И от таких мыслей Сорокину-старшему стало очень грустно.
— Кажется, мы слишком увлеклись воспоминаниями, — вдруг спохватился генерал. — Пора и честь знать. Какие у вас занятия по расписанию?
— Материальная часть, товарищ генерал, — быстро доложил ефрейтор Халдеев. — Включение и выключение радиостанции.
— Ну вот и отлично. Занимайтесь. А мы с молодым человеком посмотрим.
11. „На твою долю тревог ещё хватит…“
Радиостанция размещалась в крытой машине.
Одна за другой вспыхивали сигнальные зелёные лампочки. Вздрагивали тонкие, как волосок, стрелки приборов. В серых металлических шкафах начинало что-то гудеть, щёлкать. Треск и шорох раздавались в наушниках.
Один раз разрешили надеть наушники и Сорокину-младшему.
Услышал он тонкий писк морзянки, услышал далёкую-далёкую музыку, услышал голоса, перебивающие друг друга.
Словно взглянул он в волшебную подзорную трубу и увидел всё, что делалось далеко вокруг, увидел то, что секунду назад было невидимым.
Снял наушники — снова тишина вокруг, только равномерно гудит что-то внутри радиостанции. Надел наушники — опять торопливо пищит морзянка, опять голоса перебивают друг друга.
— Волна, я — Берег. Волна, я — Берег, перехожу на приём, — говорит один голос.
— Третий, я — Первый, посадку не разрешаю, — говорит другой. — Третий, я — Первый, посадку не разрешаю. Посадку не разрешаю, как поняли, я — Первый, приём.
И сразу тревожно стало Сорокину-младшему.
Что там случилось с этим Третьим? Почему не разрешают ему посадку? Может быть, беда какая-нибудь? Может быть, надо немедленно спешить на помощь?
Сорокин-младший вопросительно посмотрел на генерала. Но генерал был спокоен. И все вокруг тоже были спокойны. Пожалуй, только один Сорокин-старший заметно нервничал. Сорокину-старшему сегодня особенно хотелось отличиться — показать, что он умеет включать и настраивать станцию ничуть не хуже, чем остальные, — и он с нетерпением ждал своей очереди.
Сорокин-младший не прочь был ещё послушать голоса далёких радистов, но тут ефрейтор Халдеев отобрал у него наушники.
Вот это был класс!
Ефрейтор Халдеев щёлкал переключателями, даже не глядя на них; наверняка и с закрытыми глазами, и в темноте ему бы ничего не стоило включить и настроить радиостанцию.
Где уж угнаться за ним Сорокину-старшему! Да и не старался Сорокин-старший, когда сел к пульту управления, опередить Халдеева, — ему бы лишь не перепутать переключатели, лишь бы не нажать второпях какую-нибудь не ту кнопку.
И снова вспыхивают зелёные сигнальные лампочки. Кажется, всё в порядке, кажется ничего не упустил, ничего не перепутал.
Ещё последняя проверочка — и можно докладывать: «Радиостанция к работе готова».
— Раз, два, три, — говорит Сорокин в микрофон. — Раз, два, три…
И вдруг — что такое? Он же точно знает, что стрелка прибора должна сейчас отклониться, а она стоит неподвижно на нуле, не вздрогнула даже, не шевельнулась.
— Раз, два, три! — уже кричит Сорокин в микрофон.
Но стрелка — ни с места.
Да что же это такое?
И в наушниках — тишина, молчание полное, ни треска, ни шороха.
Может быть, микрофон испортился?
Подул Сорокин-старший в микрофон — никакого результата.
И одна зелёная лампочка уже не светится на панели. А вместо неё рядом зажглась красная.
Ах, ты, умница, ах, ты, молодчага! Сразу бы Сорокину-старшему взглянуть на эти лампочки! Это же радиостанция сама подсказывает, что у неё не в порядке!
Перегорел предохранитель — вот в чём загвоздка.
И сразу отлегло от сердца у Сорокина. Заменить предохранитель — это он умеет, это для него плёвое дело, раз, два — и готово. Сейчас все увидят, как ловко, в считанные секунды устранит рядовой Сорокин неисправность!
Но и тут не удалось отличиться Сорокину-старшему.
Только отыскал он в ящике с запасными деталями новенький предохранитель, только собрался поставить этот предохранитель на его законное место, как на весь военный городок завыла вдруг сирена, как забарабанил кто-то в дверцу машины:
— Тревога! Тревога!
— Строиться! Быстро! — закричал командир взвода.
— А предохранитель? — воскликнул Сорокин-старший.
— Ефрейтор Халдеев, — приказал командир взвода, — займитесь предохранителем, а вы, Сорокин, живо в строй!
Солдаты уже торопливо выпрыгивали из машины.
Хотел Сорокин-старший возразить: мол, он и сам прекрасно управится с предохранителем, при чём тут ефрейтор Халдеев? Почему это ефрейтору Халдееву все ответственные задания поручают? Но взглянул на своего брата, на генерала взглянул и не решился при них пререкаться с командиром.
— Тревога! Тревога!
Как звук боевой трубы, звучало для Сорокина-младшего это слово! И всё замирало и холодело у него внутри от предчувствия надвигающихся событий.
Как повезло, как посчастливилось сегодня Валерке, что явился он сюда вместе с генералом! Уж теперь-то никто не посмеет сказать ему: «Чеши отсюда!»
