– Веселиться вздумал? Гляди, мы дырок понаделаем в твоих сковородках, будешь решетами торговать!
– Заткнись! – снова прикрикнул первый всадник.
– Да чтобы всякий вонючий торговец надо мной смеялся…
Рыжеусый поперхнулся собственными словами, закашлялся и покачнулся в седле. С холма, что торчал, будто лысая голова, над окрестными зарослями, донесся сухой треск ружейного выстрела.
Первый всадник уверенной рукой развернул коня и мгновенно вскинул шестизарядник. С вершины холма между тем снова выстрелили, и что-то мелкое прожужжало над головами мужчин и вонзилось в куст.
Гаррисон, привстав на передке фургона, одной рукой сжимал вожжи, а другой на ощупь искал свой револьвер. Рядом с фургоном прогремел сорок пятый калибр[27], и краем глаза Гаррисон заметил облачко пыли, выбитое пулей из макушки холма.
Ружье плевалось свинцом, точно разъяренная кошка слюной, и лошадь раненого бандита вдруг понесла. Сам он сложился пополам, будто чьи-то когти разрывали ему внутренности, и его мотало в седле из стороны в сторону, как мешок с овсом, когда лошадь проломилась сквозь кусты и устремилась к холмам.
Всадник в синей рубахе поскакал следом, а тип в красной рубахе исчез и того шустрее. Когда Гаррисон наконец извлек револьвер из кобуры, бандиты благополучно сгинули. Уняв перепуганных лошадей, он прислушался и уловил стремительно отдалявшийся перестук копыт у подножия холмов.
Когда Гаррисон повернулся, он увидел двух других всадников, пересекавших наискосок склон лысого холма. Один, высокий и тощий, как пугало, ехал без шляпы. Второй, дородный и коренастый, носил такую широкую шляпу, что ее хватило бы на двоих.
– Мамаша! – выкрикнул Гаррисон. – Мамаша Элден!
– Джонни, ты как, цел? – справилась издалека та.
– Мне шляпу испортили! – наябедничал Гаррисон.
Он спрыгнул наземь и, дожидаясь, когда всадники подъедут, подобрал шляпу, попытался рукавом стереть с нее пыль, потом сердито воззрился на две большие дыры в тулье.
– Десять долларов! Да за эти деньги я бы столько всего накупил!..
Всадники приблизились. Мамаша Элден соскользнула с седла и тяжелой поступью направилась к Гаррисону, на ходу доставая из нагрудного кармана табак и бумагу.
– Что им от тебя понадобилось? – спросила она.
– Просили передать шерифу Хейнсу, чтобы он кое-кого освободил.
Мамаша кивнула:
– А, Джима Уэстмана. Мерзавец еще тот, я тебе доложу. На днях устроил пальбу в городе, Джека Коллинза свинцом накормил.
– В смысле – убил?
– А я что сказала? Коллинз и сам не подарок был, конечно, давно на пулю напрашивался. Но у нас в Сандауне свои правила. Мы не любим, когда чужаки творят самосуд.
Она насыпала табак на бумагу и свернула самокрутку.
Гаррисон повернулся к костлявому мужчине, продолжавшему сидеть в седле:
– Как делишки, Безголовый?
Джо, по прозвищу Безголовый, коротко хохотнул и пошевелил рыжеватыми усами.
– Да вроде неплохо. Я подстрелил того верзилу или нет?
– Если он выживет, то только чудом, – ответил Гаррисон.
Мамаша Элден лизнула бумагу, заклеивая самокрутку.
– Конокрады, – проговорила она. – С места не сойти, точно конокрады. Что-то расплодилось их в округе.
– А скажите-ка мне, – Гаррисон решил выяснить все до конца, – если этот Уэстман убил человека, то почему его не посадили в окружную тюрьму в Рэттлснейке?
Мамаша фыркнула:
– Да потому, что там его сразу отпустят. Судью подмажут, в присяжные одних дружков Уэстмана наберут. И то – если шериф не спохватится и не даст ему сбежать еще до суда. Уэстман недолго работал на Данэма на ранчо «Бар икс», потом перебрался в Рэттлснейк и с тех пор живет вообще непонятно на что, если не задавать лишних вопросов.
– Короче, – вставил Безголовый, – есть у нас мыслишка устроить справедливый суд и повесить этого стервеца.
Мамаша чиркнула спичкой о ноготь и прикурила.
– Уэстман тоже из конокрадов? – уточнил Гаррисон.
– С него станется, – проворчала Мамаша. – Сам он, конечно, не признается, но недаром ведь о нем так пекутся, а? Банда прячется где-то в пустошах под Рэттлснейком и наводит страх на все окрестности.
– Повадились воровать, – пояснил Безголовый. – Уводить коров – это, почитай, вчерашний день. Лошади-то порезвее будут, и платят за них дороже.
Гаррисон задумчиво кивнул:
– Да, слухи до меня доходили. Мол, крадут лошадок, и все такое. Но знаете, в этой суматохе по поводу разделения округов мало кто о чем-то другом думает.
– Давно пора избавиться от этой судейской шайки в Рэттлснейке, – процедила Мамаша Элден. – Свора голодных псов, ей-богу. Лично я за то, чтоб округа поделить, тогда, глядишь, у нас достойное правительство будет. Беда в том, что народец, похоже, Данэма-то побаивается. А он и его ранчеро против разделения на два округа. Его послушать, так до сих пор мы неплохо уживались и ничего менять не надо.
Безголовый Джо хмыкнул:
– Ну, Данэм уживался, ясное дело. Он владеет крупнейшим ранчо в этом треклятом округе, и у него полным-полно своих людей, которые за него голосуют на каждых выборах.
