Вспоминая об этой встрече, Норман Блейн до сих пор ощущал охватившую его тогда холодную, тихую ярость.
– Отцепитесь от меня!
Похоже, в его голосе прозвучали угрожающие нотки, поскольку незнакомец отпустил его и попятился. Блейн, уже поднявший руку, чтобы утереть лицо рукавом, посмотрел на незнакомца, а потом повернулся и бросился бежать.
То был первый раз, когда прицепился прилипала, хотя Блейн часто о них слышал и лишь посмеивался. Сейчас, после некоторого размышления, он даже удивился тому ужасу, который охватил его, получившего фактическое доказательство существования в мире людей, сомневающихся в предназначении гильдии Сновидений.
Пора было вернуться к реальности – имелись и другие, куда более важные заботы. Смерть Гизи, найденный на полу лист бумаги, странное поведение Фарриса. «Такое впечатление, – подумал Блейн, – будто мы с ним сообщники, участвующие в гигантском заговоре, который уже почти созрел».
Он неподвижно сидел за столом, пытаясь разобраться в происходящем.
Будь у него тогда хоть минута на размышление, он не подобрал бы тот лист, а если бы и подобрал, то, прочитав, бросил бы его обратно на пол. Но не было у него минуты. Фаррис со своими головорезами уже приближались, а Блейн беспомощно стоял посреди кабинета, в присутствии мертвеца, не в силах адекватно объяснить, что он тут делает, и не имея адекватного ответа ни на один из вопросов, которые ему неминуемо задали бы.
Лист стал для него объяснением вызова в кабинет, дал возможность ответить на ряд вопросов и предотвратил многие другие, которые наверняка возникли бы, не будь у него ответов на первые.
Фаррис говорил о самоубийстве.
«Интересно, – подумал Блейн, – не превратилось ли бы оно в убийство, не окажись у меня в кармане той бумажки? Не воспользовался ли бы Фаррис моим беспомощным положением, чтобы объяснить смерть Гизи?»
Фаррис говорил, что ему нравятся те, кто быстро соображает. И вряд ли в этом стоило сомневаться, поскольку сам Фаррис быстро соображал, умел импровизировать и мог обратить любую ситуацию себе на пользу.
И он был не из тех, кому стоило доверять.
А если бы Блейн не подобрал лист с ковра, остался бы приказ о назначении в силе? Он уж точно не относился к числу людей, которых Пол Фаррис выбрал бы в качестве преемника на должность Ремера. Возможно, Фаррис, найдя приказ на полу, уничтожил бы его и заменил на другой, назначив кого-нибудь, устраивавшего его в большей степени.
И еще вопрос: чем так важна эта должность? Почему не все равно, кто будет ее занимать? Прямо, конечно, об этом никто не говорил, но у Фарриса явно имеется свой интерес, а он никогда не интересовался тем, что не представляло для него важности.
Не может ли быть назначение каким-то образом связано со смертью Лью Гизи? Блейн покачал головой. На этот вопрос не существует ответа.
Главное, что должность он получил и смерть Гизи этому не помешала. И пока что Фаррис не намерен чинить ему препятствий.
И все же, предостерег себя Норман Блейн, необходимо помнить, что внешность Фарриса обманчива. Будучи ответственным за благополучие гильдии, Пол Фаррис является высокопоставленным полицейским с преданным ему войском и широкими полномочиями. А еще он прирожденный политик, неразборчивый в средствах, усердно создающий себе обширную нишу для удовлетворения собственных амбиций.
Вполне вероятно, что смерть Гизи вполне соответствовала этим амбициям. Может, Фаррис неким тайным образом слегка ей поспособствовал, если вообще ее не организовал.
Самоубийство, говорил он. Яд. Тревожное состояние. Сердечная болезнь. Сказать можно все, что угодно. Нужно быть начеку, подумал Блейн. Не суетиться и не делать опрометчивых шагов. И самое главное, быть готовым к любым неожиданностям.
Блейн продолжал сидеть за столом, гоня прочь назойливые мысли. Сейчас нет никакого толку об этом думать, решил он. Вообще ни малейшего. Лучше отложить на потом; если появятся какие-то факты, будет время их осмыслить.
Он взглянул на часы. Четверть четвертого. Уходить с работы еще слишком рано.
К тому же есть чем заняться. Завтра предстоит переселение, но и в этом кабинете еще остались незаконченные дела.
Блейн взял со стола папку Дженкинса. Как там выразились эти шуты-разработчики – охота на крупную дичь? Клиенту скучать не придется?
Раскрыв папку, он пробежал взглядом первые несколько страниц, слегка вздрогнув.
Что ж, как говорится, о вкусах не спорят.
Он вспомнил Дженкинса – огромного звероподобного детину, изрыгавшего потоки слов, от которых содрогался весь кабинет.
«Может, ему и понравится, – подумал Блейн. – Собственно, о чем-то таком он и просил».
Сунув папку под мышку, он вышел в приемную.
– Мы только что узнали новости, – сказала Ирма.
– В смысле – про Гизи?
– Нет, про это мы узнали раньше. Мы очень расстроились – думаю, все его любили. Но я имела в виду насчет вас. Это же просто чудесно!
