Пушкин обладал ярким нестандартным воображением. В Захарове у них в доме жила молодая душевнобольная девушка, дальняя родственница. Ей отвели отдельную комнату. Близкие думали, что ее можно вылечить испугом, провели в помещение, где она жила, кишку пожарной трубы, чтобы неожиданно обдать ее холодным душем. Саша в это время гулял в роще, воображая себя богатырем, и ловко сбивал палкой верхушки растений. На обратном пути во дворе он встретил свою безумную родственницу, растрепанную, мечущуюся в крайнем возбуждении. В испуге она кинулась к мальчику: «Братец, меня принимают за пожар!». Александр мгновенно нашелся и успокоил бедную девушку словами, что ее просто приняли за цветок, который хотели полить.
Учился юный Пушкин лениво, одна страсть владела им – страсть к чтению. Илиада, Одиссея, биография Плутарха, французские классики – любимые книги детства. Библиотека отца была составлена с истинным вкусом библиофила. Великолепный французский слог, восхищавший французских литераторов впоследствии, шлифовался с младых ногтей. А вот над четырьмя правилами арифметики Саша заливался горькими слезами и искренне не понимал математических закономерностей, особенно деления. Полагаясь на свою великолепную память, Пушкин старался отвечать заданный урок после сестры, а если опрос начинали с него, ничего не знал. Заставить способного мальчика заблаговременно учить уроки было трудно.
Известный русский писатель Иван Иванович Дмитриев однажды посетил Пушкиных, когда будущий поэт был еще маленьким мальчиком. У Александра были очень красивые кудри и немного африканские черты лица. Дмитриев стал подшучивать над оригинальным личиком Пушкина и сказал:
– Посмотрите, ведь это настоящий арабчик!
Десятилетний мальчик рассмеялся и неожиданно звонко и задорно ответил:
– Зато отличусь этим и не буду рябчик!
Можно себе представить удивление и смущение старших. Лицо Дмитриева было обезображено рябинами, и все поняли, что мальчик, в свою очередь, дерзко подшутил над ним.
Пушкин весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне неприлежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики, особенно по части логики.
А. П. Куницын, преподаватель логики и философии
Очень ленив, в классе невнимателен и нескромен, способностей неплохих, имеет остроту, но, к сожалению, только для пустословия, успевает весьма посредственно.
Я. И. Карцев, преподаватель математики и физики
Легкомыслен, ветрен, неопрятен, нерадив, впрочем, добродушен, усерден, учтив, имеет особенную страсть к поэзии.
Г. С. Чириков, гувернер лицея
Воспитанникам Лицея было задано написать в классе сочинение: «Восход солнца». В то время подобная тема была любимой для учителей словесности. Все ученики уже закончили сочинение и сдали учителю. Остался один рассеянный и нерасположенный в эту минуту писать о таком возвышенном предмете лицеист. Юноша вывел на листе бумаги одну только строчку: «Се от Запада грядет царь природы…».
– Что же ты не кончаешь? – спросил автора этих слов Пушкин, прочитав написанное.
– Да ничего на ум не идет, помоги, пожалуйста, все уже подали, за мной остановка!
– Изволь!
И Пушкин быстро завершил начатое сочинение:
И изумленные народы
Не знают, что начать:
Ложиться спать
Или вставать?
Однажды император Александр, проходя по классам лицея, спросил:
– Кто здесь первый?
– Здесь нет, Ваше Императорское Величество, первых, все вторые, – молниеносно ответил Пушкин.
В Лицее у Пушкина за отличное знание французского языка и литературы было прозвище Француз. Несмотря на блестящее владение русским и французским языками и завидное знание образцов классической литературы, юный Пушкин имел слабость – частенько использовал ненормативную лексику в общении среди сверстников, за что и был отмечен эпиграммой:
А наш француз
Свой хвалит вкус
И матерщину порет.
Друг и однокурсник Пушкина по Императорскому Царскосельскому лицею, декабрист Иван Иванович Пущин, вспоминал:
«Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной. В толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкою, очень хорошенькою. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами:
От всенощной вечор идя домой,
Антипьевна с Марфушкою бранилась;
Антипьевна отменно горячилась.
«Постой, – кричит, – управлюсь я с тобой!
Ты думаешь, что я забыла
Ту ночь, когда, забравшись в уголок,
Ты с крестником Ванюшею шалила?
