К приезду Пушкина она переписала свои творения в довольно объемную тетрадь, озаглавленную ею: «Уединенная муза Закамских берегов». Пушкин, часто посещавший местное общество в Казани, познакомился и с Наумовой, которая торжественно поднесла ему для прочтения пухлую тетрадь, с просьбой вписать что-нибудь на память для начинающего автора.
Пушкин бегло посмотрел рукопись и под заглавными словами «Уединенная муза Закамских берегов» быстро написал:
Ищи с умом союза,
Но не пиши стихов.
Николай Васильевич Гоголь мечтавший познакомиться с поэтом со школьной скамьи, отправился в гости к Пушкину. По дороге волнение и робость так охватили Николая Васильевича, что у самой двери он свернул в кондитерскую и потребовал рюмку ликера для храбрости. С замиранием сердца позвонил в заветную дверь и услышал от слуги, что «хозяин почивают». Гоголь с великим участием переспросил:
– Видимо, всю ночь работал?
– Как же, работал… в картишки играл, – лениво, с невозмутимой иронией ответил слуга.
Гоголь позже признавался, что это был первый удар, сокрушивший его чрезвычайную идеализацию Пушкина-человека. Он себе не представлял поэта иначе, чем окруженного постоянным облаком романтического вдохновения и святости.
Николай Иванович Гнедич получил место библиотекаря при Публичной библиотеке и переехал жить на казенную квартиру. Поздравить с новосельем пришел Гоголь.
– Какая славная у вас квартира! – восхитился Николай Васильевич.
– Да посмотри, какая на стенах краска! Не простая краска! Чистый голубец! – эмоционально с хвастливыми нотками подхватил Гнедич, употребив странный эпитет «голубец». Гоголь, вдоволь насмотревшись на новые хоромы, отправился к Пушкину и рассказал ему о выразительной фигуре речи поэта и переводчика. Александр Сергеевич рассмеялся звонким смехом. С того времени, когда Пушкин что-то хвалил, часто с улыбкой приговаривал:
– Да, вещь не простая – чистый голубец!
Хорошо известна история о сюжете «Ревизора» – Пушкин подарил его Гоголю. Однако в кругу домашних Александр Сергеевич шутил, говоря о Николае Васильевиче:
– С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя!
Жуковского удивляла щедрость Пушкина.
– Гоголек говорил мне, что сюжет «Ревизора» подарил ему ты. Это правда? – спросил он у Пушкина.
– Правда, – ответил Пушкин.
– И тебе не жалко было?
– Нет.
– И ты готов и впредь раздаривать свои сюжеты?
– Готов.
– Что-то плохо в это верится. Небось, замысел своего «Онегина» ты никому не подарил, а исполнил его сам.
– Так ведь предлагал. Предлагал нескольким поэтам. Но никто почему-то подарок мой не принял, – сказал Пушкин и звонко, по своему обыкновению, засмеялся.
Василий Жуковский, когда приходилось ему исправлять свои стихи, уже переписанные начисто, чтобы не марать рукописи, наклеивал на исправленном месте полосу бумаги с новыми стихами… Во время чтения кто-то из чтецов, которому прежние стихи нравились больше новых, сорвал бумажку и прочел по старому, а бумажку бросил на пол. В ту самую минуту Пушкин с ловкостью подлез под стол, достал бумажку, положил в карман и важно произнес:
– Что Жуковский бросает, то нам еще пригодится!
Заседания общества «Зеленой лампы», на которых обсуждались новости литературы и политики, оканчивались обычно ужином, за которым прислуживал юный калмык, весьма смышленый мальчик. Пушкин иногда шутил:
– Калмык меня балует; Азия протежирует Африку!
Из воспоминаний Гоголя: «Когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ» в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее и наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!». Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!»
Гоголь шел по Невскому. Вдруг видит: навстречу ему идет Пушкин. Гоголь сразу шмыг в сторону – и попытался затеряться в толпе.
Николаю Васильевичу очень не хотелось, чтобы Пушкин посчитал его человеком назойливым. Буквально накануне Александр Сергеевич сильно хвалил его первую книгу «Вечера на хуторе близ Диканьки». И вот сегодня он, Гоголь, попадается ему на дороге. Как будто нарочно лезет в глаза.
– Николай Васильевич, куда же вы? Постойте! – крикнул Пушкин вслед ускользающему Гоголю.
Гоголь подошел к Пушкину, смущенно опустил голову.
– Что же это вы? Только увидели меня – и сразу в сторону? Загордились, что ли?
– Да и есть от чего загордиться.
– От чего же это?
– Меня сам Пушкин похвалил.
– Сам Пушкин? Знаю я этого Пушкина, – сказал Пушкин. – Он не только похвалить может, но и так припечатать, что…
– Вот этого-то я и боюсь…
Пушкин расхохотался.
