У Гранта аж челюсть отпала. Спохватившись, он сжал зубы. Помолчав, сказал:
– Вот и ответ, почему ты этим занялся. Забавы ради.
На лице Джо не отразилось ни стыда, ни злости, только тоска. Как же хочется этому человеку, чтобы все забыли про муравьев! Но сказал он другое:
– Ну да. А какая еще может быть причина?
– Надо думать, с моим пистолетом тоже было забавно повозиться?
– Не с пистолетом.
«Не с пистолетом, – мысленно повторил Грант. – Ну разумеется. Не с пистолетом, дурачина, а с тобой самим. Ты его забавляешь. Вот прямо сейчас».
Когда Джо чинит технику старому Дэйву и уходит не попрощавшись, его распирает веселье. Поди, несколько дней со смеху покатывался после того, как заглянул к Томасу Вебстеру и указал на ошибку в чертеже космического двигателя. Этакий умник, дразнящий наивного щенка бумажкой на веревочке.
В мысли Гранта вторгся голос Джо:
– Ты счетчик вроде? Почему вопросы мне не задаешь? Раз уж нашел меня, не можешь просто уйти, ничего не записав. Особенно тебя должен интересовать мой возраст. Мне сто шестьдесят три, и я еще практически подросток. Впереди не меньше тысячи лет жизни. – Он обхватил руками мосластые колени и медленно закачался взад-вперед. – А если буду хорошо заботиться о здоровье…
– И это все? – спросил Грант, стараясь говорить как можно спокойнее. – Так не годится. Ты должен кое-что сделать для нас.
– Для вас?
– Для общества, – пояснил Грант. – Для человечества.
– Зачем?
Грант пристально смотрел на него:
– Хочешь сказать, тебе все равно?
Джо пожал плечами, и в этом жесте не было ни бравады, ни высокомерного вызова. Всего лишь безучастное признание факта.
– А за деньги? – предложил Грант.
Джо обвел руками окружающие холмы, уходящую вдаль речную долину.
– У меня есть это, – сказал он. – Деньги без надобности.
– Как насчет славы?
Джо не сплюнул, но, судя по выражению лица, ему хотелось.
– А благодарность рода человеческого?
– Она недолговечна, – ответил Джо, и звучала в его голосе застарелая насмешка.
– Послушай, Джо, – заговорил Грант как можно тверже, но все же пропустил в голос просящую нотку, – то, что ты можешь сделать, очень важно… Важно для грядущих поколений, для земной цивилизации. Это стало бы вехой на нашем пути к…
– Но с чего бы мне, – спросил Джо, – что-то делать для тех, кто еще не родился? С чего бы мне загадывать в такую даль, до которой я не доживу? Почести и слава, лавры и фанфары, – когда придет срок умирать, все это исчезнет. Разве дано мне будет знать, великую жизнь я прожил или никчемную?
– Человечество будет знать, – сказал Грант.
Грянул хохот.
– Сохранение человечества, развитие человечества… Да с чего бы тебе заботиться о человечестве? Или мне? – У Джо вокруг рта разгладились смешливые складки, и он с притворной назидательностью потряс пальцем. – Сохранение человечества – это миф. Миф, которым все вы живете. Жалкое утешение, порожденное вашим общественным устройством. Человечество заканчивается каждый день. Умрет человек – умрет и человечество, для него умрет.
– Просто тебе все равно, – сказал Грант.
– Именно это, – с нажимом произнес Джо, – я и пытаюсь тебе втолковать. – Он глянул на лежащий у костра рюкзак, и по губам проскользнула улыбка. – Ну, разве что мне покажется интересным то, что там лежит…
Грант раскрыл рюкзак, вынул папку. Не без колебаний извлек из нее тонкую стопку листов, взглянул на заголовок: «Незавершенная философская…» Вручил бумаги Джо, а потом сидел и смотрел, как тот бегает взглядом по строчкам, и обмирал от предчувствия катастрофы.
Недавно в доме Вебстеров Грант размышлял о разуме, не знающем ограничений логики, о разуме, не скованном четырехтысячелетними ржавыми цепями человеческого мышления. А ведь это может сработать, сказал он себе тогда.
И вот Грант встретился с тем самым разумом. Но этого оказалось мало. Возникла проблема, которую не предвидел ни сам Грант, ни люди в Женеве. До сего момента считалось само собой разумеющимся, что это будет человеческий разум.
Социальное давление – вот что на протяжении всех этих тысячелетий цементировало род людской. Точно так же, как давление голода обеспечивало целостность модели муравьиного общества. Человеческое существо нуждается в одобрении со стороны его сородичей, в своего рода культе братства. Это психологическая, почти физиологическая потребность в положительной оценке мыслей и действий индивидуума. Это сила, удерживающая индивидуума от антиобщественных поступков, сила социальной самозащиты и гуманистической солидарности, сила, побуждающая к совместному труду на общее благо.
Ради коллективного одобрения индивидуум шел на смерть или проживал жизнь, сравнимую с пыткой. Без этого самопожертвования человек оказывался один-одинешенек, становился изгоем – ничуть не лучше отбившегося от стаи зверя.
Конечно, эта зависимость подчас принимала уродливые формы. Тут и психология толпы, и расовые гонения, и массовые расправы во имя патриотизма или религии. Но все же это был цемент, не дававший человечеству распасться. И не будь его, человечество вообще не появилось бы на свет.