Постой, о всем узнает муженек!» —
«Тебе ль грозить! – Марфушка отвечает:
– Ванюша – что? Ведь он еще дитя;
А сват Трофим, который у тебя
И день, и ночь? Весь город это знает.
Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна;
Словами ж всякого, пожалуй, разобидишь;
В чужой соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна».
«Вот что ты заставил меня написать, любезный друг», – сказал он, видя, что я несколько призадумался, выслушав его стихи, в которых поразило меня окончание. В эту минуту подошел к нам Кайданов (преподаватель истории), мы собирались в его класс. Пушкин и ему прочел свой рассказ. Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал: «Не советую вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее. И вы, Пущин, не давайте воли язычку», – прибавил он, обратясь ко мне. Хорошо, что на этот раз подвернулся нам добрый Иван Кузьмич, а не другой кто-нибудь».
Однажды воспитанники Малиновский, Пущин и Пушкин уговорили одного из служителей лицея принести им в одну из комнат (что уже было серьезным нарушением дисциплины) горячей воды, мелкого сахара, сырых яиц и рома. Без соответствующего позволения гувернеров нарушители дисциплины уединились в одной из комнат и в тайной суете приготовили слабоалкогольный напиток, называвшийся в то время «гогель-могель». Обильно продегустировав напиток, пришли в необычное веселье и кураж, вышли в зал и устроили беготню по коридору. Кроме указанных, участниками дружеской пирушки были владельцы и не столь громких фамилий, один из которых – юноша Тырков – своим «взвинченным поведением» и вызвал подозрение дежурного гувернера. Инспектор пристально вгляделся в команду во время ужина и учинил строжайший опрос и обыски. Малиновский, Пущин и Пушкин благородно взяли всю вину на себя, честно признавшись в «преступной инициативе» приготовления и злоупотребления гоголь-моголем. Инспектор был суров и вынес наказание в трех пунктах:
1) в течение двух дней во время молитв стоять на коленях;
2) занять последние места за столом, где все сидели по поведению;
3) внести фамилии в черную книгу, которая имела значение при выпуске лицеистов.
Пушкин начал влюбляться с одиннадцатилетнего возраста. Объяснение столь страстному темпераменту современники находили в его африканских корнях. Александр знал лучшие французские эротические произведения наизусть, чем приводил в ужас строгих преподавателей и самого директора лицея. На любовном фронте великому поэту удалось пережить немало незабываемых мгновений. Темные коридоры Царского лицея в вечернее время суток делали всех кошек черными, а всех женщин красавицами. Юный Пушкин в сумерках учебного коридора повстречал таинственную даму, чрезвычайно воспламенился и, приняв ее за горничную, смутил дерзкими речами и даже прикосновениями, как утверждали впоследствии светские злопыхатели и завистники природного темперамента. Оскорбленная женщина подняла оглушительный крик и убежала, но успела рассмотреть и узнать обидчика. Жертва темноты была знатна настолько, насколько немолода и некрасива. Слух об этом маленьком скандальном происшествии быстро достиг ушей самого царя. Государь приказал немедленно высечь Пушкина. Энгельгардт, директор лицея, этого приказания не исполнил. Известно, что при Александре I можно было иногда повелений такого рода не выполнять, а потом за ослушание получать благодарность. По Царскому селу поползли пикантные подробности происшествия, и Пушкин, раздраженный до чрезвычайности своим досадным промахом, а также вольной интерпретацией событий пострадавшей дамы ответил ей в своем обезоруживающем стиле:
On peut tres bien, mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle,
Ou pour une vieille guenon.
Mais pour une grace, – oh, mon Dieu, non!
Сударыня, могу сказать
За сводню можно вас принять,
И на мартышку вы похожи,
На грацию ж… помилуй боже!
Надо сказать, что комичный случай был весомой причиной ускоренного выпуска лицеистов, по решению Государя: «Эти лицеисты чересчур много себе позволяют, надо скорей их выпустить!».
Да что он вам дался, шалун был, и больше ничего!
Ф. П. Калинич, учитель чистописания
Учился Пушкин легко, но небрежно; особенно он не любил математики и немецкого языка; на сем последнем он до конца жизни читал мало и не говорил вовсе.
Л. С. Пушкин (брат поэта)