Да, Ратма не раз казался Ульдиссиану ничем не лучше своих родителей, но тут что-то помешало ему сказать демонессе правду.
– Я имел с ним недолгий разговор. О тебе он очень скучает и молит тебя о прощении. А после намерен убить тебя.
Лицо над ним исказилось в гримасе чистейшего, беспримесного безумия, а то, что принадлежало оно Серентии, придавало этому зрелищу особую жуть.
Однако в следующий же миг все это безумие вновь скрылось под маской обольстительницы.
– Ну и шутник же ты, дорогой, милый мой Ульдиссиан! Нет, не верится мне, чтоб Инарий счел тебя к чему-нибудь годным! Он полагает себя непорочным, а следовательно, не нуждающимся ни в чьей помощи, дабы устроить все на свой вкус! – с усмешкой сказала Лилит. – И посему будет сидеть на троне, ни сном ни духом не ведая ни о чем, пусть даже своды его блистательного собора рухнут ему на голову!
В этакой беззаботности со стороны Инария Ульдиссиан сомневался, однако в высокомерии Лилит явно не уступала врагу ни на йоту. Крушение всех своих замыслов, да еще из-за каких-то там простых смертных – такого она даже представить не могла.
Одна беда: в последнем демонесса, похоже, не ошибалась. Ульдиссиан чувствовал, как его сила рвется на волю, но что-то надежно сдерживало ее в узде. Да, никаких чар на себе он не замечал, однако работа демонессы вполне могла оказаться очень и очень тонкой.
– Все еще борешься, – заметила Лилит. – Сколь восхитительна твоя целеустремленность… или, может, ты просто хочешь обнять меня еще разок?
С этим она склонилась к нему так близко, будто вот-вот поцелует, и Ульдиссиан, некогда жаждавший прикосновения ее губ, возмутился от всего сердца, однако не за себя – за Серентию, чье тело ныне служило демонессе игрушкой.
Между тем губы Лилит приблизились вплотную к его уху.
– Еще немного, любовь моя, – шепнула она, – и ты обнимешь меня вновь. Против чар, замешанных на крови бедного Рома, даже тебе не устоять! Тогда-то ты, наконец, и увидишь все в том самом свете, в каком мне нужно…
Ульдиссиан едва не плюнул демонессе в лицо.
– Отчего ж ты не сделала этого с самого начала?
Ответом ему был негромкий гортанный смех.
– Да оттого, что простак, полагающий, будто вершит добро – лучшее прикрытие для моих замыслов! Но этот этап давно пройден, и с тех пор ты приобрел так много сторонников – как же мне было устоять, видя такие возможности? Отныне ты будешь привлекать новообращенных, точно зная, что от них требуется в первую очередь… преданность мне!
Ульдиссиан рванулся, пытаясь схватить ее, но все его усилия оказались тщетны. Вновь рассмеявшись, Лилит отстранилась, дабы с удобством полюбоваться стараниями Диомедова сына… и невзначай задела тело Рома, по-прежнему распростертое на груди пленника.
С негромким рыком партанец оттолкнулся от Ульдиссиана, поднялся на ноги и схватил Лилит за руку, в которой та держала кинжал. Ульдиссиана обдало брызгами крови.
На миг Ульдиссиан воспрянул духом… однако все надежды на то, что партанец, застав демонессу врасплох, спасет их обоих, тут же угасли. Развернувшись к Рому, Лилит ухватила его за глотку. К чести своей, бывший разбойник (уж теперь-то в глазах его не осталось ни намека на прежний, внушенный Лилит фанатизм) попытался спалить демонессу. Руки Рома ярко вспыхнули, рука Лилит задымилась в его ладонях…
Но демонесса лишь рассмеялась и, стиснув пальцы, с хрустом раздавила его кадык.
И без того серьезно раненный, умер Ром вмиг. Отпущенное Лилит, его тело рухнуло на каменный пол.
Обагрившая кровью партанца обе ладони, демонесса обернулась к Ульдиссиану. Ее безжалостная улыбка придавала лицу Серентии столь ужасающий вид, что сын Диомеда в страхе отвел взгляд в сторону… но мокрые, скользкие пальцы, впившиеся в подбородок, вынудили его снова повернуться к Лилит.
– Сколько в нем было жизни! Да, любовь моя, кровь бедного Рома подойдет превосходно… как ты полагаешь?
В ответ Ульдиссиан лишь окинул ее гневным взглядом. Потрепав его по щеке – и еще сильнее испачкав в крови Рома, – демонесса вновь разразилась смехом.
Тут Ульдиссиан почуял в зале кого-то еще. Нет, на то, что новоприбывший явился ему на выручку, он даже не надеялся, и действительно, тот оказался одним из двоих караульных, обездвиженных его чарами.
На Ульдиссиана эдирем взглянул, точно на муху, обнаруженную в тарелке.
– Все остальные здесь, госпожа Серентия, – доложил он, словно бы нимало не удивившись при виде мертвого тела Рома.
– Пусть войдут. А после вы с другом не впускайте сюда никого, пока я не закончу.
Караульный кивнул и скрылся за дверью.
– Ты себе и не представляешь, любимый, скольких из них без труда удалось обратить в тех, кто мне нужен! – сказала Лилит, стоя над трупом партанца. – Ты столь любезно принимал всех, кто ни согласится на твое предложение, но ведь твоя воля, похоронив истинные побуждения каждого в глубинах души, отнюдь не уничтожила их без остатка. Обратить их оказалось даже проще, чем нашего доброго Рома.