А Джо – одиночка с рождения. Интересы общества для него пустой звук. Ему безразлично, что другие думают о нем, как оценивают его поступки.
Солнце согревало Гранту спину, ветер шелестел в кронах над головой. Где-то в зарослях раздалась птичья трель.
Может, это тенденция? Мутантам просто не нужен основной инстинкт, который делает человека частицей его вида?
Или этот тип, сидящий перед Грантом и читающий наследие Джувейна, благодаря мутации живет столь полноценной жизнью, что не испытывает ни малейшей нужды в чьем-либо одобрении? Или в свои немалые годы он достиг той ступени цивилизационного развития, когда человек может позволить себе абсолютную личную независимость, презрев всю искусственность социальных устоев?
Джо поднял взгляд:
– Очень интересно. Но почему он не закончил?
– Потому что умер, – ответил Грант.
Джо прищелкнул языком:
– В одном этот парень дал маху. – Мутант перевернул пару страниц и ткнул пальцем. – Вот здесь ошибка. Потому-то он и застрял.
Грант едва не утратил дар речи.
– Что… что еще за ошибка? – запинаясь, проговорил он. – Нет тут никакой ошибки. Просто Джувейн не дожил. Если бы не умер, то закончил бы…
Джо аккуратно свернул рукопись и засунул в карман.
– Оно и к лучшему, – сказал он. – Иначе бы он такого нагородил…
– Так ты сможешь закончить его работу? Ты сможешь…
Грант осекся – понял, что нет смысла продолжать. Ответ читался у собеседника в глазах.
– С чего ты взял, – проговорил Джо, чеканя слова, – что я отдам это вам, крикливым людишкам?
Грант беспомощно пожал плечами:
– И правда, с чего? Надо было это предвидеть. Такой человек, как ты…
– Я сам найду этому применение, – перебил его Джо.
Он медленно встал, с рассеянным видом махнул ногой и пропахал в холме муравейника глубокую борозду, повалив дымящиеся тубы, похоронив хлопотливые упряжки.
Грант с воплем взвился на ноги. Его объяла слепая ярость, рука сама выхватила пистолет.
– Стоять! – рявкнул Джо.
Рука замерла, ствол пистолета глядел в землю.
– Полегче, человечек, – предостерег Джо. – Знаю, ты не прочь стрельнуть, да только не выйдет. Потому как у меня теперь планы имеются. И вообще, не стоит убивать по причине, которая у тебя на уме.
– Да какая разница, за что бы я тебя убил? – прохрипел Грант. – Ты был бы мертв, и это главное. Ты бы не разгуливал на свободе с философией Джувейна.
– И все-таки ты хочешь меня прикончить не за это, – почти ласково произнес Джо. – Тебя разозлило, что я повредил муравейник.
– Да, так было в первый момент, – признал Грант. – Но потом…
– Не вздумай, – сказал Грант. – Даже не успеешь на спуск нажать, как сам подохнешь.
Грант колебался.
– Если думаешь, что я блефую, попробуй выстрели.
Несколько долгих мгновений двое мужчин стояли друг перед другом. Пистолет не поднимался.
– Почему бы тебе не выйти к людям? – спросил Грант. – Такой помощник нам пригодился бы. Это ведь ты подсказал Тому Вебстеру, как сделать космический двигатель. А твоя работа с муравьями…
Джо быстро шагнул вперед. Грант вскинул пистолет, но ему в лицо уже летел здоровенный кулак. Летел стремительно, чуть ли не со свистом, и уж всяко быстрее, чем двигался палец на спусковом крючке.
По лицу снова и снова проходилось влажное, теплое и шершавое. Грант поднял руку, попытался оттолкнуть, но лизание не прекратилось.
Грант открыл глаза, и перед ними радостно запрыгал Натаниэль.
– Ты жив! – воскликнул пес. – А я боялся…
– Натаниэль, – прохрипел Грант, – как ты здесь оказался?
– Убежал из дому, – ответил Натаниэль. – Хочу пойти с тобой.
Грант покачал головой:
– Со мной нельзя. Я пойду далеко, у меня работа.
Он поднялся на четвереньки, нашарил прохладный металл и отправил его в кобуру.
– Джо ушел, – сказал Грант, – и я должен его догнать. Он забрал то, что принадлежит всему человечеству, и нельзя позволить, чтобы он поступил с этим как ему вздумается.
– Давай я его выслежу, – предложил Натаниэль. – Как белку.
– У тебя есть дела поважнее, – сказал псу Грант. – Понимаешь ли, Натаниэль, я нынче кое-что увидел. Проблеск четкой тенденции, путь, по которому может пойти все человечество. Не сегодня, и не завтра, и даже не через тысячу лет. А может, и вообще никогда. И все же мы должны знать, что такой шанс у нас есть. Джо вступил на этот путь чуть раньше, и мы, быть может, сейчас идем за ним, причем даже быстрее, чем нам самим кажется. И если происходит именно это, если мы все в конце концов станем такими, как Джо, то вас, собак, ждет очень важная задача.
Натаниэль смотрел снизу вверх на человека, морща в недоумении морду.
– Ничего не понял, – печально сообщил он. – Слишком много незнакомых слов.