Она его видела…
Избавиться от этой мысли не удавалось никак. Сущее наваждение!
Подумав об этом, лучник резко, скрежещуще хмыкнул. Ему ли, ходячему мертвецу, жаловаться на наваждения?
– Пустяки… все это, – негромко прохрипел он. – Пустяки…
Однако положение складывалось вовсе не пустяковое. Прежде он хоть немного утешался возможностью, по крайней мере, держаться невдалеке от Серентии, а при случае втайне помогать и Ульдиссиану, и ей… и вот теперь, похоже, возможности этой лишился.
Но если не оберегать от бед тех, кто ему ближе и дороже всего, что тогда проку в его воскресении? Похоже, выход один – звать и звать Ратму либо дракона, пока кто-то из них не объявится и не покончит с ним навсегда…
Идея казалась стоящей… однако Ахилий не издал ни звука. Даже столь смехотворное подобие жизни – уже кое-что, хотя бы только из-за того, что Серентия-то жива.
«Да решайся же, наконец! – прикрикнул охотник на себя самого. – Либо не суйся к ним вовсе, либо покажись ей и надейся, что в визг от ужаса не ударится…»
Подумав об этом, Ахилий крякнул. Скорей уж, Серентия, увидев перед собой этакое пугало, воспользуется новообретенными силами и сделает как раз то самое, о чем он минуту назад собирался просить поднявших его из могилы.
Ну что ж, стало быть, решено. Сейчас он отправится к ней, к ним всем, и откроет им правду. И если она – и только она – велит ему возвращаться в могилу, Ахилий с радостью повинуется.
Охотник развернулся… и вдруг перед ним вспыхнул ослепительно-яркий лазоревый свет.
Ахилий попятился назад, выхватывая из колчана стрелу. В тронутом тлением мозгу замелькали прежде сокрытые от лучника воспоминания – воспоминания о событиях, предшествовавших его гибели невдалеке от Хашира.
Теперь-то он вспомнил: там тоже вспыхивал свет. Тоже… не тот же самый, это Ахилию сделалось ясно сразу, но ничего хорошего он, откуда б ни взялся здесь, совсем рядом, наверняка не сулил.
Отправив стрелу в полет, Ахилий, едва она сошла с тетивы, потянулся за второй.
Стрела угодила в самую середину жутковатого синего зарева, прошила его насквозь… и с громким глухим стуком вонзилась в ствол дерева позади.
Ничуть этим не обескураженный, лучник наложил на тетиву новую, но на сей раз с выстрелом торопиться не стал.
Спустя недолгое время его терпение было вознаграждено. В сияющем синью мареве возник силуэт, смутно похожий на человеческий. Исполнившись мрачного удовлетворения, Ахилий натянул тетиву. На миг перед взором его мелькнуло нечто наподобие лат – блестящей серебром и лазурью кирасы, и лучник соответственным образом сместил прицел.
– МНЕ НУЖЕН ТЫ…
Этот голос отдался эхом во всем его разлагавшемся теле, примерно так же, но в то же время совсем не так, как голос Траг’Ула. Пальцы, сжимавшие лук, вмиг ослабли. Мало этого: похоже, ни руки ни ноги его приказов больше не слушались.
Обмякнув, словно тряпичная кукла, лучник рухнул на землю.
Упал он ничком и, лишенный возможности видеть, что происходит, прислушался в ожидании звука шагов, но ничего не расслышал. Тем не менее, зазвучав вновь, голос донесся откуда-то сверху, как будто говорящий остановился прямо над ним.
– МНЕ НУЖЕН ТЫ, – повторил он…
…и Ахилий, явственно вспомнив, чем кончилось все в тот, прошлый раз, лишился чувств.
Глава восемнадцатая
Поиски не привели ни к чему. Отыскать Ахилия Ульдиссиану с Серентией не удалось – ни порознь, ни объединенными силами. Казалось, охотник исчез без следа. Не желая сдаваться, Ульдиссиан продержал сторонников на месте еще два дня, однако к концу этого срока даже Серентия согласилась, что откладывать выступление далее неразумно.
– Нужно идти. Либо Ахилия поблизости нет, либо он не желает, чтоб я нашла его… по крайней мере, прямо сейчас, – уныло сказала она. – По-моему, причина тут во втором, и со временем он ко мне все же вернется.
– Не сможет он бросить тебя, вот увидишь. Уж я-то Ахилия знаю еще дольше, чем ты.
Серентия согласно кивнула, в который раз устремив пристальный взгляд в гущу джунглей.
– Неужели он вправду считает, будто я настолько его испугаюсь?
– Я же рассказывал, каков он собой.
Особой красочностью рассказы Ульдиссиана не отличались, но ни единой подробности он не упустил. Невзирая на это, Серентия только прониклась к охотнику еще большим сочувствием.
– Ясное дело: наверное, увидев его, я заахаю, рот разину… но ведь ты говоришь, Ахилий остался прежним, так как же мне его не любить?
На это у Диомедова сына ответа не нашлось. Вдобавок, в том, что пора идти дальше, Серентия была совершенно права. Лилит все это время сложа руки наверняка не сидела, и что бы она на сей раз ни задумала, попросту дожидаться ее новой атаки – по меньшей мере, глупо.
Да, надо идти… если еще не поздно.