Мамаша обошла фургон.
– Смотрю, новой лошадкой обзавелся?
– Да, приобрел на днях, – ответил Гаррисон. – Цену заломили немалую, но я как увидел этого жеребчика, так сразу…
– Ну еще бы! – Женщина пристально оглядел Гаррисона. – Скажи на милость, когда ты бросишь заниматься ерундой и свой бизнес откроешь?
– Очень скоро, – уверил ее Гаррисон. – Вообще-то, я подумывал пустить деньги в оборот, но потом…
– Жеребчика увидел, да?
Гаррисон ухмыльнулся:
– Зову его Сатаной. Подходящее имечко, правда? Черный как смоль. Лучшего коня мне пока не встречалось.
– Слыхала я, что лавку Смита в Сандауне выставили на продажу, – проговорила Мамаша. – Причем задешево. Старина Джейк хочет двинуться дальше на запад, все ему неймется.
– Прямо сейчас денег у меня нет. Надо подождать годик-другой.
– Могу ссудить, если хочешь, – предложила Мамаша.
Безголовый Джо рассмеялся:
– Да она что угодно сделает…
Мамаша Элден ожгла его взглядом:
– Прикрой пасть, старый хрыч! Мне и без того хлопот хватает, чтобы ты каждое мое слово оспаривал!
Гаррисон водрузил на голову продырявленную шляпу и взялся за поводья.
– Спасибо, что выручили, – сказал он.
– Мы пропавших коров искали, а тут выстрел услышали, – объяснил Безголовый Джо. – Решили проверить, что за переполох.
– Ты же приедешь на ранчо к воскресному ужину, Джонни? – спросила Ма.
– Как я могу такое пропустить!
– Кэролин тоже будет. Приезжает сегодня вечером.
– Прямиком из Сент-Луиса, – добавил Безголовый. – Она там училась, понял? Нет чтобы…
– Да уймись ты, болтун! – осадила его Мамаша и снова повернулась к Гаррисону. – Синь Ли приготовит курицу, как ты любишь. Ну, если напиться не успеет.
– Что-то он в последнее время разошелся, – не смолчал Безголовый Джо. – Чуть ли не бочонок в одиночку приговаривает. Приходится в оба следить.
Гаррисон взобрался на передок.
– Тогда до воскресенья. – Он окликнул лошадей, и фургон покатил дальше. Холстина хлопала на ветру, за спиной негромко дребезжала посуда, а одно колесо противно скрипело.
В двух милях от Сандауна он нагнал мужчину, который шел по дороге пешком и вел лошадь в поводу.
Гаррисон остановил фургон.
– Что стряслось, док?
Док Фалконер криво усмехнулся:
– Не поверишь, как я рад тебя видеть, Джонни!
Он уселся на лавку рядом с Гаррисоном, поставил под ноги свой медицинский саквояж и поудобнее перехватил поводья.
– С коняшкой поругались? – спросил Гаррисон.
– Ногу подвернула, – объяснил Док. – Я не стал ее мучить. Поедем не спеша, ладно? Не хочу, чтобы она совсем охромела.
– Вы к больному ездили?
Док покачал головой:
– Нет, Джонни, свою золотую шахту навещал.
– Док, у вас вправду есть золотая шахта?
У Фалконера в уголках глаз собрались насмешливые морщинки.
– Нет, конечно, но народ думает, что есть. Молва твердит, что денег у меня куры не клюют. Что лечением столько не заработаешь. – Он поглядел на пыльную дорогу. – Знали бы люди, сколько мне остается от их платы…
Топот лошадиных копыт напоминал отдаленную перестрелку, в воздухе клубилась пыль. Какое-то надоедливое насекомое все кружило возле фургона, разморенное полуденным зноем. Вдоль дороги кивали чашами осенние цветы.
– Когда ты намерен покончить с бродячей жизнью и где-нибудь осесть? – спросил док.
– Скоро, – отозвался Гаррисон, пряча глаза.
– Кэролин – просто загляденье, знаешь ли.
– Она сегодня возвращается домой, – поделился Гаррисон.
– Ну да. Я так и подумал, что ты должен объявиться. – Док помедлил, пробормотал что-то себе нос. – Окажи мне услугу, Джонни.
– Конечно, док, – откликнулся Гаррисон. – Все, что могу.
– Только ты на такое способен, потому что умеешь держать язык за зубами. – Фалконер помолчал. – Ты согласен взять у меня письмецо и забыть об этом?
– Ну да, – сказал Гаррисон.
– Быть может, однажды я попрошу тебя его вернуть. Или не попрошу. Если пропаду больше чем на пять дней, тебе надо будет его отправить.
– Док, вы так говорите, будто чего-то опасаетесь.
– Возможно. Ты обычно останавливаешься у родника за городом?
Гаррисон кивнул.
– Там я сойду, уж оттуда-то до города рукой подать. Спасибо, что подкинул.
– А ваше письмишко, док…
– Принесу его тебе утром.
У родника Гаррисон долго стоял возле фургона и наблюдал, как Фалконер с лошадью в поводу медленно шагает по дороге к городу.
– Странно все это, – сказал он и помотал головой.
В Сандауне дока Фалконера ценили не слишком высоко – в основном потому, что не понимали его суховатых насмешек, от которых собирались морщинки в уголках глаз.
Или взять ту же золотую шахту… Для самого дока это была очередная шутка, а для многих жителей Сандауна – чистейшая правда. Люди уверяли, что доку привычно уезжать на несколько дней неведомо куда, а по возвращении оплачивать все счета, накопившиеся в местных лавках.