Но однажды… Быть может, однажды…
Он поежился, разворачивая машину и направляя «харрикейн» вверх. Других «мессершмиттов» вокруг не было. «Харрикейны» и «бленхеймы» снова выстраивались в общий строй.
Очередная вылазка нацистов из засады, сказал себе Дуглас, очередной наскок джерри, которые вечно норовят застать противника врасплох и улепетывают, прежде чем британские истребители успевают им наподдать.
Он накренил машину, чтобы осмотреться, и вдруг почувствовал, как сердце на мгновение замерло в груди. Далеко внизу скользил к земле «харрикейн»: судя по всему, у него отказал двигатель – Фред не различал за самолетом топливного следа.
Парашюта не видно. Значит, пилот надеется посадить искалеченную машину. Ну да, так будет быстрее – если, конечно, он еще жив. Успеет спрятаться, пока не объявился немецкий патруль.
Донесся новый звук – звук самолета, вошедшего в пике. Дуглас вскинул голову и заметил «мессер», который падал с неба прямиком на планирующий «харрикейн». Точно стервятник, наметивший себе израненную, беспомощную жертву.
Дуглас выругался вслух, снова положил машину на крыло, в разворот, и устремился в точку перехвата «мессершмитта».
Отчасти он ожидал, что немец отвернет и попробует скрыться, но эта слабая надежда не оправдалась.
Мозг вновь занялся подсчетами, словно закрутились хорошо смазанные шестеренки какого-то механизма. Рассчитать угол атаки, прикинуть, как поведет себя пилот «мессера», направить «харрикейн» в тот сектор, где, скорее всего, получится надежно перехватить джерри…
Стремительными метеоритами два самолета падали к земле, нагоняя планирующий «харрикейн».
«Когда джерри поймет, что я ему помешаю, – продолжал прикидывать мозг Дугласа, – он возьмет в сторону и зайдет на меня сверху. Значит, надо его опередить».
Дуглас шумно втянул воздух и сощурился, оценивая расстояние. Рука стискивала ручку форсажа.
«Мессершмитт» внезапно метнулся вверх, и в тот же миг Дуглас резко дернул рычаг. По воле пилота «харрикейн» рывком влетел под днище «мессера» и резко пошел вверх. Мотор яростно зарычал, бросая машину в тугую петлю. На краткое, тошнотворное мгновение истребитель будто завис вверх тормашками, и тут-то хитроумный джерри угодил в прицел. Дуглас не медля нажал на гашетку. «Мессершмитт» взбрыкнул, вздыбился, потом клюнул носом и полетел к земле. За ним тянулся дымный след.
Выведя машину из петли, Дуглас направил свой самолет к планирующему «харрикейну».
В его шлемофоне раздался голос, который он хорошо знал:
– Дуглас, идиот, возвращайся немедленно! Спасибо, конечно, и все такое, но больше ты ничем мне не поможешь.
– Грант, там, внизу, есть поле! – крикнул в ответ Дуглас. – Садись туда. Я сразу за тобой. Мы улетим вместе!
– Ты спятил! – возразил Грант. – Ничего не выйдет! Говорю тебе, возвращайся. Уж лучше я один погибну, чем вдвоем подыхать. Вали отсюда, это приказ!
– К чертям твои приказы! Я тебя заберу, и мы вернемся домой вместе. Вздумаешь сопротивляться, к крылу привяжу. – Фред хохотнул. – Только представь, как ты будешь выглядеть. Нет, приятель, такими, как ты, не разбрасываются.
Грант разозлился всерьез:
– Ты у меня под трибунал пойдешь за неподчинение!
Дуглас захохотал:
– Это за что же? За то, что не позволил тебе устроить спектакль, как в прошлый раз, когда ты лодку стырил?
Он выдернул штекер, отключая связь.
Машина Гранта едва разминулась с макушками деревьев на краю поля и тяжело опустилась на посадки. Ударилась о землю, подпрыгнула раз-другой, чуть не перевернулась, но удержалась на колесах и в конце концов остановилась.
Дуглас плавно посадил «харрикейн» по проложенному следу и подкатил к товарищу.
Быстро откинул защелку кабины, ловко выскочил на крыло и спустился наземь.
– Стой где стоишь!
Фред обернулся и увидел Гранта: тот стоял на крыле своей машины и целился из револьвера «уэбли».
– Один шаг, – прибавил лейтенант, – и схлопочешь пулю.
Дуглас замер, не в силах воспринять происходящее.
– Ты сдурел, что ли? – выдавил он наконец. – Опусти оружие, приятель. Мы летим домой.
Грант рассмеялся, и было в этом смехе что-то неприятное.
– Вот тут ты ошибаешься, Дуглас. Никуда я не лечу. И ты тоже.
– Брось, Грант, не валяй дурака.
– Я серьезен как никогда раньше, мой британский друг.
Пала тишина – неловкая, неожиданная.
– Понятно, – произнес Дуглас. – Значит, так, да?
Грант кивнул, кривя губы в ухмылке:
– Умно, не правда ли? Вы и не догадывались, свиньи английские.
– Умно, – с горечью согласился Дуглас. – Чертовски умно, не поспоришь. Сколько своих дружков-нацистов ты завалил? Больше пятидесяти, верно?
