Вот почему все мы, стоявшие в то утро у кафе «Корсо» и глазевшие на это странное зрелище, должны были, как мне казалось, испытывать тоску и печаль. Но зрелище, которое мы наблюдали, при всем при том было очень смешным, и люди, стоявшие на тротуаре, весело смеялись. Почти никто не стеснялся высказываться вслух, и то и дело слышались возгласы:
— Посмотрите-ка на этого толстяка!
— Ух ты, какой живот!
— По́том обливается, бедняга!
— Потей, потей, старик!
— Шире шаг!
— Смотрите, вертлявый тип с моноклем!
— А какой он маленький!
— Маленький да удаленький!
— Вот шагает Гуца!
— А вот Вишиною!
— Крупный мошенник!
— О нет! Обыкновенная вошь…
— Да, вошь, но зато с голосом…
— Говорящая вошь!
Тем временем демонстранты перестроились, и Нону Корня приказал оркестру приготовиться. Но все эти приготовления были прерваны полицейским комиссаром, который промчался по улице с криком: «Стойте!.. Погодите!» Добежав до первых рядов, он сообщил, запыхавшись:
— Господа, вам придется подождать! Его величество всю ночь работали, встали поздно и еще не переоделись. Так что пока не смогут выйти на балкон, и вам придется подождать… Как долго? Я и сам не знаю. Четверть часа… А может быть, час… или два. Во всяком случае, пока его величество не оденутся, надо ждать. Сами понимаете, его величество не могут принимать парад в пижаме. Вам ясно?
Старые, испытанные политические деятели закивали: да, да, ясно… Молодые, начинающие политики тоже подтвердили: все ясно! И те и другие были сделаны из одного теста.
— Передайте его величеству, что мы подождем! Будем ждать столько, сколько понадобится…
Бывшие премьер-министры, министры, государственные секретари и их помощники выглядели весьма непрезентабельно. Их разбудили, вероятно, очень рано. Многим из них было не так-то легко облачиться в эти голубые мундиры. Их толстые сановные фигуры не были созданы для военной формы. К тому же утро выдалось жаркое, и они обливались потом. Ожидание посреди улицы под палящими лучами солнца окончательно их доконало. Я увидел, как трансильванский «лев» Вайда-Воевод снял шапку и стал вытирать пот с лица… Но пожалуй, еще больше страдал толстяк, бывший премьер-министр Арджетояну. Арманд Кэлинеску, Григоре Гафенку и другие министры, помоложе, держались стойко и пытались сделать вид, что неожиданная задержка их ничуть не беспокоит.
Пока мы стояли на тротуаре и потешались над этим забавным зрелищем, к нам подошел холеный молодой человек с черными глазами навыкате. Он был изысканно одет: дорогой английский костюм, рубашка, галстук, носки — все шелковое. Я сразу же определил, что он принадлежит к так называемой золотой молодежи.
— Разреши представить тебе моего друга Марея Косымбеску, — сказал Балбус Миерла. — Студент политехникума. Разумеется, он зеленый… Отличный парень, член «Железной гвардии».
— Пистолетчик? — спросил я.
Балбус Миерла рассмеялся:
— Как это ты угадал? Он великолепный стрелок: выбивает девяносто девять очков из ста. Даже в армии нет таких стрелков.
Молодой человек самодовольно улыбнулся и пожал нам всем руки.
— А где твой папаша? — спросил Балбус Миерла. — Что-то я его не вижу, хотя говорят, будто и он вступил в королевский «фронт».
— Плохо смотришь, Балбус. Вот же он стоит. Впрочем, кажется, он и в самом деле старается, чтобы его не заметили. Он-то понимает: «фронт» долго не продержится и лопнет вместе со своим организатором Губастым.
— Вы так думаете? — спросил я.
— Да, — ответил элегантный легионер-стрелок. — Я в этом уверен. Все это долго не протянется. Они убили нашего капитана, но остались другие. Нас много. Мы скоро расправимся с Армандом Кэлинеску, а потом наступит очередь и самого Губастого… Да, да, мы расправимся и с Губастым… Мы сильны…
— Вы сильны, — сказал я молодому человеку по имени Косымбеску. — Возможно, вы даже очень сильны. Однако я не думаю…
Вовремя спохватившись, я не закончил фразу. Это не имело никакого смысла.
— Да, мы очень сильны, — невозмутимо подхватил Марей Косымбеску. — За нас и немецкий фюрер, и Муссолини, и Франко. Руководители самых сильных европейских держав поддерживают нас, легионеров. Кто такой по сравнению с ними Кароль II?
— А может, это все-таки не самые сильные европейские государства? Может, есть еще и другие страны?
— Так говорит и мой отец. Но я думаю, он и сам не верит в свои слова.
— Ваша семья разделилась на две партии?
