Это был последний козырь, отчаянный ход, крайнее средство. Нация давно подготовилась к нему, все передатчики были настроены, и никто не задавал лишних вопросов, поскольку все полагали, что они являются частью системы радаров. В такой ситуации лучше поменьше говорить.
Никто не хотел приводить передатчики в действие, во всяком случае, так говорилось в официальных объяснениях случившегося, – но тогда люди были готовы на все, чтобы предотвратить очередную войну.
И вот пришло время применить крайнее средство, наступил день отчаяния, когда кнопки были нажаты и передатчики заработали, обрушив на людей облучение, которое воздействовало на мозг, «стимулируя латентные способности» – так звучало обоснование, – и все люди теперь могли предвидеть события на двадцать четыре часа вперед.
Конечно, плата оказалась жестокой, но постепенно люди успокоились, попытались извлечь лучшее из происшедшего и привыкли жить со своими новыми способностями.
По телевидению выступил президент, чтобы рассказать миру о случившемся, и предупредил потенциального врага, что теперь мы на двадцать четыре часа вперед знаем обо всем, что произойдет.
В результате никто ничего не сделал, если не считать того, что все приготовления к войне были прекращены, о чем заранее и сообщил президент, назвав час, место и порядок проведения этих действий.
И еще он заявил, что процесс не будет засекречен и что другие народы, если пожелают, могут получить всю необходимую документацию. Впрочем, это не имеет особого значения, поскольку излучение продолжает распространяться и со временем окажет влияние на всех живущих на Земле людей. Более того, изменения будут носить постоянный характер, способность предвидеть будущее передается от одного поколения к другому – никогда больше народы Земли не будут слепыми, как в прошлом.
Так на Землю пришел мир, но за него приходилось платить. Возможно, цена не столь уж высока, сказал себе Уильямс. Он вспомнил, что когда-то ему нравился бейсбол, но теперь игра потеряла всякий смысл: зачем тратить силы, если результат известен заранее? Он любил иногда собраться с друзьями и перекинуться в покер, но и эта игра стала столь же бессмысленной, как бейсбол, футбол, скачки да и любой другой вид спорта.
Да, многое изменилось, и кое-что доставляло серьезные неудобства.
Взять, к примеру, газеты, радио и телевидение – все программы новостей теперь потеряли смысл. Изменилась политическая тактика, во многом к лучшему, а азартные игры и преступления вообще исчезли.
Главным образом изменения были к лучшему. Хотя даже к лучшим из них поначалу пришлось привыкать, и потребовалось очень много времени, пока люди полностью осознали, что их жизнь стала другой.
Вот, скажем, сегодняшняя ситуация.
Конечно, все пройдет цивилизованно, совсем не так, как в прежние времена, но принять это трудно. Особенно Флоренс и детям, которые окажутся в новом положении. Со временем все войдет в норму и станет традицией, но сейчас ситуация представляется новой и необычной. Однако Флоренс заслуживает восхищения, подумал он. Они часто об этом говорили, особенно в последние несколько лет, и решили, что постараются вести себя спокойно и с достоинством, кто бы из них ни оказался первым. Ведь другого выхода нет. Такова плата за мир, хотя иногда она кажется слишком жестокой.
Однако существует и определенная компенсация. Они с Флоренс успеют спокойно побеседовать до приезда детей. Они даже смогут обсудить некоторые важные вопросы – финансы, страховку и подобные вещи. В прежние времена такого шанса у людей не было.
И еще можно сделать разные приятные вещи, последние сентиментальные жесты, которых человек был лишен, когда не обладал способностью к предвидению будущего.
Будет разговор с детьми и соседями, которые принесут чего-нибудь вкусненького, а также большой букет цветов от сослуживцев – при других обстоятельствах он бы никогда не дождался от них цветов. Заглянет священник, чтобы сказать слова утешения, делая вид, что это просто дружеский визит.
А утром почта доставит множество маленьких карточек и записок, отправленных знакомыми, в которых они напишут, что они о нем думают и как бы хотели быть рядом, если бы у них была такая возможность. Но они не станут ему мешать, ведь оставшееся время он захочет провести в кругу семьи.
И вся семья будет сидеть, предаваясь счастливым воспоминаниям…
…о собаке, которая была у Эдди, и как Джон убежал на несколько часов из дому, и как Мэри ходила на первое свидание, и какое платье она тогда надела. Они достанут альбомы с фотографиями и будут их смотреть, вспоминая счастливые и горькие времена. И все это время рядом будут играть внуки, забираться к деду на колени, чтобы он рассказал им какую-нибудь историю. Все так цивилизованно, подумал он.
Каждый из них получит шанс показать, какие они цивилизованные.
Пора возвращаться в дом, где Флоренс уже расставляет цветы в синей с золотом вазе. Им нужно так много сказать друг другу – даже за сорок прожитых вместе лет они не успели сказать все.
Он повернулся и посмотрел на сад.
Самые красивые цветы, которые им когда-либо удавалось вырастить.
Он выйдет сюда утром, когда на них будет роса, в тот час, когда они особенно красивы, чтобы попрощаться с ними.