– Не я, так кто-нибудь еще, – отмахнулся Грант. – И потом, кому какое дело до этих смертей? Те, кого я сбил, с радостью пошли бы на гибель, будь у них выбор. – Он хмыкнул. – Еще кое-что… Тебе будет над чем подумать за колючей проволокой в лагере для военнопленных. А я выполню задание и вернусь обратно. Не впервые, прошу заметить. И меня назовут героем Англии…
– Вернешься и снова станешь шпионить? – ровным голосом перебил Дуглас.
– Разумеется, – подтвердил Грант. – А вы, англичане, так ничего и не заподозрите. Разве не я сбиваю проклятых нацистов налево и направо?
– Знаешь, предательства гнуснее я что-то не припоминаю, – заявил Дуглас.
– В чем тут предательство? – удивился Грант. – Я просто служу фюреру. – Он повел стволом револьвера. – Ладно, хватит болтовни.
В ответ Дуглас пригнулся и опрометью кинулся под крыло «харрикейна». Грант что-то выкрикнул, прогремел выстрел, и пуля со зловещим лязгом отскочила от металлического фюзеляжа.
Перекатившись в сторону, Дуглас встал на колени и лихорадочно заводил руками, вынимая собственный «уэбли» из кармана летного комбинезона. Громыхнул второй выстрел; на сей раз пуля с глухим стуком вонзилась в землю футах в трех от его ног.
Потом наступила тишина, продолжительная и пугающая. Дуглас не видел Гранта, не слышал его шагов вокруг самолета. Но тот наверняка был где-то поблизости. По спине поползли мурашки, сердце заполнил атавистический страх.
Вот бы увидеть хоть что-нибудь… Вот бы встать и выстрелить. Что угодно будет лучше, чем ощущение пойманного в ловушку, чем понимание того, что где-то рядом затаился человек, только и ждущий, чтобы ты подставился под пулю.
Дуглас осторожно придвинулся к фюзеляжу, прислушался, стараясь глядеть во все глаза. Он различил негромкий гул – так урчит работающий мотор…
«Получается, – сказал он себе, – что я торчу под самолетом и дожидаюсь, когда шпион выберет местечко поудобнее и вышибет мне мозги… С другой стороны, а что еще прикажете делать? Поле ровное, что твоя столешница. Стоит высунуть голову, как Грант заметит и начнет стрелять».
На миг Фред вообразил, как прыгает обратно в кокпит, защелкивает фонарь и улетает, но сразу отверг эту мысль. Уж лучше прятаться и дальше, дожидаясь… неизвестно чего.
Его пальцы плотнее обхватили рукоятку револьвера. Где же этот чертов Грант?!
Глупо, до чего же глупо так влипнуть! И ведь виной всему, надо признать, не только и не столько желание спасти Гранта.
Да, таково было его первое побуждение – спасти товарища-летчика от плена. Забавно, что Фред действовал не раздумывая, хотя сам знал – и знал, что Грант тоже знает, – как сильно ненавидит лейтенанта. Не без причины, чего уж там.
И когда прозвучал приказ Гранта возвращаться на базу, он мог бы развернуть самолет и улететь в Англию, не возникни у него дурацкое желание доставить лейтенанта домой привязанным к крылу «харрикейна». Честно сказать, этой фантазии трудно было противиться, слишком уж она смахивала на прочие героические деяния вроде пересечения пролива в краденой рыбацкой лодке.
Он понимал, что осуществить нечто подобное вполне возможно, пускай тому, кого привяжут к крылу, придется нелегко. Это означало бы для Гранта лишнее подтверждение его славы, а для Фреда – возможность посмеяться над карьерным асом.
Отдаленный рокот, услышанный Дугласом, между тем звучал все громче. Вдруг Фред сообразил, что это звук самолетного двигателя, басовитый гул «мессершмитта». Нацист летит к полю!
Оставалось лишь ждать и гадать. Вот самолет, судя по звуку, миновал деревья на краю поля… Летит низко, всего в сотне футов над землей…
Застрекотали пулеметы, и за первой очередью последовал истошный вопль.
Вынырнув из-под крыла, Дуглас застыл в полном изумлении. Грант бежал к другому краю поля, к деревьям, кричал и махал руками, а вокруг него клубилась в солнечном свете пыль, поднятая пулями. Самолет, оглушительно завывая мотором, промчался над головой, не выше пятидесяти футов от «харрикейна», не прекращая огня.
Перед глазами замершего Дугласа разворачивалось удивительное зрелище. На мгновение ему почудилось, будто время застыло. Картина отпечаталась в сознании: бегущий человек, клубы пыли, высокие деревья вдали и короткая желтоватая трава, что нежится на солнце…
Но вот время возобновило ход, и Грант споткнулся. Он упал посреди пылевой завесы, которую подняли пули. Упал ничком, но сразу пополз дальше на четвереньках. Снова упал – и перестал шевелиться.
«Мессершмитт» взревел мотором, словно торжествуя, взмыл над деревьями и набрал высоту. Сделал разворот и вновь направился к полю. Дуглас поспешил укрыться. Вражеский пилот, положив машину на крыло, осматривал стоящие на земле «харрикейны».
Наверное, решил Фред, ищет его – второго британского пилота. Ведь джерри явно принял Гранта за британца, за простого летчика, совершившего вынужденную посадку, за врага, то есть за законную добычу. Пилот «мессершмитта» не может знать, кто такой Грант на самом деле. Выходит, предатель получил по заслугам. Грант убил несколько десятков своих соотечественников в небе над Англией и над побережьем, а потом угодил под пули такого же немца.
Дуглас дождался, когда гул мотора стихнет в отдалении, и побежал по полю.