– Прости, – сказал тот же голос, заметно умерив силу. – Впредь постараюсь держаться в приемлемых для тебя пределах…
Ратма помог Мендельну выпрямиться.
– Когда он впервые заговорил со мной, я думал, голова не выдержит – надвое треснет.
– А моя разве еще цела? – отозвался Мендельн и заморгал, вглядываясь во мрак. – Кто это говорит с нами? Где он? Я и его голос уже слышал! Эй, ты! – с внезапной злобой крикнул он темноте. – Покажись на глаза! Покажись, чтоб я знал всех, кто меня в плену держит!
– Ты здесь вовсе не пленник, – негромко возразил Ратма, – и мы тебе отнюдь не враги.
– Но и не друзья, это уж точно! Иначе зачем разлучили меня с Ульдиссианом, когда место мое рядом с ним?
– Причина проста. Если ты хочешь быть рядом с ним, когда это нужнее всего, то сейчас должен побыть здесь, с нами…
– Снова загадки? Кто ты таков, голос из мрака? Покажись, хватит прятаться!
Ратма с досадой прищелкнул языком.
– Продолжать объяснения бессмысленно, друг мой, пока он не увидит тебя, – сказал он в пустоту. – Только помни: он – всего-навсего смертный.
– Он не намного слабее тебя, Ратма…
– Иного я и не утверждал.
Слушая их разговор, Мендельн чувствовал: эти двое явно знакомы друг с другом невероятно давно, а связь между ними столь же крепка, как и та, что соединяет их с Ульдиссианом…
– Ну так узри же меня, Мендельн уль-Диомед, – объявил голос из темноты, как и обещал, поутихший до легкого гула под черепом. – Узри и узнай, подобно ему, Ратме…
Во мраке над головой разом вспыхнули звезды – несметное множество ослепительных звезд, закружившихся, будто подхваченные буйным вихрем, заполнивших собой темную высь настолько, что Мендельну, хочешь не хочешь, пришлось прикрыть ладонью глаза. Поначалу в их мельтешении не чувствовалось ни складу ни ладу, но вот они брызнули в стороны, становясь по местам, и вскоре Мендельн сумел разглядеть образуемый звездами силуэт – полупрозрачный, едва различимый, но все-таки различимый до узнаваемости.
То было создание из древних легенд, из волшебных сказок, никогда не существовавшее на белом свете. Давным-давно, в раннем детстве, Ульдиссиан с удовольствием пугал брата подобными сказками… а маленький Мендельн от души наслаждался каждой из них.
Но вот теперь… теперь, узрев над собою такую громадину, да еще сложенную из множества звезд… Мендельн утратил дар речи и замер, изумленно разинув рот.
То был дракон. Длиннотелый, гибкий, змееподобный дракон эпических – нет, далеко превышающих пределы всякого эпоса пропорций.
«Выбор Дракона пал на тебя…»
Именно это или нечто очень похожее было высечено на камне посреди жуткого призрачного кладбища, куда Мендельна неожиданно занесло во время пребывания в Парте.
«Выбор Дракона пал на тебя…»
Неземное создание изогнулось, устремив взгляд книзу. «Глаза» его тоже являли собою дивные скопища самых мелких из звезд.
– Узри же меня, – повторило оно, – узри же и знай: имя мое – Траг’Ул…
– То есть, «Тот, Кто Пребудет Вовеки», – вкрадчиво, безмятежно, словно ничуть не удивленный поразительным зрелищем, пояснил Ратма. – По крайней мере, таково одно из значений. Вообще-то их около полудюжины.
Но Мендельн едва расслышал его пояснение: говоря, дракон не прекращал двигаться, змеясь в пустоте… и тем самым являя взору младшего из Диомедовых сыновей новое диво. В каждой из драконьих «чешуек», очерченных звездами, брат Ульдиссиана мог видеть краткие, мимолетные мгновения жизни… собственной жизни. Вот он – младенец на материнских руках… При виде матери Мендельн, не удержавшись, вскрикнул: горечь утраты, потери всех родных и близких, ранила в самое сердце, как будто смерть постигла их только вчера.
С трудом удалось ему оторвать взгляд от этой сцены, а дальше картины прошлого, моменты его жалкой, крохотной бренной жизни, наверняка казавшейся Траг’Улу не более чем мгновением ока, замелькали перед глазами один за другим.
В попытке избавиться от ощущения собственного ничтожества Мендельн оглядел сказочное создание целиком… и сразу же обнаружил в его чешуйках отражение не только своей жизни, но и сотен – нет, тысяч других.
«Да ведь тут же мы все, – понял Мендельн. – Весь Род Людской, начиная от самого первого… а каждая чешуйка… каждая чешуйка – мерило свершенного нами…»
Среди всего этого множества жизней взгляд его сам собой отыскал Ульдиссиана. Мало этого, образы братьев то и дело сплетались воедино – что, разумеется, вовсе не удивительно. Вместе ли, порознь, связаны они были не просто кровным родством.
Однако ж… чем дальше годы их жизней мчались вдоль «тела» исполинского зверя, тем дальше расходились в стороны их жизненные пути. Вот перед глазами Мендельна промелькнул найденный возле Серама камень… а вот – соблазнение брата Лилит в образе Лилии… картины сменяли одна другую быстрей и быстрей. Парта. Люцион. Гибель Ахилия. Тораджа. Серентия… и далее, и далее, до тех пор, пока…
Траг’Ул вновь шевельнулся, и жизни Диомедовых сыновей затерялись в океане других судеб. Вновь вскрикнув, юноша перевел взгляд на драконью «морду».
