Выпустив из пальцев записку, Блейн взял ключи и подбросил их на ладони.
Интересно, что теперь будет с Джоном Ремером? Нашли ему место или Гизи не успел перевести его на другую должность? Или Гизи вообще намеревался от него избавиться? Вряд ли – гильдия заботится о своих сотрудниках и никого не выбрасывает на улицу без крайне серьезных причин.
И кстати, кто теперь станет начальником отдела разработки? Успел ли Лью Гизи перед смертью подобрать человека на этот пост? Вполне подходящими кандидатами могли быть Джордж и Херб, но они ни слова не сказали. А в том, что они уж точно бы проговорились, Блейн не сомневался.
Он снова прочитал записку. Сугубо деловой текст, ни к чему не обязывающий и ничего нового не сообщающий.
И уж точно из него невозможно понять, как чувствует себя Ремер после столь внезапного отстранения от должности. И почему, собственно, его отстранили? Ходят всевозможные слухи о некоей перетряске в Центре, но никто не знает ее причин.
Сам факт, что Блейну просто оставили ключи как знак переданных полномочий, кажется слегка странным. Как будто Ремер бросил ключи на стол Блейна со словами: «Держи, парень, теперь они твои», а потом ушел.
Возможно, он злился. И чувствовал себя оскорбленным.
Но он все-таки приходил сюда. Зачем? Блейн знал: в обычных обстоятельствах Ремер наверняка дождался бы своего преемника, чтобы ввести его в курс дела, и они вместе поднялись бы в архив.
Обстоятельства, однако, необычные. Если подумать, их правильнее назвать исключительными.
Норман Блейн понимал: что-то явно пошло не так. Когда перемещения с должности на должность производились обычным порядком, никаких проблем не возникало. Но в данном случае порядок не соблюден: если бы Блейн не обнаружил Лью Гизи мертвым, не увидел бумажку на полу, он мог бы не получить эту должность.
Что ж, должность он все-таки получил, пусть и пришлось рискнуть. Нельзя сказать, чтобы ему сильно хотелось, но и отказываться он не стал бы. Хоть какое-то, а повышение, очередной шаг по карьерной лестнице. На этой должности лучше платят, она дает престиж и приближает к вершине, по сути являясь третьей сверху – бизнес-агент, охрана, а потом архив.
Сегодня Блейн обязательно скажет об этом Гарриет. Хотя нет – опять забыл, что сегодня вечером с ней не увидится.
Положив ключи в карман, он снова взял записку: «Если хотите встретиться, я к Вашим услугам».
Может, это чисто для проформы? Или все же есть нечто такое, что Блейну следует знать?
Что, если Ремер пришел с намерением рассказать о чем-то важном, а потом вдруг оробел?
Скомкав записку, Блейн швырнул ее на пол. Захотелось уйти, убраться подальше из Центра, туда, где можно все обдумать, спланировать дальнейшие действия. Он знал, что нужно освободить стол, но было уже поздно – рабочий день давно закончился. И его ждало свидание с Гарриет – нет, черт побери, опять забыл. Гарриет звонила и сказала, что не сможет.
Еще будет время завтра, чтобы убрать со стола. Взяв шляпу и пальто, он направился на парковку.
Обычного смотрителя у входа на стоянку сменил вооруженный охранник. Блейн показал удостоверение.
– Проходите, сэр, – сказал охранник. – Но советую быть осторожнее. Тут один пробудившийся сбежал.
– Сбежал?
– Угу. Проснулся неделю назад.
– Вряд ли он сумеет далеко уйти, – заметил Блейн. – Наверняка выдаст себя. Сколько он провел во Сне?
– Вроде пятьсот лет.
– За пятьсот лет многое изменилось. У него никаких шансов.
Охранник покачал головой:
– Мне его жаль. Только представьте, каково это – вот так проснуться.
– Вполне представляю. Мы пытаемся объяснить, но они никогда не слушают.
– Скажите, – вдруг спросил охранник. – это ведь вы нашли Гизи?
Блейн кивнул.
– Все правда так, как говорят? Он был уже мертв, когда вы пришли?
– Мертвее мертвого.
– Убит?
– Не знаю.
– Вот ведь как оно бывает, черт побери. Добираешься до самого верха, и тут – хлоп!
– Воистину, черт побери, – согласился Блейн.
– Никогда не знаешь, что тебя ждет.
– Это точно. – Блейн поспешил прочь.
Выехав с парковки, он свернул на шоссе. Уже сгустились сумерки, на дороге было почти пусто.
Норман Блейн ехал не спеша, глядя на проплывающий мимо осенний пейзаж. В окнах вилл на холмах зажглись первые огни, чувствовался запах прелой листвы – медленного, печального увядания природы.
В голове проносилось множество мыслей, будто спешащие на ночлег птицы, но Блейн гнал их прочь. Тот прилипала. Что может подозревать или знать Фаррис и каковы его намерения? Почему Джон Ремер пришел отдать ключи, а потом решил не ждать? Почему сбежал пробудившийся?
Последнее вообще выглядело откровенным безумием. Чего можно добиться подобным бегством в чужой мир, к которому ты совершенно не готов? Это как отправиться в одиночку на чужую планету, не пройдя соответствующего инструктажа. Или взяться за работу, о которой не имеешь ни малейшего представления, и притворяться, будто все знаешь.
