И делал он это не посредством речи. Кроме шелеста листьев, я от него ни звука не услышал. Однако не сомневался, что он использует какую-то систему связи. Зачем нужны слова, когда можно напрямую передавать эмоции – глубокие, чистые, совершенно искренние?
Поток благодарности шел непрерывно, и я даже малость засмущался.
– Да ладно тебе, – говорю, решив с этим делом заканчивать. – На моем месте ты бы тоже меня выручил.
Должно быть, каким-то образом растение убедилось, что благодарность принята, потому как чуть позже пошли другие эмоции – покой и умиротворенность.
Пришелец встал и двинулся прочь, а я возьми да и крикни вдогонку:
– Эй, приятель, погоди чуток.
Растение остановилось – не иначе как поняло меня. Я взял его за ветку и повел на экскурсию по моим владениям. Рассудил так: чтобы от его коммуникационной системы был какой-то прок, она не должна ограничиваться излучением благодарности, умиротворенности и покоя. Так что я водил гостя вдоль ограды и изо всех сил внушал ему одну-единственную мысль: «Не выходи за нее».
Нелегкой оказалась эта работенка, я аж взмок. Но растение вроде поняло и попыталось «сказать», что согласно. Тогда я мысленно изобразил, как оно гонится за мальчишкой, и мысленно же погрозил пальцем. Гость пообещал, что больше не будет. Еще я силился объяснить, что не надо бродить по участку при свете дня, рискуя попасться на глаза посторонним. То ли эта идея оказалась слишком трудна для восприятия, то ли я уже слишком выдохся, но мы оба были выжаты как лимон, когда наконец пришелец дал понять, что принял наказ к сведению.
В ту ночь, лежа в постели, я долго размышлял над видом связи, которым пользовался пришелец. Это явно не телепатия. Должно быть, что-то основанное на мысленных образах и эмоциях.
Похоже, судьба дала мне уникальный шанс. Если научусь – не важно, каким способом, – доводить мои мысли до растения, а оно наловчится передавать мне кое-что помимо абстракций, то у него появится возможность общаться с другими людьми, говорить так, что они поймут и поверят, и власти будут вынуждены относиться к нему как разумному существу. Пожалуй, лучшее, что я могу сделать, – это познакомить инопланетянина с нашим человеческим образом жизни и по возможности объяснить, почему мы живем именно так. И делать это придется на моем участке, ведь покидать его пределы растению нельзя.
Посмеиваясь при мысли о том, что мои дом и двор станут школой для инопланетянина, я уснул.
На следующий день мне позвонили из университетской почвенной лаборатории.
– Что за ерунду вы нам прислали? – возмущенно спросил мужской голос.
– Всего лишь почву на анализ, – ответил я. – А что с ней не так?
– С образцом номер один все в порядке, это самый обычный грунт, в округе Бертон такой везде. Но образец номер два, этот песок… Господи боже! В нем золотая пыль, серебряные чешуйки, а еще медь! Конечно, все в мизерных количествах, но если кто-то из ваших фермеров имеет промышленные залежи этого добра, он богач!
– На двадцать пять, от силы на тридцать загрузок самосвала, – сказал я.
– Что это за песок? Где вы его взяли?
Я набрал полные легкие воздуху и выложил все, что знал о происшествии на Сороковом-северном, на участке Пита.
Собеседник заявил, что немедленно выезжает, но я не дал ему тотчас положить трубку и спросил о третьем образце.
– А что там росло? – недоумевающе спросил ученый. – Ни одно известное мне растение не способно вот так вытянуть все питательное из почвы, обглодать ее до голой косточки. Посоветуйте хозяину внести побольше органики, добавить извести и всего прочего, чем обычно удобряют землю, а пока она абсолютно бесплодна.
Почвоведы отправились к Питу, захватив с собой еще нескольких специалистов из университета. На той же неделе вышли газеты с кричащими заголовками, и к нам явились двое из Вашингтона. Но никто из ученых, похоже, так и не докопался до правды, и в конце концов они сдались. А вскоре после них утихомирились и репортеры.
Но пока жила сенсация, к нам косяками тянулись любители диковин, чтобы глазеть на яму и груду. Они растащили половину песка и довели беднягу Пита до белого каления.
– Закопаю чертову яму и забуду, к чертям, всю эту чертовщину, – заявил он мне, и его слова не разошлись с делом.
А дома у меня тем временем наметился прогресс. Мое внушение возымело действие, гость не уходил со двора и вел себя днем как обыкновенный сорняк – стоял на месте и не пугал детей. Соседи больше не жаловались. И даже помоечная дворняга не казала носу на мою землю.
Пока на участке Пита царила суматоха, я неоднократно испытывал соблазн рассказать о растении кому-нибудь из университета. Но так и не решился, потому что мы с гостем по части коммуницирования продвинулись не слишком далеко.
Зато по другим направлениям дела у нас шли неплохо. В присутствии растения я разобрал и собрал электромотор, но не был уверен, что пришелец понял, что там к чему. Я решил познакомить его с действием механической энергии и показал, как эта энергия вырабатывается мотором, а еще попытался объяснить, что такое электричество. Но очень скоро увяз, поскольку плоховато знал физику. Наверное, для растения электромеханика так и осталась темным лесом.