– Большего тебе видеть не следует, – пояснил Траг’Ул. – Далее начинается царство возможного, пути, что еще не определены. Попытки выбирать из них нужный, прежде чем сама жизнь поможет принять решение, очень опасны и для тебя, и для всего вашего мира…
Речь шла о будущем! Дракон отражал не только прошлое и настоящее, но и то, что может произойти… Только теперь Мендельн сумел постичь, сколь невероятно велик, сколь необъятен змей, распростершийся над головой. Теперь он чувствовал, что Траг’Ул явил ему – и даже Ратме – лишь малую толику своего естества, и, обернувшись к рослому спутнику в длинном плаще, едва сумел вымолвить:
– Кто же…
– Ты хочешь знать, кто он таков? – уточнил Ратма, кивнув в сторону мириадов непрестанно движущихся огоньков. – Этого точно не знает даже он сам. Траг’Ул появился на свет вскоре после того, как было сотворено мироздание, хотя и не совсем таким, каким видим мы с тобой его сейчас.
– Верно… таким, как сейчас, я сделался позже…
Всякий раз, как дракон подавал голос, чешуйки на его теле начинали переливаться, мерцать, непрестанно являя взору все новые и новые жизни, все новые и новые моменты времени.
– Позже… когда найдены были Осколки… когда мятежные ангелы с демонами создали Санктуарий…
О чем толкует сказочный исполин, Мендельн и знать не знал, однако, услышав про демонов, ожег взглядом Ратму, чертами лица очень – слишком уж – напоминавшего кое-кого еще.
Ужасная догадка поразила Мендельна в самое сердце. Теперь он точно знал, кто перед ним.
– Ты и она! – охваченный гневом, прорычал брат Ульдиссиана, обличающе ткнув пальцем в сторону Ратмы, стоявшего рядом недвижно, словно сама смерть. – Ты и она! Я вижу, вижу! Ты – ее… ее…
В ярости Мендельн призвал на помощь слова заклинания, хоть и прекрасно знал, что получил их от того самого, кого вознамерился атаковать.
Ратма вскинул кверху ладонь. В руке его появился все тот же костяной кинжал, что и перед похищением Мендельна. Едва с языка Ульдиссианова брата сорвалось последнее слово, кинжал ярко вспыхнул.
В этакой близости от сверхъестественного сияния, да еще попривыкший к окружающей тьме, Мендельн немедля ослеп и, вскрикнув, отпрянул назад.
– А он неплохо усвоил твою науку, Ратма…
– Пожалуй, даже слишком хорошо. Я чуть не опоздал. Однако разум его… и его дух… еще не совсем в ладу с Равновесием.
– Обнаружив перед собою потомка Лилит, поневоле можно прийти в замешательство. Вспомни о чувствах, Ратма. Порой мне кажется, друг мой, что ты слишком серьезно воспринимаешь мои наставления…
Озабоченный только тем, чтобы вновь обрести зрение, разговора их Мендельн не слушал, а лишь пятился, пятился прочь в надежде хоть как-нибудь, да улизнуть, скрыться от затащившего его сюда демона.
– Я, Мендельн уль-Диомед, вовсе не демон… по крайней мере, в полном смысле этого слова, – заметил Ратма, очевидно, снова сумевший прочесть его мысли.
– Вон из моей головы!
Мало-помалу перед глазами Ульдиссианова брата снова возник человек в долгополом плаще.
– А этого, ученик мой, уже не изменить. Восприимчивость к предлагаемому мною ты доказал еще в тот день, когда увидел камень в лесу близ своей деревушки. Камень этот и был первым твоим испытанием.
– Каким еще испытанием? Проверкой, соглашусь ли я стать прислужником демона?
Звезды над головой дрогнули. Подняв взгляд, Мендельн подумал, что на морде Траг’Ула отражается нечто вроде… укоризны.
– Порой ты, Ратма, слишком уж категоричен. Объясни ему все подробнее. О родословной его расскажи, о Лилит…
– Я и собирался. И тебе об этом прекрасно известно.
В голосе Ратмы впервые прозвучал едва уловимый намек хоть на какие-то чувства – возможно, что-то сродни раздражению.
– Да-да… Со временем… Как обычно, со временем…
Вновь звезды дрогнули, всколыхнулись, вновь отразили людские жизни – самые разные, всякий раз новые…
Внезапно Ратма вздохнул.
– Да. Возможно, я вправду слишком замешкался с этим, хотя сам же и говорил о необходимости поспешить. Знай, – безмятежно пояснил он Ульдиссианову брату, – ты, Мендельн, сын Диомеда, сына Терона, сына Хедассиана… в жилах твоих течет и моя кровь. Ты – мой потомок… а, следовательно, и потомок той, что известна тебе как Лилит.
– И про Инария тоже не забывай…
– Про Инария он и сам очень скоро узнает, – откликнулся Ратма, ни на миг не сводя с Мендельна зоркого взгляда и держа наготове кинжал.
Однако ни повторять нападения, ни возразить хоть словечком Мендельн даже не думал. Помимо прочего, наука Ратмы позволяла и взвешивать истинность чужих слов.
– Ты не солгал, – прохрипел Ульдиссианов брат, покачав головой. – И сам позаботился о том, чтоб я это понял! Выходит, мы с Ульдиссианом… выходит, мы ведем род от