– Что ж, спасибо, Ирма.
– Нам будет вас не хватать.
– Приятно слышать.
– Почему вы скрывали? Почему не сказали нам?
– Я сам ничего не знал до сегодняшнего утра. Был слишком занят. Потом позвонил Гизи.
– Охранники тут все мусорные корзины выпотрошили, даже ваш стол обшарили. Что это с ними?
– Просто любопытствуют.
Блейн вышел в коридор, чувствуя, как при каждом шаге по спине ползет холодок.
Естественно, он понял еще раньше, когда Фаррис пошутил насчет сообразительности, но теперь все стало окончательно ясно. Не осталось никаких сомнений, что Фаррис знает: Блейн солгал.
С другой стороны, может, оно и к лучшему? Блеф на какое-то время уравнял их с Фаррисом, включив Блейна в число тех, кого начальник охраны способен понять и с кем готов иметь дело.
Но получится ли блефовать и дальше? Хватит ли выдержки?
«Спокойнее, Блейн, – подумал он. – Никаких резких движений. Будь готов ко всему, но не подавай виду. Как в покере: никаких эмоций. Точно так же, как и при общении с клиентами».
Он решительно зашагал дальше, и охвативший его холод улетучился.
Спускаясь в обитель Мирт, он вновь ощутил ауру древней магии.
Вот она, огромная машина сновидений, непревзойденная мастерица воссоздавать в малейших подробностях самые дикие человеческие фантазии.
Блейн молча стоял в тишине, ощущая величие и умиротворенность, почти блаженство, – словно Мирт была богиней-матерью, заступницей, к которой всегда можно обратиться за пониманием и утешением.
Сунув папку под мышку, он осторожно зашагал к машине, боясь нарушить топотом тишину зала.
Поднявшись по лестнице, он сел в кресло на колесиках, которое могло перемещаться к любой секции большого пульта. Закрепил открытую папку в держателе перед собой, повернул рычаг активации. Индикатор замигал зеленым. Машина готова, можно вводить данные.
Блейн набрал идентификационный код и погрузился в размышления, как это часто с ним бывало.
Он знал, что на другой должности ему будет очень не хватать всего этого. Здесь он нечто вроде жреца, непосредственно соприкасается с силой, которой он поклоняется и которую не способен постичь в полной мере. Никто не знает досконально устройства машины сновидений, настолько она обширна и сложна.
Это был компьютер со встроенной в него магией, свободный от прямолинейной логики в отличие от других, не столь знаменитых компьютеров. Он имел дело скорее с фантазиями, чем с фактами, создавая из введенных в него символов и уравнений причудливые истории различных жизней, которые затем превращались в сновидения.
Блейн начал вводить данные с лежавших в папке листов, быстро перемещаясь в кресле вдоль кодировочной панели. На той замигало множество огоньков, а изнутри машины донеслись первые слабые щелчки реле, гудение приводов, тиканье контрольных счетчиков, едва слышное стрекотание обрабатываемых в памяти карт и мурлыканье каналов построения сюжетов.
Он сосредоточенно вводил страницу за страницей. Время словно прекратило существовать, во всем мире осталась лишь панель с мириадами клавиш, тумблеров, кнопок и мигающих огоньков.
Наконец с держателя полетел на пол последний лист. Время вновь ожило, и вернулось ощущение пространства. Норман Блейн устало опустил руки на колени, чувствуя, как промокла от пота рубашка и прилипли ко лбу волосы.
Машина загудела в полную мощь. Вспыхивали тысячи огней – некоторые постоянно мигали, другие пробегали яркими светящимися дорожками. Могучий гул работающей Мирт заполнил помещение до краев, но в нем все равно слышались глухие удары, щелчки и беспорядочное стрекотание.
Блейн устало поднялся с кресла, собрал листы и уложил в папку, не соблюдая нумерации.
Пройдя в дальний конец помещения, он на мгновение остановился перед защищенным стеклом шкафом, в котором наматывалась на катушку лента. Он смотрел на эту ленту, и его в очередной раз поразила мысль, что на ней записана чья-то мнимая жизнь, которая может длиться сто или тысячу лет, – сновидение, сотворенное настолько искусно, что оно никогда не потускнеет, останется свежим и реалистичным до самого конца.
Повернувшись, Блейн направился к лестнице. На ее середине остановился и оглянулся.
Он знал, что это его последнее сновидение. Завтра у него будет другая работа. Он поднял руку в прощальном жесте:
– Пока, Мирт.
Машина загудела в ответ.
5
Ирма уже ушла, и в кабинете было пусто, но на столе Блейна ждало адресованное ему письмо, прислоненное к пепельнице. Конверт был большой и толстый, и когда Блейн его взял, внутри зазвенело.
Норман Блейн разорвал конверт, и оттуда с лязгом вывалилось кольцо с множеством ключей. Следом наполовину высунулся лист бумаги.
Отложив ключи в сторону, Блейн вытащил листок и развернул. Приветствия не было, сразу же начинался текст: «Я приходил, чтобы отдать ключи, но Вас не было, и секретарша не знала, когда Вы вернетесь. Похоже, мне нет смысла тут оставаться. Если хотите встретиться, я к Вашим услугам. Ремер».