– Мое имя… мое имя не говорит тебе ни о чем… неужто с тех пор прошло столько… столько…
Запнувшись, он снова внимательно оглядел собственный торс из земли и камня.
– Да-а-а… как мало здесь от меня и… и как много от сего мира! О чем я грезил… какую себе предназначил судьбу… так оно все и вышло… даже забвение… смертными…
Земляная стена за спиной Ульдиссиана рассыпалась. Ульдиссиан замер, ожидая какого-нибудь подвоха, но великан попросту опустился на бугорок, поднявшийся прямо под ним, чтоб послужить ему сиденьем. Усевшись, Бул-Катос поник головой, уткнулся взглядом в отделявшую его от Ульдиссиана землю.
– Годы… должно быть, целая тысяча… а то и того больше, – проговорил он и поднял взгляд на незваного гостя. – А скажи-ка, малыш Ульдиссиан уль-Диомед, ведомы ли тебе… ведомы ли тебе имена «Василий» и «Эсу»?
– Эти имена мне знакомы не лучше, чем имя Бул-Катоса, – признался Ульдиссиан. – Но лучше б я познакомился с кем угодно, чем с этим монстром Ратмой!
Поначалу ему показалось, будто последних его слов Бул-Катос не расслышал. Вновь устремив взгляд в землю, великан негромко забормотал:
– Выходит, Василий тебе неизвестен… эх, где же ты, брат мой… где? – вздохнул он, но тут же язвительно хмыкнул. – Но и Эсу тоже! Как бы она… разозлилась… если, конечно, пыл ее… еще не угас…
Развеселившийся, великан тут же помрачнел вновь, но его болтовня Ульдиссиана не интересовала ни капли. Главное, этот Бул-Катос, кем он ни окажись, знаком с Ратмой. Возможно, это каким-нибудь образом поможет Ульдиссиану в спасении Мендельна?
И тут сыну Диомеда вспомнилось одно из его замечаний.
– Бул-Катос, ты помянул о потерянном брате. Вот и мой брат исчез. Зовут его Мендельн, и он стал жертвой Ратмы! Если б ты мог хоть чем-нибудь мне помочь…
Бул-Катос поднял на него взгляд.
– Стал жертвой Ратмы… не может быть. Он не таков… как Эсу… совсем не таков… жива она, или нет…
«Нет, все напрасно», – решил, наконец, Ульдиссиан. Очевидно, Бул-Катос давным-давно отрекся от всего прочего мира… и, может, даже от себя самого. Ну что ж, если странное существо ничем ему не грозит, пора двигаться дальше.
И вновь взгляд его сам собой скользнул в сторону высочайшей из гор. На сей раз Ульдиссиан призадумался: что, если туда и направиться?
Однако устрашающий великан, словно прочитав его мысли, вмиг оживился и вскочил на ноги.
– Твой путь, юнец… ведет куда угодно… но не туда…
Это только прибавило Ульдиссиану решимости добраться до пика.
– Отчего ж не туда?
– Оттого, что… этот путь… для тебя закрыт.
Эти слова разъярили Ульдиссиана сильнее прежнего.
– Ну что ж, прекрасный повод сходить туда, – отвечал он, упрямо выпятив подбородок.
Бул-Катос прибавил в величине. Лицо из земли пополам с камнем осенила зловещая тень, и даже почти человеческий взгляд великана сделался угрожающим.
– Нет. Этому не бывать.
Великан двинулся к Ульдиссиану. Куски дерна и камни сыпались с него на каждом шагу. Теперь Бул-Катос, хоть и по-прежнему словно бы слепленный из самой земли, приобрел смутное сходство с бородатым воином: землисто-бурая кожа, волосы зелены, точно трава… и никакой неуверенности в движениях.
Как и насчет его намерений в отношении Ульдиссиана.
На ходу Бул-Катос вскинул вверх руку, и в его кулаке появилась огромная каменная палица. Первый удар он направил прямиком в живот смертного.
Однако незримая преграда, немедля сотворенная Ульдиссианом, отразила оружие. Диомедов сын вмиг взмок от пота: удар великана едва не достиг цели.
– А ты сильнее, чем кажешься с виду, – пророкотал Бул-Катос. – Я, юный, счел бы тебя нефалемом, да только мы с Ратмой, из них, похоже, последние…
– Если и последние, то разве что для своей эпохи, – парировал сын Диомеда. – Но те времена, как ты сам и заметил, давным-давно миновали.
– Сколько бы столетий с тех пор ни прошло, о долге я не забыл! И посему путь к горе Арреат остается закрытым и для тебя, и для всякого другого, кто ни вознамерится осквернить ее недра!
С этими словами Бул-Катос ударил палицей оземь, и земля содрогнулась так, что Ульдиссиан не устоял на ногах. Между тем каменно-земляной великан обретал все большее и большее сходство с воином древних времен. В сандалиях, в килте на бедрах, с золотым обручем поперек лба, Бул-Катос разительно напоминал некое варварское божество… варварское божество, всеми порами излучавшее мощь, с какой Ульдиссиан еще не сталкивался никогда, даже в бою с Люционом.
– Мы дали клятву навеки закрыть путь к великой горе для тех, кто подобен Эсу, – гневно продолжал Бул-Катос, – для тех, кто стремится воспользоваться тем, что хранится внутри нее, дабы и еще больше разорить наш обессилевший мир! Может быть, остальные и сроднились с землей еще крепче меня, но в память о них, верный данному слову, я не оставлю того, что почитаю священным долгом!