Однажды между Пушкиным и его ближайшим другом Павлом Нащокиным состоялся разговор о силе воли. Александр Сергеевич утверждал, что сила воли может удержать человека от физического изнеможения, и привел в доказательство своих доводов курьезный случай, происшедший с ним самим и одной замужней дамой. Упомянутая дама в свете славилась высоким придворным положением и безукоризненным поведением. Однако муж блистательной особы был намного старше, и ничего удивительного не было в том, что, поддавшись мужским чарам поэта, женщина назначила ему свидание у себя дома. Удивительны были пикантные условия встречи. Вечером Пушкин должен был пробраться в ее великолепный дворец, лечь под диван в темной гостиной и дожидаться приезда дамы домой из театра. Все удалось. Поэт долго лежал в указанном месте, глотая пыль и теряя терпение, однако пути к отступлению уже не было. Наконец подъехала карета, прислуга засуетилась, лакеи внесли в зал канделябры, следом вошла долгожданная хозяйка. Пушкин смог вылезти из-под дивана, и атмосфера тайного свидания поглотила пару. Они перешли в спальню для восторгов сладострастия. Дверь была заперта, густые роскошные гардины задернуты. Время летело незаметно. Неутомимые любовники проглядели утро – люди обслуживающие огромный роскошный дом уже встали, и каждый был занят своим делом. Уйти незамеченным поэту не представлялось возможным. Смущенная до крайности хозяйка попыталась вывести любовника через центральные стеклянные двери, но там уже стоял дворецкий и мелькали истопники печей. При их приближении дворецкий повернулся. Дама так разволновалась от обличающей ее встречи с дворецким, что ей сделалось дурно. Когда испуганная женщина совсем уже собралась лишиться чувств, как было принято в то время в любых затруднительных обстоятельствах, Пушкин крепко сжал ей руку и убедил отложить обморок до лучших времен и настоятельно посоветовал приложить все усилия для его скорого побега. Безукоризненная во всех отношениях хозяйка дома вняла уговорам и придумала способ рискованный, привлекла свою служанку – старую чопорную француженку. Француженка ловко свела Пушкина вниз по лестнице в комнаты мужа, только так Александр Сергеевич мог выйти из дома, не вызывая подозрений. Кровать спящего стояла за ширмами, разбуженный суетой и шагами доверчивый муж сонно спросил: «Кто здесь?». Служанка бойко ответила: «Это я!» – и быстро провела любовника в сени, откуда он и вышел на улицу. На другой же день Пушкин предложил дворецкому, видевшему его с дамой, золотом 1000 рублей, чтобы он молчал, и, хотя он отказывался от платы, принудил взять. Дело осталось в тайне. Блистательная дама в течение четырех месяцев не могла без дурноты вспомнить об этом происшествии, но волшебная сила воли, тренированная Пушкиным, не допускала обморока…
На придворных балах Пушкину бывало отчаянно скучно, как-то полузевая и потягиваясь на одном из вечеров, он прочитал по памяти две строки из старинной песни:
Неволя, неволя, боярской двор.
Стоя наешься, сидя наспишься.
Наталье Николаевне было тяжело переносить то постоянное внимание, которое дарили Пушкину женщины, восхищенные его умом, талантом и мужским обаянием. Однажды на балу поэт отвлекся от молодой жены на некоторое время в искрометной беседе с очаровательной madam Крюднер. Наталья Николаевна в обиде уехала домой одна. Отсутствие жены Пушкин заметил не сразу, когда вслед за ней он приехал и вбежал в комнаты, обиженная женщина снимала вечерний наряд. Виновато улыбаясь, Пушкин обеспокоено спросил:
– Что с тобою? Отчего ты уехала?
Вместо ответа жена повернулась в гневе от зеркала, перед которым снимала драгоценности, лицом к мужу и с размаха отвесила ему звонкую пощечину. Пушкин пошатнулся и тут же залился звонким смехом. Наталья Николаевна оторопела. Позже поэт рассказывал эту историю с веселым заразительным смехом Вяземскому, повторяя слова: «У моей мадонны рука тяжеленька».
Поведение поэта на балах часто бывало слишком заметным или чересчур оригинальным. И. Короткова вспоминала: «В 1833 году я жила с моим отцом в Симбирске, где тогда губернатором был Александр Михайлович Загряжский. У Загряжского была только одна дочь, с которою я в числе прочих городских барышень училась у них в доме танцевать. Однажды осенью во время урока танцев по залу пронесся слух, что приехал сочинитель А. С. Пушкин, мы все взволновались от ожидания увидеть его, и вдруг входит в залу господин небольшого роста, в черном фраке, курчавый, шатен, с бледным или, скорее, мулатским рябоватым лицом. Мне он показался очень некрасивым… Мы все уже сидели по стульям и при его общем нам поклоне сделали ему реверанс. Уже через несколько минут мы все с ним познакомились и стали просить его потанцевать с нами, он немедленно же согласился, подошел к окну, вынул из бокового кармана пистолет и, положив его на подоконник, протанцевал с каждой из нас по нескольку туров вальса под звуки двух скрипок».