Грант похлопал лошадь по шее.
– Давай, дружок, давай! Не сбавляй ход!
Ружье выстрелило, и в тот же миг Калвер услышал бередящий душу звук, с каким пуля угодила в живую плоть. Лошадь под ним будто споткнулась, сбилась с шага, передние ноги подогнулись, голова опустилась, и Калвер ощутил, как его тело взмывает в воздух.
Он упал, сразу встал на четвереньки и метнулся в сторону от дороги, туда, где на пригорке между двумя нависающими над тропой валунами приютилось несколько кедров. Ружье выстрелило снова, пуля угодила в валун, отскочила и с противным воем ушла в никуда.
Припав к земле, Калвер бросил взгляд на дорогу. Его лошадь лежала неподвижно, колеи, оставленные колесами многочисленных фургонов, заполнялись кровью. Хэмилтон стрелял наверняка, чтобы избавить преследователя от лошади. В этих холмах пеший против конного, да еще с ружьем, мало что сможет…
Грант скорчил гримасу. А ведь Хэмилтон знать не знает, что у него остался всего один патрон. Как ни крути, при таком раскладе ловить, получается, почти нечего.
Ружье громыхнуло три раза подряд, и пули со зловещим свистом обтрясли хвою с кедровых веток.
«Пытается меня выкурить, – мысленно отметил Калвер. – Единственное, что можно сделать, – это взобраться на холм слева от того места, где засел Хэмилтон, под прикрытием редких валунов и тщедушных деревьев. Подняться выше логова Хэмилтона, заставить его запаниковать…» Калвер вскочил и побежал, низко пригибаясь и кидаясь из стороны в сторону, вверх по каменистому склону.
Что-то ужалило его в плечо, и он покатился кубарем, а затем распростерся в опасной близости от очередного валуна. Ноги ощущались чужими, принадлежащими кому-то другому, и Калвер смутно осознавал, что они норовят поднять его тело, но это было не в их силах.
Он вытянул руку – вялую и слабую, – нащупал камень размером с мужскую голову. Пальцы было сомкнулись вокруг камня, но затем соскользнули, и рука обессиленно легла на землю.
Хэмилтон добился своего, подумалось Калверу. Он подстрелил всех – и Фарсона, и Убогого, и его самого. Только теперь он сотворил это собственноручно, не стал нанимать стрелка. Надо выждать, пока он спустится, а он точно спустится, проверить, мертв Калвер или нет. Когда поймет, что жив, надо его опередить, не то он не задумается всадить в Гранта новую пулю.
Лежа лицом вниз на камнях, Калвер даже сквозь одежду ощущал, насколько они холодные. Очень скоро, думал он, плечо разболится нестерпимо. Впрочем, к тому времени его вполне могут убить… А шевелиться нельзя, Хэмилтон должен уже спускаться, и ружье он вряд ли позабыл наверху… Справа донесся шорох, и Калвер понял, что не ошибся в своих предположениях. Пора или не пора? Может, стоит рискнуть последним патроном? Не впервой же, как говорится. Там, на реке, болтали, будто Грант Калвер готов рисковать напропалую. В картах, спорах, сольются вместе или нет две дождевые капли на оконном стекле, в ловкости обращения с оружием – в чем угодно.
«С ним лучше не связываться, – утверждали люди, – потому что ему на все плевать».
Так что он теряет сейчас, почему медлит? Он все равно считай что мертв. Когда Хэмилтон увидит, что Калвер до сих пор жив, то оборвет его жизнь последним выстрелом.
Калвер прислушался к шагам поблизости, к тихому шуршанию камней, что выскакивали из-под ног и катились вниз по склону. Тридцать футов. Десять шагов. Пусть подойдет ближе. Он стал подсчитывать. Один, два, три, четыре… Пять шагов!
Грант стиснул зубы, уперся одной ступней в валун и рывком поднялся, точно раненный медведь, внезапно встающий на задние лапы. Рука, сжимавшая рукоять кольта, двигалась ровно и уверенно, с тем смертоносным спокойствием, которое всегда отличало Калвера.
Хэмилтон застыл, разинув рот от изумления и широко расставив ноги, как будто движение Калвера застигло его врасплох на середине шага. Но ружье поднималось, металлический ствол посверкивал в лучах солнца. Калвер почувствовал, как шестизарядник дернулся в его ладони, а в следующий миг ружье выплюнуло пламя вперемешку с дымом. Словно чья-то могучая незримая рука схватила Калвера за грудь и принялась давить.
Но рассудок твердо знал, что надо делать. Шестизарядник выстрелил в ответ, и этот сердитый лай отдался эхом в ушах.
Хэмилтон подался вперед, будто хотел побежать, но споткнулся. Пальцы разжались, ружье упало наземь, и он повалился на камни.
Калвер опустил руку с револьвером, не сводя глаз с Хэмилтона. Утренний ветерок пронесся по склону, пошевелил ветки кедров. Хэмилтон замер неопрятной кучей среди камней.
– Знаешь, Марк, – произнес Калвер, обращаясь к погибшему Фарсону, – а вернусь-ка я, пожалуй, на реку. Здешние края не для таких, как мы с тобой.
Он сунул револьвер за пояс и поплелся вниз по склону на негнущихся ногах. Плечо болело все сильнее, от него растекались волны боли, терзавшей тело от макушки до пят.
С дороги долетел топот копыт. Наверное, парни из Ган-Галча, подумал Калвер; приехали узнать, что тут творится.
