— Гляди, проясняется. День будет погожий.
Крестьяне молчали. Только Гынж сказал:
— Не будет погожего дня. Часа через два снова припустит дождь.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все… Мы тут в селе разбираемся в погоде.
Во дворе примарии снова появился нотариус. На этот раз он был не один, его сопровождало несколько крестьян. Все они были одеты по-праздничному. Нотариус был в черном костюме, очень потертом и какого-то странного покроя. Поймав мой удивленный взгляд, он объяснил:
— Я купил этот костюм в Бухаресте двадцать пять лет назад, когда закончил курс… Да, немало воды утекло с тех пор.
— Пора идти, — сказал один из крестьян.
— Избиратели уже собираются?
— Уже собрались. Собрались все… Все избиратели нашего села.
Я надел свой кожаный плащ (за ночь он немного подсох), и мы двинулись к зданию школы. Дорога была в ямах и колдобинах, наполненных водой. Не успел я сделать и двух шагов, как сразу же угодил в яму. Я спросил нотариуса:
— Что это за перестрелка была на рассвете?
— Ничего особенного… человек пятнадцать-двадцать из Темею атаковали село. Они хотели поджечь несколько домов.
— Зачем?
— Как зачем? Чтобы потом сказать, что выборы начались с насилия и пожаров.
— Никто не пострадал?
— Пантелие Флору. Его ранили в бедро.
— А теперь? Что будет теперь?
— Теперь начнется голосование. По всем правилам. По закону.
— По закону? Что это значит?
— Это значит, что мы изберем вас депутатом по всем правилам. Без всякого насилия.
Мы подошли к школе. Ее охраняли молодые люди, вооруженные винтовками и даже автоматами. Перед школой собралась толпа. Тут были не только взрослые — мужчины и женщины, но и подростки и дети.
Я вошел в здание школы, чтобы познакомиться с членами избирательной комиссии. За столом сидело несколько крестьян. Это были представители всех партий, участвующих в выборах.
— Все в порядке? Вы довольны? — спросил я одного из представителей враждебной нам партии.
— Да. Надеемся, что вы потерпите поражение…
Это сказал мой старый знакомый, примарь Темею.
— Может, у вас есть какие-нибудь претензии по поводу состава избирательной комиссии?
— Нет.
— Кто председатель?
— Я, товарищ кандидат. Вы меня уже знаете.
Я посмотрел на говорившего. Лицо его было мне знакомо. Но я так и не вспомнил, где раньше видел этого человека.
Нотариус сказал:
— Седьмой час, товарищи. Пора начинать.
— Сейчас начнем, — сказал председатель комиссии. — Не беспокойся. До вечера еще далеко…
Зазвонил телефон. Нотариус взял трубку:
— Доброе утро, товарищ Орош. Кого? Кандидата? Он здесь, стоит рядом… Голосование? Скоро начнется… Да, да, все в порядке.
Он передал мне трубку. Орош, услыхав мой голос, пожелал мне успеха. Потом добавил:
— Я сейчас выезжаю из города. Заеду и к вам, в Блажинь. Но только после обеда, не раньше. Раньше не успею.
— Хорошо. Мы будем ждать.
Я снова вышел во двор. Теперь уже вся улица перед школой была запружена народом. Все ждали открытия избирательного участка. Все пришли голосовать. Я подумал: полдела уже сделано. Мы расшевелили людей. Они пришли голосовать. Крестьянство пришло…
Когда я появился на крыльце школы, кто-то из наших активистов вдруг крикнул «ура», но его не поддержали.
— Один бог знает, чем кончится сегодняшний день, — сказал нотариус. — Один бог знает. Надеюсь, все кончится хорошо. Пора начинать.
Подняв глаза к небу, я увидел черную тучу. Упали первые капли нового дождя.
— Скоро снова польет как из ведра, — сказал нотариус.
Он помолчал и громко сказал, обращаясь к толпе:
— Товарищи! Люди добрые! Начинаем голосование. Все по очереди, не толкаясь, входят в избирательный участок и по очереди голосуют… Каждый голосует как хочет. Теперь у нас свобода. Вы все свободные граждане в свободной стране. Да здравствует свобода!
Никто не закричал «ура», и никто не закричал «долой». Казалось, в этой толпе нет никого, кто был бы против нас… Но нет и никого, кто был бы за нас…
Если выборы в Телиу закончатся для нас провалом, если мы провалимся… Лику Орош… Ему-то ничего, он старый подпольщик, все вожди партии хорошо его знают. Они спали вместе на одной койке, ели из одной миски. А я… меня никто не знает. Я член партии, но меня не знает никто. Обо мне говорит только моя работа. В Телиу я работал плохо, и мне не миновать поражения. Если это случится, что я смогу сказать в свое оправдание? Как я смогу объяснить свой провал?
«Товарищи, я сделал все, что мог… Однако… Видите ли…»
Нет, дело не в этом. Важно другое: сумеем ли мы победить по всей стране. Если мы выйдем победителями по стране… Но как же нам победить по всей стране, если я провалюсь в Телиу, а другие товарищи провалятся в других уездах? Разве можно выиграть войну, если будут проиграны отдельные сражения?
Толпа стояла молча, словно боясь пошевелиться. В этом молчании мне мерещилась какая-то угроза.
Ветер крепчал. Дождь снова припустил вовсю.
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
Вдруг толпа дрогнула и расступилась. Сквозь расступившуюся толпу шла женщина, окруженная детьми, — вдова Мардаре. За ней шла лошадь Мардаре, та самая лошадь, которой братья Чиорану отсекли уши.
Вдова Мардаре направилась прямо к двери школы и вошла в избирательный участок. У дверей она почти машинально протянула своих близнецов нотариусу.
— Подержи их, пока я проголосую…
Давным-давно, когда она была еще молоденькой девушкой, он был влюблен в нее. Но она выбрала другого. Она выбрала Мардаре. Того самого, который стал примарем при коммунистах и которого убили братья Чиорану.
Вдова Мардаре проголосовала, вышла из школы и снова взяла на руки своих близнецов. Другие ее дети, как всегда, шли следом, держась за ее юбки. Выйдя на крыльцо, вдова крикнула:
— Люди добрые, голосуйте каждый, как вам велит совесть. Но знайте, что я проголосовала за коммунистов!.. За коммунистов… Я проголосовала так, как проголосовал бы мой муж Мардаре, если б он был жив. Если бы он был жив…
Толпа встретила ее слова возгласами одобрения.
Сначала это были одиночные, робкие возгласы, но постепенно их подхватывали все новые и новые голоса. Еще мгновение — и они слились в единый, громкий и непреклонный возглас единодушия. Возглас, вздымающийся к небу, откуда все лил и лил дождь на толпу, собравшуюся перед избирательным участком, на весь мир, на всю землю. Несмотря на этот ливень, никто не сдвинулся с места. Красные флажки, которые многие держали в руках, взметнулись ввысь… И вот уже первые люди из толпы двинулись к дверям избирательного участка.
У дверей стояла вдова Мардаре. Она стояла под дождем, окруженная детьми, держа на руках своих близнецов, накрытых одеялами. Они стояли прямо под дождем. Ветер неистовствовал, дождь лил как из ведра…
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
Ветер и дождь…
А рядом, как статуя, старая бронзовая статуя, неподвижно стояла лошадь с отсеченными ушами…
Лошадь с ушами, отсеченными братьями Чиорану…
Лошадь с ушами, отсеченными братьями Чиорану…
Братьями Чиорану…
Бухарест
1958—1969