— Не нужно, — сказал я Виле. — Видишь, что с человеком делается.
Но Вилю разве остановишь.
— Это вопрос принципиальный, — огрызнулся Виля. — И ты меня не толкай на путь ложной скромности и неуместной сдержанности.
И Виля действительно испортил аппетит этому будущему светочу философской мысли. Правда, мне показалось, что это не так уж часто бывает, как говорил Виля, чтоб посторонние выступали при защите диссертации. Уж больно зашептались в зале, когда он появился перед столом президиума, слишком большое удивление было на многих лицах. В общем, я себя чувствовал, по выражению мамы, «як собака на хрестинах» 9 , а Виле — как с гуся вода.
— У меня несколько частных замечаний, — сказал Виля, — которые, однако, касаются сути всей диссертации. Прежде всего, на странице двадцать седьмой своей интересной работы автор цитирует известные слова Эйнштейна: «Человек стремится создать для себя наиболее приемлемым для него способом упрощенный и понятный образ мира»…
Виля не держал в руках никакой бумажки. Как всегда, цитату и страницу он шпарил на память, и, как всегда, это произвело на присутствующих оглушительное действие. В общем, многие даже рты поразевали.
— Но уважаемый диссертант, — продолжал Виля, — неверно и упрощенно понимает эти слова «наиболее приемлемым для него способом». «Образ мира» — это значит модель, которая улучшается по мере развития науки и собственного опыта человека. Но модель эта в работе, которая сейчас обсуждается, уж слишком отличается от того, что моделируется. Можно, конечно, моделировать килограмм сахара, положив на другую чашку весов железную гирю. Но мы получим модель веса сахара, а не его сладости или питательности. Вот такая примерно модель и получается в диссертации. Неправильная перцепция соотношения действительности и ее модели не могла не вызвать и других ошибок. И они действительно имеют место. Особенно в таком существенном вопросе философии и этики, как счастье. На странице диссертации пятьдесят восьмой приводятся слова Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Владимир Галактионович Короленко, безусловно, был замечательным писателем и очень образованным человеком. И все-таки у него был пробел в образовании. Он, как и наш диссертант, плохо знал Вольтера. Иначе Короленко не написал бы этих слов. Потому что задолго до Короленко Вольтер заметил: человек создан для счастья. На всем протяжении человеческой истории эта истина еще ничем не была опровергнута, кроме… фактов.
По залу прокатился гул, смешок.
— Автор диссертации, конечно, прав, — продолжал Виля, выждав, пока утихнет зал, — когда говорит, что материальное благополучие является базой человеческого счастья, что для счастья большинства людей необходимо освобождение человека от эксплуатации, уверенность в завтрашнем дне, предоставление человеку демократических прав и прежде всего права на труд, на отдых, на образование. Но автор диссертации все сводит к объективным условиям, очевидно, даже не задумавшись над тем, что нельзя считать счастливым человека, который сам не ощущает этого счастья. Тем более этого нельзя сказать о семье или целом народе. Не может быть счастья без радости, без наслаждения, без душевного подъема.
И, наконец, автор неправильно трактует вопрос о совести. На странице восьмой приводится цитата из Маркса, в которой говорится, что понятие совести имеет классовый характер. Но если вдуматься в слова, которыми автор комментирует эту цитату, то выйдет, что во имя классовых интересов можно поступать бессовестно. А это неправильно. Маркс имел в виду совсем другое. Речь шла о том, что в любом обществе носителями нравственного начала всегда были трудящиеся, что эксплуататоры по своей сути лишены нравственного начала, что в основе своей безнравственным является мир, где, как говорил Сен-Симон, от бедняков требуют щедрости и великодушия по отношению к богатым, где крупные преступники, угнетающие и обирающие народ, облечены властью наказывать за мелкие проступки, где труд и способности многих служат невежеству, лени и пристрастию к роскоши верхушки, где безнравственные люди призваны охранять нравственность.
И тут Виля их окончательно добил.
— А в Программе Коммунистической партии, — сказал он, — говорится: «Коммунистическая мораль включает основные общечеловеческие моральные нормы, которые выработаны народными массами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гнетом и нравственными пороками. Простые нормы нравственности и справедливости, которые при господстве эксплуататоров уродовались или бесстыдно попирались, коммунизм делает нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными людьми, так и в отношениях между народами».
Победно оглядев зал, Виля пошел с трибуны. Ему аплодировали, как Аркадию Райкину. Те, кто выступал после него, говорили, что диссертант обязательно должен учесть ценные замечания Игоря Максимовича. Я сразу даже не сообразил, что это они о Виле. Я просто забыл, что он формально Игорь, да к тому ж Максимович.
В заключительном слове Игоря Максимовича благодарил и В. С. Громыко, хоть, думаю, делал он это с не совсем чистой совестью.
