…
Но в свете мрачных пророчеств Ратмы Мендельн не мог думать ни о чем, кроме брата. Если Санктуарию грозит гибель, ему надлежит быть там, рядом с Ульдиссианом. Последние из своего рода, сколько раз клялись они оберегать друг друга в любой беде…
– Мне к брату нужно! – потребовал Мендельн. – К брату, немедля!
С этим он и исчез.
Немного помолчав, Ратма тоже поднял взгляд на Траг’Ула.
– Его выбор сделан.
– Это уж как решит Равновесие…
– Мы сводим элементы воедино. Если им удастся выстоять против матери, возможно, и с отцом есть на что надеяться.
– Возможно… ведь избранного тобою преемника не обескуражили даже твои разговоры о том, что станется, если Небеса с Преисподней действительно встретятся в Санктуарии…
– Верно… при том, что большей части собственных слов я верил сам. Но, сказать откровенно, Траг, весьма вероятно, все это напрасно.
– Чему быть, того не миновать. Ты ведь не хочешь сказать, что вправду опускаешь руки и ничего более не предпримешь, как перед ним притворялся?
Ратма расправил плечи.
– Разумеется, нет.
Изданный драконом звук оказался весьма похож на вздох облегчения.
– А если так, пусть дело наше и безнадежно, надежда есть…
Вот оно. Вот замыслы Лилит и перестали быть тайной. В который уж раз он недооценил ее могущества и коварства!
Если бы не отчаянный зов Рашима, тут бы эдиремам и конец. Полностью сосредоточившись на мироблюстителях, подходящих с тыла, они знать не знали бы о второй укрытой от их взоров силе, пока та не вступит в бой.
Намерена ли демонесса взять большую часть соратников Ульдиссиана живьем, или же истребить их и все начать сызнова – то было дело десятое. Так или иначе, мечтам Ульдиссиана на этом самом месте настанет конец, а Санктуарий достанется либо ей, либо Инарию. И тогда Род Людской будет навсегда преображен согласно желаниям победителя – в чудовищное воинство под командованием Лилит, или в толпу обожателей, пресмыкающихся перед ангелом.
Едва сообразив, в чем дело, Ульдиссиан передал полученное предупреждение остальным. Серентию с Тимеоном он подозвал к себе, а остальным велел развернуться навстречу новой опасности.
Отряды Тимеона с Серентией подошли к нему без промедления, всего на пару мгновений опередив мироблюстителей, которых готовился встретить Ульдиссиан.
С дикими завываниями служители Трех ринулись на строй эдиремов. Поддерживая спокойствие в умах стоящих рядом, Ульдиссиан принялся показывать им, как и куда направлять силы.
Но вдруг двое его соратников упали с ног, забились в мучительных судорогах, а через пару секунд замерли без движения. Почувствовав чары жрецов, Ульдиссиан ударил в ответ – с мрачным удовлетворением раздавил их сердца в груди. Трое жрецов рухнули замертво.
Для боя эдиремы вооружились не только новообретенными способностями. Ульдиссиан прекрасно понимал, что многим в сем отношении сил надолго не хватит. У каждого имелся меч, или вилы, или любое другое привычное орудие труда, которое можно легко превратить в оружие.
Первый ряд мироблюстителей наткнулся на незримую стену, воздвигнутую перед ними волей Серентии. Однако бегущие следом усилили натиск, и посему к обороне потребовалось присовокупить нападение. Для начала Ульдиссиан предложил эдиремам простейшие из заклинаний, и на вражеских латников обрушился град огненных шаров. С полдюжины мироблюстителей пронзительно завопили, тщетно пытаясь погасить неугасимое пламя. Натиск врага ослаб.
Обрадованный этаким поворотом, Ульдиссиан потянулся мыслью к Серентии. Что ему требуется, дочь Кира поняла с полуслова.
– Ступай! – подбодрила она Диомедова сына. – Ступай! Другим ты нужнее! С этими мы разберемся!
Как будто подчеркивая уверенность в собственных силах, Серентия подняла копье и метнула его в надвигающегося врага. Подхлестнутое ее даром, копье не только пронзило мироблюстителя насквозь, но увлекло его тело назад, навстречу второму воину, и этого второго, подобно первому, закованного в кирасу, постигла та же самая участь. Оба врага пали замертво.
Серентия вскинула руку, и копье, само собой высвободившись, полетело назад, в подставленную ладонь.
– Ступай! – с улыбкой повторила дочь Кира.
Кивнув, Ульдиссиан развернулся и побежал к Сарону, собравшему вокруг себя сильнейших из своих эдиремов, дабы объединить их силы и для атак, и для обороны. В середине лагеря были собраны самые маленькие и слабые, но Ульдиссиан, как всегда, не оставил их без защиты. Среди них имелись те, кто умел прикрывать окружающих от ударов, однако более сильные эдиремы тоже за ними присматривать не забывали. Ульдиссиану совсем не хотелось, чтобы чары жрецов достигли тех, кто хуже прочих способен отбиться.
Его появлению Сарон очень и очень обрадовался.
– Мастер Ульдиссиан! Мы уж пробовали, пробовали, но тех, кто, как ты говоришь, приближается, не чуем! Не мог ли Рашим ошибиться? Он ведь так далеко!
