Если повезет, Джеймс доберется до освещенной комнаты – силы, ловкости и упорства ему на это хватит. К стене дома примыкает дымоход, снизу его прикрывают кусты, сверху – близко растущее дерево. Можно вскарабкаться по грубой кирпичной кладке и дотянуться до открытого окна освещенной комнаты.
И там Гендерсон Джеймс, оригинал, окажется лицом к лицу со своим дубликатом…
Пожалуй, игра стоит свеч. Дубликат больше не будет безликим орудием. Перед своим создателем предстанет человек, похожий на него как две капли воды. Возможно, дом под наблюдением. Но если это так, то следить должны за входной дверью. Джеймс полезет по трубе тихо-тихо, его не успеют заметить, пока он не окажется в кабинете.
Отступив поглубже в тень, он размышлял. Как быть: проникнуть в дом и вступить в переговоры с оригиналом или просто удариться в бега? Спрятаться и дождаться шанса покинуть Землю, улететь на какую-нибудь далекую планету?
Оба варианта рискованны, но первый не требует много времени. Успех будет или провал – это решится в течение часа. Не надо томиться месяцами, гадая, забыли про тебя или упорно идут по следу.
Что-то не давало Джеймсу покоя. Какой-то неугомонный фактик метался по разуму и не позволял себя поймать. Может, крайне важный, а может, сущий пустяк, случайный клочок информации, ищущий, куда бы ему приткнуться.
Не зная, что с ним делать, разум Джеймса просто стряхнул его.
Так какой же выбрать путь? Длинный или короткий?
Джеймс еще немного подумал, а потом быстро пересек улицу и скрылся в тени кустов.
4
В кабинете никого не было.
Он замер у окна. Двигались только глаза, всматриваясь в каждый угол, в каждый закуток. Разум оценивал ситуацию, которая казалась невероятной. Почему Гендерсон Джеймс не здесь, почему не ждет вестей?
Дубликат быстро прошел к двери в спальню, распахнул. Палец нащупал выключатель на стене; зажглись лампы. Спальня тоже пустовала. И ванная. Он вернулся в кабинет. Постоял, прислонившись к стене спиной, лицом к двери, что вела в коридор. Пядь за пядью он ощупывал комнату взглядом, привыкая к ней, знакомясь заново с ее планировкой и обстановкой, наполняясь ощущением привычности и комфорта.
Вот его книги. Вот камин с полкой, заставленной сувенирами. Мягкие кресла, домашний бар… Все это принадлежит ему, все это часть его… и Гендерсона Джеймса. Его тело, его глубинные мысли – тоже часть Гендерсона Джеймса.
«Вот чего я мог лишиться, – подумал Джеймс. – Я бы не получил этот опыт, если бы пуудли не захотел меня оскорбить напоследок. Я бы просто исчез – пустой мозг, безродное тело, для которого нет места во вселенной».
Зазвонил телефон, и Джеймс замер в страхе. Как будто некий враг вломился в дом и теперь подбирается к кабинету, вдребезги разбивая только что обретенное чувство принадлежности.
Телефон зазвонил снова. Джеймс пересек кабинет и взял трубку.
– Мистер Джеймс, это вы?
Голос Андерсона, садовника.
– Э-э-э… да, – ответил дубликат. – А кому еще тут быть?
– Мы поймали парня, который выдавал себя за вас.
Гендерсон Джеймс, дубликат, окаменел от страха. Его рука так сильно сдавила трубку, что он успел удивиться, почему та не раскрошилась под пальцами.
– Одет, как вы, – продолжал садовник. – А я знаю, что вы выходили. Мы с вами разговаривали, помните? Я еще сказал, что не надо бы вам отлучаться, пока мы ждем этого… это существо.
– Да, – произнес дубликат так спокойно, что ушам своим не поверил: неужели это его голос? – Да, конечно, я помню наш разговор.
– Сэр, но как вы вернулись к себе?
– Через черный ход, – ответил невозмутимый голос. – Андерсон, что вас удерживает?
– Он одет, как вы.
– Само собой. Так и должно быть.
Вообще-то, должно быть совсем не так, но Андерсон не семи пядей во лбу, да к тому же сейчас он сильно возбужден.
– Разве не помните, что мы это обсуждали?
– Каюсь, запамятовал – должно быть, переволновался. Помню, было велено позвонить, убедиться, что вы находитесь в кабинете. Я правильно поступил, сэр?
– Вы позвонили, – подтвердил дубликат, – и я в кабинете.
– Стало быть, тот, который снаружи, – он?
– Разумеется, – ответил дубликат. – Кто же еще?
Он вернул трубку на рычаг и замер в ожидании. Миг спустя снаружи раздался грудной кашель выстрела. Джеймс подошел к креслу и обессиленно опустился в него.
Вот как все сложилось в конце концов. Он теперь в безопасности. Ему абсолютно нечего бояться.
Надо бы переодеться, а этот охотничий наряд надежно спрятать, вместе с револьвером. Прислуга вряд ли будет задавать вопросы, но все же стоит позаботиться о том, чтобы у нее не возникло никаких подозрений.
Он прислушался к ощущениям – нервы успокоились – и позволил себе отвлечься. Ходил по кабинету, брал книги, гладил мебель… Привыкал к комфорту, на который имеет право человек, чье место во вселенной отныне законно и незыблемо.