Правда, с автомобильным двигателем нам повезло больше. Мы уделили ему все воскресенье – разобрали, а потом собрали. И за моими манипуляциями растение наблюдало с живейшим интересом.
Работать нам пришлось в гараже с закрытыми воротами, а день, как назло, выдался жаркий. Уж конечно, чем в моторе ковыряться, я куда охотней провел бы выходной на рыбалке.
В общем, я до того вымотался, что наутро не услышал будильник и проснулся на час позже. Торопливо напялил одежду, побежал к гаражу, отпер ворота, гляжу – а там гость. По всему полу разложены детали мотора, и мой приятель, счастливый как слон, возится с ними.
Я едва не накинулся на него с топором, но вовремя взял себя в руки. Запер ворота и отправился на работу пешком.
Весь день я гадал, как инопланетянин ухитрился попасть в гараж. Может, накануне вечером проскользнул, когда я не видел? Или ему удалось справиться с замком?
А еще не давала покоя мысль, в каком состоянии я увижу машину, когда вернусь домой. Неужто придется полночи приводить ее в божеский вид?
С работы я ушел пораньше. Если предстоит возня с машиной, лучше начать загодя.
Мотор оказался полностью собран, а пришелец во дворе изображал из себя сорняк. Увидев его там, я убедился, что замок для него не препятствие, – я ведь помнил, как запирал утром гараж.
Я побился сам с собой об заклад, что машина не заведется, и взялся за ключ зажигания. Мотор заработал. Для проверки я поездил чуток по городу – полный порядок.
Для следующего урока я выбрал тему попроще. Взял плотницкие инструменты и стал мастерить скворечник. Вообще-то, скворечников на участке и так хватало, но надо было показать инопланетянину, как мы работаем по дереву, а что можно соорудить быстрей и легче, чем птичий домик?
Растение внимательно наблюдало и, похоже, все понимало, но я заметил в его поведении грусть. Я положил ладонь ему на ветку и спросил, в чем дело.
Ответом была все та же печальная реакция.
Меня это поставило в тупик. Почему гостю так интересно подражать моей возне с мотором и чем ему не нравится моя возня со скворечником? Разгадку я получил лишь через несколько дней, когда он увидел, как я рву цветы, чтобы украсить букетом кухонный стол.
И тут меня осенило.
Инопланетянин – растение. Цветы тоже принадлежат к миру растений, как и древесина. В смысле, древесина раньше была растением. И вот стою я с букетом в руке, а пришелец смотрит на меня, и думается мне, до чего же он будет потрясен, когда узнает больше про эти дела – как мы вырубаем леса, как выращиваем растения на еду и одежду, как выжимаем из них соки, как варим из них лекарства.
Гость не сердился на меня, не пятился в ужасе. Это была всего лишь печаль. А когда она находила на моего приятеля, тот выглядел самым несчастным существом на свете – несчастнее не вообразить. Рядом с ним алкаш, страдающий тяжелым похмельем, покажется сущим живчиком.
Если бы к этому времени мы научились полноценно разговаривать друг с другом, обсуждать такие вещи, как этика и философия, я бы, конечно, узнал, как относится гость к нашей культуре, эксплуатирующей растительный мир. Наверняка он пытался объяснить, но мне мало что удалось усвоить.
Как-то вечером сидели мы на ступеньках, глядели на звезды. Гость еще раньше показал мне свою планету, хотя, возможно, это была одна из планет, на которых он побывал. Я ведь получал от него только смутные мысленные образы и эмоциональные реакции. Вот этот мир – красный, раскаленный, вон тот – синий, холодный. Третий раскрашен во все цвета радуги. И это благостное, умиротворяющее чувство, как будто там дуют ласковые ветры, журчат фонтаны и чирикают в сумерках птицы.
Просидели мы так довольно долго, и вдруг он кладет ветку мне на руку и показывает растение. Должно быть, потратил немало сил, передавая мне этот образ, – картинка получилась очень ясной и четкой. Я увидел нечто чахлое, вялое – и несчастное; даже мой гость не выглядел так печально, когда на него находило. Мне стало жаль бедолагу, и пришелец принялся думать о доброте. А когда он думал о доброте, грусти, благодарности и счастье, все это било из него, как вода из поливочного шланга.
Теперь его стараниями эти душевные чувства забурлили и во мне – так распирали, что я боялся лопнуть. И вдруг я увидел, как задохлик в моем воображении ожил. Он рос, покрывался цветами, и вот уже передо мной чудо красоты – ничего восхитительнее я в жизни не видел. Созрели и осыпались семена. Вскоре над землей поднялись ростки, и были они тоже здоровы, полны жизненных сил.
Несколько дней я раздумывал об этом, причем подозревал, что подобные мысли впору умалишенному. И ведь не отвяжешься от них никак!
В конце концов я понял: есть только один способ положить конец наваждению.