Вместе с генералом он выбрался из машины.
Солдаты уже стояли в строю — автоматы за спиной, на боку — противогазы. И Сорокин-старший стоял вместе со всеми. Командиры отделений проверяли солдатское снаряжение — всё ли в порядке, а командир взвода негромким голосом отдавал какие-то распоряжения и всё поглядывал на генерала.
Генерал крепко взял Сорокина-младшего за руку.
— А теперь пойдём-ка отсюда! — сказал он.
— Как? — поразился Сорокин-младший. Как это «пойдём-ка»? Да ведь сейчас самое интересное начнётся!
— Мы здесь люди посторонние, — сказал генерал. — А тревога — дело серьёзное. Не будем мешать.
Да почему же мешать?! Ему бы только посмотреть тихонечко, со стороны!
Конечно, генералу, наверно, неинтересно, он, наверно, уже тысячу раз тревоги видел! Но разве честно теперь уводить отсюда его, Валерку? Разве жалко, чтобы он взглянул хоть краешком глаза!
Всё это хотел Сорокин-младший высказать генералу, но от обиды у него сдавило горло.
— Ууу… — только и произнёс он.
А генерал между тем уводил его всё дальше, и Валерка лишь головой вертел, оглядываясь на солдат.
Они шли по военному городку прямо к контрольно-пропускному пункту.
Где-то уже ревели моторы могучих тягачей. С автоматами за спиной пробегали мимо солдаты.
— Э, да ты никак плакать собрался? — изумлённо сказал генерал. — Вот уж это никуда не годится. Ты же солдат будущий! И не надо огорчаться. На твою долю тревог ещё хватит…
Валерка отвернулся.
Мало ли что будет когда-то! Ему сейчас, сейчас нужно!
Он попробовал ускользнуть, исчезнуть незаметно. Но генерал слишком крепко держал его за руку, даже пальцами и то не пошевелить было Сорокину-младшему.
Первый раз в жизни он чувствовал себя таким маленьким и беспомощным…
Вот и ворота с контрольно-пропускным пунктом остались позади…
12. „Покажем, гвардейцы, на что способны!..“
Последние дни, а точнее, с тех пор, как появился в военном городке Валерка, Сорокину-старшему не давала покоя одна мысль, одна забота. Мечтал он, чтобы произошёл с ним, с рядовым Сорокиным, какой-нибудь необыкновенный, героический случай.
Бывают же такие случаи, происходят. Только почему-то не с ним. Рядовой Бегунков, к примеру, пожар погасил в посёлке, его командир полка часами именными наградил. Сержант Скрипкин в ледяную воду нырял — машину помогал вытаскивать. Ефрейтор Коновалов кошку спас, которая в водосточной трубе застряла. А ему, рядовому Сорокину, и рассказать родному брату не о чем. Пожар он не гасил, в воду не нырял, кошек не спасал. Как ни ломай голову, а на ум приходят только истории, подобные той, с противогазом. Или ещё почище, которые и рассказывать-то стыдно.
Не расскажешь же Валерке, как приспособился он на занятиях дремать в противогазе. Бывали у них такие часы, когда на всех занятиях сидели солдаты в противогазах. Для тренировки. А Сорокин-старший закроет глаза и дремлет. Жарко в противогазе, быстро в сон клонит. А преподавателю не разобрать, открыты у тебя там глаза или закрыты. И надо же — лучший друг подложил Сорокину свинью. Вырезал из толстой бумаги кружки и потихоньку, пока дремал Сорокин, заклеил очки сорокинского противогаза. А потом как толкнёт Сорокина в бок!
Сорокин проснулся, глаза открыл — вокруг темнота! Что такое? Головой завертел, вскочил, ничего не понимает. Только слышит, солдаты с хохота покатываются.
Ох, и разозлился он тогда на своего лучшего друга. Три дня с ним не разговаривал. Зато и не дремал больше в противогазе; как начнут глаза слипаться, вспомнит тот случай, вздрогнет, и сон сразу как рукой снимет.
Вот какие дурацкие истории вспоминались Сорокину-старшему! Хорош же он будет в глазах своего братца, если начнёт рассказывать о подобных происшествиях!
Ясно дело, не из одних забавных случаев состояла солдатская жизнь Сорокина. Но рассказывать, как часами бился он над схемой радиостанции, как отвечал у доски, как маршировал на строевом плацу, казалось Сорокину и вовсе скучно. Не умел он рассказывать о таких вещах.
Иное дело — тревога.
Обрадовался Сорокин, когда услышал сигнал тревоги.
И потом, пока спешно строились солдаты, пока слушали приказ: свернуть радиостанцию и прибыть в заданный район — пока торопливо и ловко опускали пятиметровую антенну, пока тряслись после в машине, радостное ожидание необыкновенных событий не оставляло его.
Колонна машин растянулась по лесной дороге. И сколько ни вглядывался Сорокин сквозь маленькие оконца своей машины, не было той колонне ни конца, ни края. Только пыль клубилась да гудели моторы.
Вот бы Валерке посмотреть на такую картину!
Он, Сорокин-старший, хотя и жил в военном городке, хотя и служил уже не один месяц и о любой машине мог сказать, зачем она и что в ней, а всё-таки изумлялся всякий раз, когда представала перед его глазами вся эта техника, скрытая до поры до времени в ангарах, гаражах и автопарках, изумлялся и не мог сдержать волнения, словно видел всё это впервые.