Палица снова грянула оземь, и Ульдиссиан, не успев подняться, вновь рухнул на спину. Падение он превратил в кувырок – весьма разумный маневр: в следующий же миг палица раздробила камень в том самом месте, где он коснулся земли.
– Что ж, юный глупец, я не Эсу, и стихии мне неподвластны, однако силой Бул-Катос располагает немалой!
– А болтает о ней еще того больше! – в свою очередь огрызнулся Ульдиссиан.
Невзирая на неудобство положения, сосредоточиться на противнике ему удалось. Да, по такой цели, как великан, и захочешь – не промахнешься…
Грохот, разнесшийся над холмом, мог бы сравниться с ударом грома. Полоска земли меж бойцами взорвалась, словно сам воздух вспыхнул огнем. Противников разом отбросило далеко-далеко друг от друга.
Ульдиссиана швырнуло о дерево. От удара о ствол все тело заныло так, точно в нем не осталось ни одной целой косточки. Несмотря на боль, сын Диомеда немедля оттолкнулся от дерева, пригнулся к земле, подхватил из-под ног пригоршню пыли, подбросил ее повыше и сосредоточился.
Разлетевшаяся в стороны, сухая земля обернулась буйным, слепящим глаза пыльным смерчем, налетевшим на великана, едва тот снова обрел равновесие. Однако Бул-Катос, даже не покачнувшись, набрал полную грудь воздуха… и громко чихнул. Смерч тут же распался, утих, а пыль, слипшаяся в тугой шар, упала прямо в подставленную воином бурую, точно глина, ладонь.
Оглушительно захохотав, Бул-Катос поднял над головой сжатый кулак, и пыль, заструившаяся из его кулака в обе стороны, в мгновение ока обернулась копьем с мерцающим, словно алмаз, наконечником. Это копье гигант и швырнул, целя в Ульдиссиана.
Бывший крестьянин вновь заслонился незримым щитом, но на сей раз сотворенный им щит оказался недостаточно прочен. Копье замедлило лет, однако не остановилось. Ульдиссиан поднажал, но все же копье угодило ему в левое плечо. Наконечник вонзился в плоть, заставив Диомедова сына невольно вскрикнуть…
…а древко перехватил, стиснул в обеих руках Бул-Катос, вмиг очутившийся рядом. Очевидно, заметив, что рана стараниями Ульдиссиана вышла совсем неглубокой, великан вознамерился вогнать копье глубже.
– Я предостерегал! Если бы ты, юный, отказался от неразумной затеи!.. Я связан клятвой и должен остановить тебя!
Ульдиссиан тоже вцепился в древко копья близ наконечника. Вдоль древка к держащему копье врагу с треском скользнула молния. Окутанный коконом неодолимых сил, Бул-Катос испустил оглушительный рев.
Скрипнув зубами, Ульдиссиан оттолкнул копье прочь и, отшатнувшись назад, коснулся кровоточащей раны. Рана немедленно затянулась.
Бойцы замерли, глядя друг другу в глаза. Дышали они – и Ульдиссиан, и Бул-Катос, хрипло, с натугой.
– Добрая битва! – едва ли не дружелюбно воскликнул гигант. – Такой бой вдыхает в меня новую жизнь, напоминает о великих делах, в прежние времена выпадавших на мою долю день ото дня…
– Может, ты и находишь все это забавным, а вот мне не до смеха! – зарычал в ответ Ульдиссиан. – Мой друг погиб, брат неизвестно где, возлюбленная и те, кто доверился мне, возможно, уже мертвы, а я трачу впустую время на все это! – Внезапно он выпрямился, расправил плечи. – Что ж, Бул-Катос, продолжай свои игры, если угодно, а с меня хватит! Ладно, так уж и быть! Оставь все нечистые тайны этой горы при себе!
– Я не могу положиться на то, что ты не воротишься, юный, и, пусть сам же, по недомыслию, рассказал тебе о горе Арреат и кой о чем хранящемся в ее недрах, оставить в живых тебя не могу!
Великан свел вместе сжатые кулаки, но прежде чем успел предпринять задуманное, между бойцами возник некто высокого роста, в длинном плаще.
– Нет, старый буйвол, ты его не убьешь. Мало этого: я сам отведу его в подземелья горы Арреат.
– Ратма?! – вырвалось у Бул-Катоса, прежде чем Ульдиссиан успел раскрыть рот. Однако в следующий же миг, осознав смысл услышанного, великан угрожающе сдвинул грубо очерченные, точно из камня высеченные брови. – В недра горы? Может, я в одиночестве повредился умом и все это мне только чудится? Ведь ты ни за что на такое бы не согласился!
– Я не более призрачен, чем ты, Бул-Катос, – заверил его Ратма и в подтверждение своих слов ткнул великана в грудь пальцем, испачкав перчатку в земле да зеленых соках травы. – А может, и куда менее, – добавил он, сокрушенно покачав головой. – Я-то думал, ты переживешь даже меня…
– Быть может, и переживу, если вздумаешь настаивать на своем! Что за нужда вот этого… туда, в подземелья вести?
– Есть в том нужда. Мать воротилась.
Иных доводов Ратме не потребовалось. Бул-Катос, изменившись в лице, сплюнул на истоптанную землю, но не слюной – комком грязи. Тут Ульдиссиан сообразил, что Ратма насчет великана прав: да, теперь Бул-Катос стал куда больше походить на человека, однако первые впечатления Диомедова сына оказались верны. От прежнего Бул-Катоса остался разве что дух; живую же, настоящую плоть давным-давно заменили земля и камень, служившие ему основой.
Все это верней любых слов говорило о том, сколь он древен, сколь долгие годы стоит здесь, в карауле у таинственной горной вершины.