Не выпуская из рук кинжала, она склонилась перед Ульдиссианом в глумливом реверансе.
– Одним словом, устроил ты все просто на славу, так прими же за то мою благодарность!
По-прежнему пытаясь потянуть время, Ульдиссиан еще раз огляделся вокруг. Да, сейчас в зале не осталось ничего, кроме резного лика Лилит, однако он заподозрил, что некогда стены были покрыты изображениями и письменами, посвященными не менее нечистым созданиям, сплошь.
– Что особенного в этом месте? Зачем ты его искала?
– Что особенного? Это место, любовь моя – связующее звено, краеугольный камень, заложенный в основание всего Санктуария многие сотни лет тому назад! Здесь, можно сказать, был вбит один из первых гвоздей, скрепляющих воедино весь мир! Здесь, в этом месте, заключена невероятная мощь – ведь в нее вложил толику сил каждый из демонов с ангелами, строивших сие прибежище, включая сюда и его. Сила, присущая этому месту, столь велика, что, как видишь, даже ваш род, чуя ее, возвел над ним храм. И, наконец, именно здесь, – жизнерадостно подытожила демонесса, коснувшись груди ладонью, – именно здесь, более трех сроков жизни тебе подобных тому назад… я отыскала путь к возвращению в Санктуарий.
Услышав, что Лилит воротилась в его мир столь давно и все это время оставалась незамеченной, Ульдиссиан был не на шутку удивлен. Удивлен и испуган. Весть эта придала новых сил прежним страхам: что, если демонессе в самом деле удастся исполнить задуманное? Если уж даже ангел, отправивший Лилит в изгнание, так долго не замечает ее возвращения, то…
Но прежде, чем ему удалось узнать что-либо еще, в зал гурьбой хлынули обращенные Лилит эдиремы. При виде стольких прекрасно знакомых лиц – мужских, женских – сердце Ульдиссиана болезненно екнуло. Среди вошедших имелись и партанцы, и тораджане, и, надо думать, кое-кто из хашири – общим числом не меньше двух дюжин душ.
– Встаньте вдоль стен, – велела Лилит.
Пользуясь тем, что она отвлеклась, Ульдиссиан снова, в последний раз начал искать путь к свободе. Особых надежд на успех он не питал, но не мог и заставить себя попросту взять да смириться с очевидно неизбежным…
И тут, к немалому его удивлению, чары, удерживавшие Диомедова сына на алтаре, ослабли разом в двух-трех местах. Кое-как сумев скрыть радость, Ульдиссиан сосредоточился на слабине волшебства… и обнаружил изъяны в чарах именно там, где его тело было обрызгано Ромовой кровью.
Ульдиссиан принялся с осторожностью прощупывать, расплетать связавшее его волшебство, и вскоре почувствовал, что узы мало-помалу распутываются.
Вот только дело шло слишком медленно. За это время Лилит успела расставить большую часть своих пешек по местам, приготовила их к затеваемому ритуалу и снова остановилась над убитым партанцем.
Пожалуй, исторгнутых ею звуков не смог бы издать ни один из смертных. Очевидно, то были слова заклинания: стоило демонессе заговорить, Ульдиссиан немедля почувствовал, как зал наполняется незримыми токами могучих сил, хлынувшими наружу из недр земли.
Вместе с токами сил хлынуло кверху и еще кое-что… а именно – кровь из ран Рома. Взвившись в воздух, алые струи достигли кинжала в руке Лилит, но на сей раз ей явно требовалось не только смочить кровью клинок. Казалось, для завершения задуманного демонесса намерена вытянуть из трупа все до последней капли.
Тем временем ее эдиремы повернули руки кверху ладонями, и в горсти каждого заискрилась, пробуждаясь к жизни, сила присущего дара. Действовали они так дружно, что Ульдиссиан невольно задумался: быть может, в эту минуту ими всеми, словно куклами, управляет Лилит?
Удерживавшие его чары изрядно ослабли, но все еще не настолько, чтобы вступить в бой с демонессой, не говоря уж о ее сторонниках. Время работало против него. Кровавое дело Лилит неумолимо близилось к завершению.
И вот, наконец, она вскинула руку над головой, выставляя всем напоказ смертоносный клинок. Кинжал был сплошь залит кровью, однако из тела Рома ее вытекло гораздо больше. Куда могло подеваться все остальное? Об этом Ульдиссиану не хотелось даже гадать.
Между тем его узы неуклонно слабели. Еще минута-другая, и…
Но, очевидно, такого подарка Лилит ему сделать не собиралась. Не обращая внимания на капающую с клинка кровь, демонесса подошла к алтарю.
– Сейчас-то все и начнется, любовь моя, – прошептала она, потянувшись за кубком. – Час расплаты настал…
Лицо ее исказилось, губы жутко скривились, под сводами храма вновь зазвучал все тот же нечеловеческий голос…
И тут один из эдиремов, вскрикнув, рухнул на спину.
Поначалу Ульдиссиан счел это проделкой Лилит, с самого начала обрекшей своих марионеток той же участи, что и Рома, но в следующий миг понял: нет, демонесса здесь ни при чем.
Из горла убитого торчала стрела. Стрела, покрытая тонким слоем сырой земли.
Прежде, чем мертвое тело коснулось пола и замерло, вторая стрела поразила еще одного из эдиремов в грудь – прямо туда, где находится сердце.