Перепись
Вода исторгалась прямо из склона горы и сверкающим потоком неслась по извилистому руслу. Мимо Ричарда Гранта, отдыхавшего у ручья, пробежала белка и взвилась на высокий пекан. За белкой в вихре опаленных осенью листьев мчалась черная собачонка.
Заметив Гранта, псина резко затормозила.
– Здорово, приятель, – ухмыльнулся Грант.
– Привет, – поздоровалась собака, виляя хвостом и разглядывая его искрящимися весельем глазами.
Грант подпрыгнул от неожиданности, даже рот раскрыл. Собачонка рассмеялась, вывалив красный и мягкий, как посудная губка, язык.
Человек ткнул большим пальцем в сторону орехового дерева:
– Твоя белка там.
– Спасибо, – ответила собака. – Я знаю. Чую ее.
Потрясенный до глубины души, Грант заозирался. Может, его разыгрывают? Чревовещание? Но больше никого не видать. В этом лесочке только он и собака, да бурлящий ручей, да цокающая на дереве белка.
Собака приблизилась:
– Меня зовут Натаниэль.
Это она сказала, никаких сомнений. Речь вполне человеческая, разве что слова произносит тщательно, как школьник, изучающий иностранный язык. А еще этот незнакомый, едва уловимый акцент, легкое своеобразие выговора.
– Я за горой живу, – сообщил Натаниэль. – У Вебстеров.
Песик уселся и зашоркал по земле хвостом, разметая листья. Выглядел он совершенно счастливым.
Грант щелкнул пальцами:
– Брюс Вебстер! Ну, теперь понятно. Как же я сразу не догадался! Что ж, Натаниэль, рад познакомиться с тобой.
– А ты кто? – спросил Натаниэль.
– Я? Ричард Грант, переписчик.
– Что значит пере… перепис…
– Переписчик – это тот, кто считает людей, – объяснил Грант. – Тот, кто ведет перепись населения.
– Я еще много слов не могу произнести. – Натаниэль подошел к ручью, стал шумно лакать. Напившись, плюхнулся рядом с человеком. – Подстрелишь белку? – спросил он.
– А ты этого хочешь?
– Еще бы!
Они обошли вокруг дерева, разглядывая почти голые ветви, но нигде между костянками не торчал пушистый хвост, не таращились глаза-бусинки. Пока человек и пес разговаривали, белки и след простыл.
Натаниэль был разочарован, но все же держал хвост трубой.
– Давай ты у нас переночуешь, – предложил он. – А утром пойдем охотиться. На весь день!
Грант хмыкнул:
– Не хотелось бы причинять неудобства. Да и привык я к походной жизни.
Но песик настаивал:
– Брюс рад будет с тобой пообщаться. И Деда возражать не станет. Вообще-то, у него уже плохо с головой.
– Деда?
– На самом деле его имя Томас, – сказал Натаниэль, – но мы все зовем его Дедой. Он отец Брюса. Ужасно старый. Целыми днями сидит и думает о том, что случилось давным-давно.
– Да, Натаниэль, я об этом слышал, – кивнул Грант. – Джувейн.
– Ага, Джувейн, – подтвердил пес. – Но что это значит?
– Не могу тебе ответить, Натаниэль, – вздохнул Грант. – Сам хотел бы узнать…
Он взвалил на плечи рюкзак, наклонился и почесал пса за ухом. У того на морде отразилось удовольствие.
– Спасибо, – сказала собака и засеменила по тропе.
Грант пошел следом.
Томас Вебстер сидел в кресле на колесах посреди лужайки и смотрел вдаль, на залитые закатным светом холмы.
«Завтра мне стукнет восемьдесят шесть, – размышлял он. – Восемьдесят шесть. Долгая жизнь. Наверное, даже слишком долгая. Особенно если не можешь ходить и с глазами все хуже и хуже.
Элси устроит мне праздник. Будет дурацкий торт с уймой свечей. Будут роботы с подарками. Будут Брюсовы собаки, – виляя хвостом, поздравят меня с днем рождения. Будут звонки по телесвязи, но вряд ли много. Я буду бить себя в грудь и клясться, что дотяну до ста, а все будут тайком ухмыляться и думать: „Нет, вы только послушайте этого старого кретина!“
А ведь мне за эти восемьдесят шесть лет нужно было сделать всего-навсего два дела.
С одним я справился, с другим – нет».
Впритирку над далеким гребнем с карканьем пронеслась ворона и спикировала в сумрак лощины. Откуда-то с реки доносился гомон утиной стаи.
Скоро зажгутся звезды. В это время года они появляются рано. Томас любил на них смотреть. Звезды! От этой мысли он вмиг разволновался, даже хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. Звезды – его страсть. Наваждение? Пусть так, но оно, по крайней мере, позволило стереть давний стигмат, защитить семью от злоязыких историков. Конечно, помог и Брюс. Эти его собаки…
Позади зазвучали шаги по траве.
– Ваше виски, сэр, – сказал Дженкинс.
Томас Вебстер посмотрел на робота, взял с подноса стакан.
– Спасибо, Дженкинс. – Он помолчал, крутя стакан в пальцах. – Скажи-ка, старина, кому еще ты носил выпивку в моем роду?