось бы, но…
Всякий раз, как этот, второй, подавал голос, у Мендельна начинала дико болеть голова, словно разум Диомедова сына недостаточно крепок, чтобы вместить его целиком. Вот и сейчас, изо всех сил стиснув виски ладонями, он с великим трудом устоял на ногах.