Теперь разношерстным воинством эдиремов на правах никем не назначенных, но всеми признанных командиров распоряжались Сарон, хашири по имени Рашим и партанец Тимеон. Ульдиссиан делить соратников по землячествам вовсе не собирался, но и не хотел бы, чтобы одни возобладали над прочими. Не ставя ни партанцев, ни тораджан, ни хашири выше всех остальных, он надеялся, что со временем его последователи смешаются меж собою еще сильнее и в итоге смогут обойтись вовсе без каких-либо самоназваний, кроме одного – «эдиремы».
Тимеон состоял в родстве с Йонасом, одним из первых Ульдиссиановых учеников. Любое дело он неизменно вызывался взять на себя одним из первых среди земляков, однако в ближайшие подручные Ульдиссиана никогда не стремился. Теперь человек этот, некогда обезображенный жуткими шрамами, помогал двоюродному брату наводить порядок среди уцелевших товарищей, уроженцев Парты… ныне изрядно уступавших в числе тораджанам с хашири.
«Заканчивать с этим нужно, да поскорее», – думал Ульдиссиан, глядя на них, точно среди них и вырос. С гибелью каждого нового партанца меркла, уходила в забвение частица Ульдиссианова прошлого. Борьбу следовало завершить, прежде чем соотечественники Йонаса погибнут все до единого… а с ними не полягут в боях и хашири, и тораджане. Прошедшие дни Ульдиссиан потратил не только на поиски Ахилия. Кроме этого он вкратце поведал соратникам историю собственного исчезновения. Разумеется, столь фантастические подробности, как встреча с Траг’Улом и Ратмой, он опустил, чувствуя, что в такие материи сейчас вдаваться не время.
На следующее утро, с рассветом, эдиремы выступили в поход. Не считая времени, потраченного Ульдиссианом с Серентией на поиски Ахилия, из-за коварства Лилит, обманом заставившей их сделать изрядный крюк, им предстояло потерять даром целых три дня. Еще целых три дня демонесса может спокойно готовить новую каверзу им на погибель…
В джунглях вокруг идущих сквозь заросли эдиремов царила непривычная тишина. Порой откуда-то издали доносились голоса птиц, и насекомые, разумеется, жужжали над ухом по-прежнему, но даже их словно стало куда меньше обычного. Ульдиссиан счел это дурным знаком, но больше о том не сказал никому, даже Серентии. Однако эдиремам он велел быть начеку, напомнив, что враги их трусливы и нередко наносят удары из мрака вместо того, чтобы выйти на честный бой.
Когда колонна – половиною дня раньше, чем он рассчитывал – наконец, достигла реки, Ульдиссиан возблагодарил судьбу. Теперь путь вновь безопасен. Однако, как ни хотелось ему продолжить переход еще хотя бы на час, сын Диомеда понимал, что остальные уже изрядно устали, и неохотно скомандовал привал.
Единственной выгодой от подлой затеи Лилит, овладевшей телом Серентии, оказались карты земель, отделявших воинство от окрестностей главного храма, припасенные демонессой в Хашире. Новизной карты не блистали, однако на них значилось не только общее местонахождение противников Ульдиссиана, но и крупнейшие поселения по дороге к основному оплоту Церкви Трех.
– Да, Калинаш мне известен, – отвечал на вопрос Ульдиссиана Рашим, указав упомянутый город на карте. Прежде курчавый хашири служил в приказчиках у одного из городских купцов, а потому не раз бывал там по делам. – Он малость крупнее нашего города, и храм там, в этакой близости от Кеджана, обещает оказаться крепким орешком.
Палец его скользнул дальше к северу.
– А об Истани я не знаю почти ничего, кроме того, что он меньше Хашира и не так богат, хотя расположен удачно.
В этом с ним согласился и Сарон.
– Пожалуй, там Церковь Трех не слишком сильна. Если господин желает поскорее добраться до главного храма, надо бы выбрать дорогу, ведущую к нему, покороче.
С одной стороны, против его логики возразить было нечего, но с другой Ульдиссиану очень уж не хотелось оставлять калинашских приверженцев Церкви Трех целыми да невредимыми и, главное, в тылу у эдиремов, когда придет время штурма главной твердыни. Однако новый крюк, в сторону Калинаша, еще сильнее удлинит путь и обойдется в множество жизней, а то и другое Лилит только на руку…
– Как скоро мы можем добраться до Калинаша?
– Дня за четыре, но, скорее, за пять, – поразмыслив немного, ответил Рашим.
– А до Истани?
– За четыре дня, самое большее.
Да, этот путь приведет к цели быстрее. И, что особенно важно, если сил Церкви Трех там много меньше, Истани обещает не слишком задержать их наступление, а вот в Калинаше кровопролитие может затянуться на многие дни…
С некоторой неохотой Ульдиссиан принял решение:
– Ладно. Идем на Истани. Но двигаться надо как можно быстрее.
Остальные, кивнув в знак повиновения, удалились, а Ульдиссиан повернулся к Серентии в поисках подтверждения разумности сделанного выбора.
– Я бы поступила в точности так же, – ответила девушка, хмуря брови. – О чем ты еще тревожишься?
– О двух вещах… вернее, о двух близких людях. Об Ахилии, это ты знаешь… и о Мендельне.
– Ну конечно. Прости, Ульдиссиан. Мои разговоры об Ахилии тебе, наверное, уже до смерти надоели… а о твоем брате я не подумала. А этот, как его… Ратма… По-твоему, ему можно довериться?