– Все будет прекрасно, – сказал он с теплой улыбкой.
Как же просто получилось… Сейчас кажется, что до смешного просто. Это потому что он так и не увидел человека, который хотел войти в дом. Легко убить того, кого ты в глаза не видел.
С каждым часом дубликат все полнее срастался с личностью, доставшейся ему по праву наследования. Никто – и даже он сам через какое-то время – не усомнится в том, что он и есть Гендерсон Джеймс.
Снова зазвонил телефон, и Джеймс подошел, чтобы ответить. В трубке раздался приятный голос:
– Это Аллен из лаборатории дублирования. Мы ждем звонка от вас.
– Э-э-э… – замялся Джеймс. – Я как раз собирался…
– Я просто решил сказать, – перебил его Аллен, – чтобы вы не беспокоились. Захлопотался и только сейчас сообразил, что надо было предупредить вас.
– Ясно, – произнес Джеймс, хотя ничего не понял.
– В этот раз мы кое-что добавили, – продолжал Аллен. – Решили поэкспериментировать, ввели ему в кровеносную систему яд замедленного действия. Просто для надежности. Может, и не было в этом необходимости, но мы решили подстраховаться. Так что, если он не придет, вам не стоит нервничать.
– Уверен, он придет.
Трубка хихикнула:
– Двадцать четыре часа. Все равно что мина с часовым механизмом. Даже если он догадается, противоядия не существует.
– Спасибо, что поставили меня в известность, – проговорил Джеймс.
– Да не за что, – сказал Аллен. – Спокойной ночи, мистер Джеймс.
Брат
Он как раз отдыхал в кресле-качалке посреди вымощенного плитами дворика, когда проезжавшая по дороге машина остановилась перед воротами. Выбравшийся оттуда совершенно седой незнакомец открыл калитку и зашагал по дорожке к дому, едва заметно шаркая ногами.
«Старик, – отметил про себя сидевший в качалке, – не такой древний, как я, но тоже старик».
– Вы Эдвард Ламберт? – спросил приезжий, остановившись перед ним.
Он кивнул.
– Я Теодор Андерсон из Мэдисонского университета.
– Садитесь, пожалуйста. – Ламберт указал на второе кресло. – Далековато забрались.
– Да не очень, – хмыкнул Андерсон. – Всего миль сто.
– По мне, так и это много. Я ни разу в жизни не забирался дальше чем за двадцать миль. Космопорт за рекой – конечная точка моих странствий.
– И часто вы навещаете космопорт?
– Одно время частенько, когда был помоложе. Теперь уж нет. Прибывающие и отлетающие корабли прекрасно видны отсюда.
– А вы сидите и смотрите?
– Раньше – да, но теперь и с этим покончено. Так, брошу порой взгляд, но больше не слежу за ними.
– Насколько я понимаю, у вас есть брат и сейчас он в космосе.
– Ну да, Фил. Из всей нашей семьи лишь он подался в странствия. Нас было двое. Идентичные близнецы, знаете ли.
– Вы встречаетесь? То есть он ведь должен время от времени вас навещать?
– Бывал. Всего раза три или четыре. А в последние годы так и вовсе не появлялся – со времени его последнего визита прошло лет двадцать. Он вечно торопился, задерживался лишь на денек-другой, и всякий раз у него в запасе были грандиозные истории.
– Но вы-то сами все это время никуда не выезжали? По вашим словам, дальше двадцати миль от дома вы не забирались?
– Было время, когда я хотел отправиться с ним, но не мог. Мы появились на свет довольно поздно и были еще молоды, когда родители уже состарились. Кто-то из нас должен был остаться с ними. А когда их не стало, я уже сам не мог уехать – слишком большой частью моей жизни стали и здешние холмы, и леса, и речушки.
– Понимаю, – кивнул Андерсон. – Это отчетливо видно в ваших работах. Вы стали пасторальным певцом нашего столетия. Я цитирую чужие слова, но вы наверняка с ними знакомы.
– Писатель-натуралист, – хмыкнул Ламберт. – Некогда это было великой американской традицией. Когда я только начинал писать на эту тему лет пятьдесят назад, она давно вышла из моды, а теперь снова стала популярной. Каждый дурак, способный связать два слова, пишет о природе.
– Но никому это не удается так хорошо, как вам.
– Я просто занимался этим дольше других, у меня больше опыта.
– Ныне возникла великая нужда в вашем творчестве. Это остатки почти утраченного нами наследия.
– Пожалуй, – кивнул Ламберт.
– Возвращаясь к вопросу о вашем брате…
– Минуточку, пожалуйста, – перебил Ламберт. – Вы обрушили на меня град вопросов без всякой предварительной подготовки, не поговорив даже о погоде и не затевая обычного обмена любезностями. Просто ввалились сюда и выложили свои вопросы. Да, конечно, вы представились и сказали, что вы из университета, и только. Мистер Андерсон, сообщите, просто для сведения, кто же вы такой.
– Ах да, простите! Признаюсь, я проявил недостаток такта, хотя он является непременным атрибутом моей профессии, и мне не следует забывать о его значении. Я преподаю на факультете психологии и…
– Психологии? – недоверчиво переспросил Ламберт.
– Да, психологии.
– Я-то думал, что вы преподаете литературу, экологию или, скажем, что-нибудь имеющее отношение к окружающей среде. Какой резон психологу толковать с писателем-натуралистом?