Размышлять над последним его замечанием у Ульдиссиана времени не было – тем более, после того, как предупреждение подтвердилось.
– Они идут, Сарон, идут, да еще как! Всем приготовиться! Среди них много морлу, а этих остановить куда трудней, чем мироблюстителей…
Тораджанин вмиг помрачнел.
– Да, мастер Ульдиссиан. Я знаю. Одна из этих тварей убила Томо.
Прежде не слышавший, что стряслось с двоюродным братом Сарона, Ульдиссиан в растерянности умолк, но вдруг почувствовал волну чудовищной злобы у самой границы лагеря.
– Гляди в оба, Сарон, они уже здесь!
Отправив предостережение остальным, Ульдиссиан занял место в первых рядах и широко развел руки в стороны, готовый повторить проделанное с первыми нападавшими.
Но прежде чем он успел что-либо предпринять, из зарослей донеслось хищное жужжание. С полдюжины человек в рядах эдиремов озадаченно подняли взгляды, а Ульдиссиану слишком, слишком поздно вспомнилось, что означает этот зловещий звук.
– Защиту крепче держите! – предостерег он.
Из темных джунглей вылетел рой темных пятен с хищную птицу величиной. Они-то и жужжали на лету, и чем ближе, тем громче, тем жутче.
Один из эдиремов пронзительно вскрикнул: пятно угодило ему в грудь. Изогнутый, остроконечный предмет глубоко вошел в тело. Следом за первым погибшим, будто пораженные молнией, упали еще двое. Коварное оружие, при помощи коего мироблюстители некогда пытались убить его исподтишка, Ульдиссиан узнал сразу. Окаймленные по краям острыми зубьями, клинки эти были устроены так, чтоб ранить как можно страшнее. Искромсанные тела павших сплошь залило кровью.
Конечно, прочие пущенные из зарослей клинки столкнулись с незримой преградой и отлетели прочь, не причинив никому никакого вреда. Однако Ульдиссиан сразу почувствовал, как испугало все это многих, стоявших вокруг. Лилит всеми средствами подтачивала их уверенность в себе, а стало быть, и их силы.
Едва зазубренные клинки взвились в воздух, Ульдиссиан почуял, как хлынули вперед атакующие. В последний момент, когда волна врагов приблизилась к эдиремам вплотную, скрывавшие их чары развеялись.
Увидев, кто перед ними, многие в первых рядах эдиремов в ужасе ахнули. Многие из сподвижников Ульдиссиана подались назад. Как ни старался он внушить им былую уверенность, перед лицом столь чудовищного противника это оказалось задачей отнюдь не из легких.
В передних рядах воинства Церкви Трех шли мироблюстители, но основную опасность представляли собой не они. Сие выпало на долю морлу, возникших впереди словно из ниоткуда, да в таком множестве, что Ульдиссиан с трудом верил собственным глазам. Он даже не мог бы сказать, что страшнее – их небывалая численность, или же потрясающая схожесть внешности и движений, будто все эти сотни неупокоенных тварей вылеплены по одному образцу. Всю эту нежить гнало вперед единственное побуждение… жажда обагрить оружие кровью жертв, многократно превосходившая кровожадность мироблюстителей.
Однако первыми ударили вовсе не они и не мироблюстители. Эта мрачная честь досталась жрецам. Почувствовав их чары, Ульдиссиан предостерег своих, но, даже предупрежденным, не всем из его людей хватило сил уберечься. Их воля – а стало быть, и защита – оказалась смята. Мироблюстители, очевидно, получившие знак от жрецов, немедля бросились на беззащитных. Впервые над полем битвы прозвучал лязг оружия.
На глазах у Ульдиссиана двое мироблюстителей прорвали строй эдиремов. По приказанию Диомедова сына оружие первого обратилось против хозяина, выпустив ему потроха. Второго Ульдиссиан через головы соратников отбросил назад, в зловещую толпу, из которой он появился. Пущенный, точно камень из катапульты, мироблюститель сбил с ног добрую дюжину атакующих.
Враги наседали на эдиремов со всех сторон, однако те, по большей части, держались. Морлу в бой еще не вступили, но ждать этого оставалось недолго. И все же Ульдиссиан ожидал от Лилит куда большего…
В тот самый миг, как он подумал об этом, земля слева вспучилась, брызнула вверх, раздавшись под натиском множества жутких щупалец, устремившихся во все стороны, хватая всякого, до кого дотягивались. Двое из схваченных погибли немедля, сдавленные с такой силой, что их тела едва не переломились напополам. Еще одного щупальце подняло ввысь и швырнуло о землю, да так, что кости хрустнули.
Выругавшись, Ульдиссиан поневоле оставил передний край обороны. Он понимал, что Лилит это на руку, но иного выхода не было. Как управиться с новым противником, сын Диомеда еще не знал, однако его силы давали надежду одолеть эту тварь, прежде чем та погубит кого-либо еще.
Не размениваясь на каждое щупальце по отдельности, Ульдиссиан устремил взгляд туда, откуда они поднимались. Должно быть, демон – а кто еще это мог быть? – прятался неглубоко, у самой поверхности. Размеров его, судя только по многочисленным щупальцам да их длине, сын Диомеда представить себе не мог, понимал лишь одно: огромен демон невообразимо.