И все-таки, по-моему, наш талмудист и начетчик что-то путал. Насчет счастья. На другой день в обеденный перерыв я зашел в заводскую библиотеку и попросил словарь.
«Счастье, — прочел я, — это состояние радости от полноты жизни, от удовлетворения жизнью».
Ох эти неопределенные формулы! От какой полноты? Ведь каждый может по-своему представить эту полноту. И что может дать удовлетворение? Любовь? Деньги? Первое место в заезде на мотокроссе? Улыбка ребенка? Или все вместе? А если что-нибудь отсутствует?
Можно ли быть счастливым, если у тебя нечистая совесть, если ты убил человека, с которым бежал из плена, если ты брал взятки, если ты предал, украл, обманул?
Золото — красивый металл. Особенно, когда его правильно применяют. Например, на куполах Софии. Или Лавры.
Драгоценные камни? Видел я рубины. И аметисты. И даже бриллианты. Правда, маленькие. В кольце. В общем, нужно быть специалистом, чтобы отличить их от стекла. Жемчуга я настоящего не видел, а искусственный — ничего, приятный.
И все-таки никакое золото, никакой драгоценный камень не сравнится с тем, что можно увидеть, если поднять крышку бака эмульгатора, в котором приготовляется водно-масляная смесь для охлаждения резцов моего станка. Немыслимая красота — нет ей равной. Я бы часами мог глядеть на эту смесь — она вся светится, вся играет красками, в которых, как и должно быть во всем красивом, есть своя последовательность, своя симметрия цветов и узоров.
Я полюбовался водно-масляной смесью и полез в карман за сигаретой — первой сегодня. И с наслаждением закурил. Теперь у нас сигарета в цехе выглядит этаким вызовом науке и человечеству.
В нашей многотиражке под рубрикой «Береги время» из номера в номер печатают черным шрифтом такие слова: «Каждая выкуренная сигарета сокращает человеческую жизнь на 14,5 минуты».
Великое дело пропаганда. Все на заводе бросают курить. Леденцов съедают центнеры. Все шепелявят, перекатывая во рту конфеты. Батя спрятал было в комод свой потертый портсигар из какого-то древнего сплава — он называется «мельхиор» — и стал носить в кармане круглую жестяную коробочку с леденцами. Перед тем как вынуть конфетку, он встряхивает коробочку, чтоб они там не так слипались. Правда, хватило его дня на три-четыре. У него разболелись зубы от сладкого, и, по его подсчетам, на лечение ему придется затратить больше времени, чем он потеряет, выкуривая пачку «Беломора» в день.
Я и сам подумывал: не бросить ли курить? Уж слишком страшная цифра. На мотоцикле при скорости даже сто километров в час за 14,5 минуты можно много проехать. Во всяком случае, курить нужно поменьше.
По цеху хозяйской, уверенной походкой шел начальник отдела технического контроля Никита Владимирович Малимон, которого рабочие между собой зовут «Наливон». Его сопровождал старший мастер. Малимон издали погрозил мне пальцем.
Я сдрейфил. Вернее, даже не сдрейфил, а просто мне стало как-то очень неуютно, и я побыстрей повернулся к станку. Но, с другой стороны, я подумал, что, если б он в самом деле узнал про мою проделку, он уже не ограничился бы таким жестом. Это он на всякий случай. А в общем, конечно, не следовало мне этого делать.
Я собрал знаменитые выражения нашего начальника ОТК. Не без помощи отэковских девочек. Машинистка из конструкторского бюро, толстая и смешливая Муся, перепечатала эту штуку. Очевидно, она оставила и себе экземпляр, потому что бумажка пошла гулять по заводу. Ее переписывали от руки. Назвал я это «Краткая неслужебная характеристика начальника ОТК Малимона Н. В., составленная из его собственных выражений».
Логика
«Вслед за головой у нас имеется лицо…»
Отношения с подчиненными
«Что я ему, товарищ, что ли, что он мне пакости делает?»
Решительность
«У меня есть сырые мысли, но я их боюсь пока высказывать».
Пословица
«В каждой бочке меда есть ложка дегтя».
Точность
«Я сейчас забыл подробно его фамилию».
Общество «Знание»
«В прошлом году, не помню, в связи с чем, меня во что-то вовлекли».
Забота о подчиненном
«Валя, у вас под левым глазом мешок».
Характеристика
«Молодой по тем временам хлопец».
Указание
«Если это не в вашей компетенции, то адресните».
Кадровый вопрос
«Визуально он потенциален».
Спорт
«Наша сборная ползала, как беременные вши по мокрому кожуху».
Собственная мудрость
«Не каждый Филипп через два «п».
О девушках из ОТК
«В отделе есть лица, которым уже сейчас можно дать пенсию, чтоб они вреда не причиняли».
Интересный случай
«Миша один раз выкурил пачку сигарет, а потом двое суток рвал дымом».