На дорогу он вышел, когда местные начали подниматься на пригорок.
Впереди скакал Майк, тот самый верзила, которого подстрелила Нэнси. Судя по выступу под одеждой, одна его рука была на перевязи. За Майком ехал печатник Джейк в сопровождении десятка мужчин. Завидев Калвера, все натянули поводья.
Он устало покачал головой:
– Вы опоздали, джентльмены. Пропустили все веселье. Хэмилтон вон там лежит.
Майк хмыкнул в густую бороду:
– С вами точно не соскучишься, мистер. А Хэмилтон-то, похоже, вас зацепил.
– Угу, – согласился Калвер, – но я с ним рассчитался.
– Погоди, Майк, не тарахти, – осадил товарища Джейк. – Человек весь в крови, не видишь, что ли? Надо отвезти его в город.
– Надо, надо, кто же спорит, – примирительно ответил Майк. – Та девица с нас три шкуры спустит, если мы его не привезем. – Он провел по бороде увесистой пятерней и громко фыркнул. – Впервые в жизни меня подстрелила женщина!
– Мы нашли Перкинса, – добавил Джейк, – он во всем сознался, душу облегчал, стервец. Вздернем его, сразу как вернемся.
– Хотите сказать, меня судить не будут?
– Нет, – коротко ответил Джейк.
– Тогда я отправлюсь обратно на реку. Там не так весело, полагаю, зато для здоровья куда полезнее.
– Послушайте, мистер… – Майк замялся. – Вообще-то, мы с ребятами прикинули, что для вас найдется дельце здесь.
Калвер мотнул головой:
– Я игрок, мое место на речных кораблях.
– Никакого мухлежа? – с улыбкой уточнил Джейк.
– Верно, – сказал Калвер. – Тот, кто не умеет выигрывать, не мухлюя, лучше пусть заканчивает играть.
– Такой человек нам и нужен.
– Но…
Майк перебил:
– Мистер, я вот что вам скажу. Барни Браун линяет из Ган-Галча. Продает «Золотой башмак» – и задешево, зуб даю.
– Парни будут рады, если вы купите это заведение, – прибавил Джейк. – Не то чтобы они обожали терять деньги, но им приятно будет знать, что их обдирают по-честному.
– А коли у вас с деньжатами туговато, – вставил Майк, – парни готовы скинуться.
Калвер не сдержал усмешки:
– Что ж, джентльмены… Как я могу вас разочаровать? Согласен.
Майк спрыгнул наземь:
– Вы с этим вашим плечом поосторожнее. Давайте, забирайтесь.
– А вы?..
– Да забирайтесь же, кому говорят! – прикрикнул Майк. – Я каждое утро пешком гулять хожу.
Он протянул могучую ладонь, и Калвер ответил на рукопожатие, ощутив крепкую хватку.
– Езжайте, парни, – сказал Майк. – Мистер, я бы поторопился. Та юная дама, поди, заждалась.
Воспитательницы
Первая неделя учебного года подошла к концу. Инспектор Милвиллской школы Джонсон Дин сидел за письменным столом, наслаждаясь тишиной и покоем вечера пятницы.
Однако тишина и покой длились недолго. Их нарушил футбольный тренер Джерри Хиггинс, светловолосый здоровяк, который влетел в кабинет и с размаху плюхнулся в кресло.
– Можете попрощаться с футбольной командой! – выпалил он. – Теперь мы наверняка вылетим из конференции.
Дин отодвинул бумаги и откинулся на спинку кресла. Закатный солнечный луч позолотил его седую шевелюру.
Бледные старческие руки с выпирающими венами старательно разглаживали складки на ветхих брюках.
– Что случилось? – спросил инспектор.
– Кинг и Мартин, мистер Дин. Отказались тренироваться.
Для порядка Дин сочувственно поцокал языком, но явно не принял событие близко к сердцу.
– Если не ошибаюсь, эти двое хорошо показали себя в прошлом сезоне. Кинг играет на линии, а Мартин квотербек?
– Вы когда-нибудь слышали о квотербеке, который отказался выйти на поле? – вскипел Хиггинс праведным гневом. – Один из самых способных! Благодаря ему мы продержались весь прошлый сезон!
– Вы пытались их отговорить?
– Стоял на коленях! – бушевал тренер. – Спрашивал, чем я им так насолил, что они хотят лишить меня работы? Говорил, что они подводят всю школу, что без них команда развалится. Нет, они не стали поднимать меня на смех, но…
– Они не стали бы над вами смеяться, – сказал Дин. – Эти мальчики – джентльмены. Все нынешние…
– Сопливые девчонки, вот кто они такие! – бушевал тренер.
– Это спорный вопрос, – возразил инспектор. – Порой я и сам уделяю футболу меньше внимания, чем он заслуживает…
– Вы – другое дело! – вскричал тренер. – С возрастом интерес к футболу угасает, это нормально. Но они же мальчишки! Согласитесь, в этом есть что-то нездоровое. Мальчишкам свойственно чувство соперничества, и даже если они его лишены, остается здравый смысл! Способный футболист всегда имеет шанс поступить в колледж…
– Наши ученики не нуждаются в поблажках для спортсменов, – возразил инспектор резковато. – Они достаточно искушены в академических дисциплинах.
– Если бы у меня было кем их заменить! – простонал тренер. – Дело не в Кинге и Мартине. Пусть мы не стали бы чемпионами, но сохранили бы команду! Вы в курсе, мистер Дин, что в этом году мне не из кого выбирать? У меня едва хватает игроков…