Он прогнал эти мысли – вполне хватало и других. Нужно все как следует обдумать, и лишний сумбур в голове совершенно ни к чему.
Протянув руку к приборной панели, он включил радио.
«…тому, кто знаком с политической историей, легко увидеть критические точки, которые вырисовываются все четче, – говорил комментатор. – Фактически вся власть находится в руках Центрального профсоюза. Во главе правительства стоит комитет, в котором представлены все гильдии и профсоюзы. Этой группировке удается оставаться у власти в течение пяти веков – из них последние шестьдесят лет полностью открыто – благодаря не столько мудрости, прозорливости и терпению, сколько наличию устойчивого баланса сил. Взаимное недоверие и страх ни разу не позволяли какому-либо профсоюзу или гильдии занять доминирующее положение. Как только появлялась угроза со стороны одной из групп, в дело вступали амбиции остальных, не давая ей одержать верх.
Но как наверняка понятно каждому, никто не мог ожидать, что сложившаяся ситуация просуществует так долго. В течение многих лет более крупные профсоюзы копили ресурсы, но не пытались ими воспользоваться. Можно не сомневаться, что никто из них не попытается применить силу, пока у него не будет полной уверенности в успехе. И нельзя предугадать, когда это произойдет, поскольку стратегия любого профсоюза состоит в том, чтобы держать свою силу в тайне. Возможно, недалек тот день, когда кто-то решит рискнуть. Нынешняя ситуация наверняка может показаться нетерпимой некоторым более мощным профсоюзам, возглавляемым амбициозными лидерами…»
Блейн выключил радио, и его вновь окутала торжественная тишина осеннего вечера. Все это старо как мир, комментаторы постоянно твердят нечто подобное. Вечно ходят слухи, будто какой-нибудь профсоюз вот-вот захватит власть. То говорили про Транспорт, то намекали на Коммуникации, то не менее авторитетно заявляли, что стоит не спускать глаз с Продовольствия.
Он с гордостью подумал, что Сновидения вне всей этой политики. Гильдия – его гильдия – полностью отдает себя служению обществу. Она по праву и обязанности имеет представительство в Центральном профсоюзе, но в политику никогда не играла.
Если кто и поднимал постоянно шум, так это Коммуникации с их дурацкими статьями в газетах и несущими чушь комментаторами на радио. Блейн считал, что от Коммуникаций стоит ждать худшего – они постоянно ждут своего шанса. Впрочем, и от Просвещения тоже, ведь там сидят одни мошенники, постоянно подтасовывающие факты.
Блейн покачал головой, подумав, как же ему повезло, что он принадлежит к гильдии Сновидений и не приходится чувствовать себя в чем-то виноватым при возникновении очередных слухов. Можно не сомневаться, что Сновидения не упомянут никогда. Из всех профсоюзов только гильдия Сновидений может ходить с высоко поднятой головой.
Блейн спорил с Гарриет насчет Коммуникаций, и иногда она злилась. Казалось, она упрямо верит, что Коммуникации – профсоюз, который лучше всего служит обществу и обладает безупречной репутацией.
Естественно, Блейн понимал, что в желании считать лучшим свой собственный профсоюз нет ничего странного. Кому еще может быть предан человек, как не профсоюзу? Когда-то давно существовали государства и любовь к своему государству называлась патриотизмом. Но теперь на место государств пришли профсоюзы.
Он въехал в извивавшуюся среди холмов долину и, свернув наконец с автострады, двинулся под уклон по дороге.
Ужин наверняка готов, и Ансель снова будет сердиться (робот у него весьма своенравный, если не хуже). А Фило поджидает у ворот, и они въедут во двор вместе.
Проезжая мимо скрытого среди деревьев дома Гарриет, он глянул на фасад, но свет в окнах не горел. Гарриет не было дома. Ну да, уехала по делам, брать у кого-то интервью.
Он подкатил к своим воротам, и навстречу с радостным лаем выбежал Фило. Норман Блейн сбавил ход, и пес, запрыгнув в машину, ткнулся носом в щеку хозяина, а потом устроился на сиденье, и они разворачивались на подъездной дорожке перед домом.
Фило резво выскочил из автомобиля. Блейн не спешил. Сегодня был тяжелый день, подумал он. Оказавшись наконец дома, он вдруг почувствовал себя крайне уставшим.
Он немного постоял, глядя на дом. Хороший дом, подумал он. Хорошее место для семейной жизни – если когда-нибудь удастся убедить Гарриет оставить журналистскую карьеру.
– Ладно, – послышался голос за спиной, – можете повернуться. Только спокойно и без штучек-дрючек.
Блейн медленно повернулся. Возле машины в сгущающихся сумерках стоял незнакомый мужчина с блестящим предметом в руке.
– Бояться нечего, – сказал он. – Я не причиню вам вреда. Просто не нарывайтесь.
Странная одежда незнакомца напоминала униформу. Столь же странно звучали и его слова – коротко и сухо, без интонаций и шероховатостей, которые свойственны естественной речи. Да и выражения странные – «без штучек-дрючек», «не нарывайтесь».
– У меня пушка. Так что попрошу без фортелей.