— Да, — невозмутимо ответил молодой человек. — Наш отец представляет прошлое и настоящее. А мы с братом — будущее. Мы — молодежь, и нам принадлежит будущее.
Миту Елиан спросил с усмешкой:
— Господин Косымбеску, правда, что именно ваш отец затеял эту аферу с мундирами для членов «фронта»? Замечательное дельце. И очень прибыльное как будто?
Молодой человек и теперь не смутился.
— Не знаю, — сказал он спокойно. — По-моему, идея принадлежит Губастому. У него много идей. Что же касается моего отца, то он их только осуществляет. Он поставил сукно на мундиры — это правда.
— Говорят, он заработал на этом целое состояние, — не унимался Миту Елиан.
— Чепуха! Не забывайте, что он вынужден делиться со всей этой бандой, окружающей короля. Не говоря уже о том, что и сам Губастый, конечно, получил свою долю… Так что заработок отца не так уж и велик. К тому же не меньше половины он отдал нам, легионерам. — Он весело рассмеялся и продолжал: — Наше движение стало настоящим банком. Все понимают, что в такой банк смело можно вкладывать свои деньги. Кто ставит на Губастого — обанкротится. По-моему, самое удачное дельце моего отца — это его решение сделать ставку на легионеров.
Студент Косымбеску говорил о будущем с такой уверенностью, как будто оно уже лежало у него в кармане.
А парад все еще не начинался… И так как нужно было как-то занять время, полицейские стали обучать политических деятелей искусству маршировки, что было нелегко. Особенно трудно давался политикам ритуал фашистского приветствия. Одни поднимали правую руку, другие почему-то левую. Полицейские кричали на всю улицу:
— Не так, господа! Не так! Надо поднимать правую, только правую руку с раскрытой ладонью. Как итальянцы, господа! Как немцы, господа!
Но великие мужи в голубых мундирах никак не могли освоить гитлеровского салюта — одни растопыривали пальцы, другие, внезапно вспомнив военную службу, вытягивали руки по швам. Полицейские метались между рядами, выходили из себя, громко орали. Они упивались своей властью, но все-таки не могли отвести душу до конца и обругать своих учеников по-настоящему. Как-никак, люди, которым они давали указания, были министрами.
— Не так, господин министр! Не так, господин премьер-министр! Не растопыривайте пальцы… Это вам не цирк, господин министр! Мы не на ярмарке, господин премьер-министр! Ладонь должна быть открыта, пальцы прижаты друг к другу. Только большой палец свободен… Только большой палец… Так… Правильно… Браво…
— Смирна-а!
— Убрать живот!
— Выше голову!
— На месте! Шаг на месте — раз-два… раз-два…
Этот неслыханный маскарад продолжался на виду у всей Каля Викторией почти целый час. В конце концов со стороны улицы Григореску, куда выходил один из подъездов королевского дворца, прибежал молоденький офицер. Он быстро прошелся по рядам:
— Готово! Готово! Его величество сейчас выйдет на балкон. Музыка — приготовиться! А вы, господа, подымайте ноги повыше… Ох уж мне эти штатские!.. Грош им цена, даже если они и министры… Не забывайте, господа: когда будете проходить мимо балкона, подымайте ноги выше, как можно выше!
Заиграла музыка… Несмотря на полученные недавно уроки, политические мужи шагали не в ногу, спотыкались на ровном месте, вылезали из рядов. Вслед за министрами шагали деятели рангом пониже — служащие министерств. Затем шли сельские примари и нотариусы, тоже в форме, но уже отличавшейся от той, в которую были одеты министры: сельских вождей нарядили в вышитые жилеты и высокие барашковые кушмы с птичьими перьями. Этот наряд, представляющий карикатуру на праздничное крестьянское одеяние, вызвал особенно громкий смех у зрителей. Но разве и все остальное не было похоже на злую карикатуру?
Поравнявшись с королевским дворцом, государственные мужи стали изо всех сил отбивать шаг. Фоторепортеры метались между рядами, пытаясь поймать в свои объективы наиболее выразительные моменты. Снобы и бездельники, фланирующие в этот час по Каля Викторией, продолжали громко обсуждать это невиданное зрелище.
— Замечательно!
— Бесподобно!
— Неслыханно!
— Как в цирке!
— Как на ярмарке!
На балконе стоял король и время от времени лениво приветствовал своих верноподданных. Даже с улицы видно было, что его величество провел бессонную ночь, что лицо его распухло от обжорства и пьянства.
Кто-то в толпе сказал:
— Чтобы удержаться у власти, все эти деятели согласились бы пройтись по Каля Викторией даже нагишом или проползти на четвереньках. Если бы Губастый этого потребовал… И дураком он будет, если не устроит себе такое развлечение…
Но вот уже последняя группа демонстрантов прошла мимо королевского дворца, и парад закончился.
Миту Елиан вздохнул с облегчением:
— Все… Балаган окончен…
Я возразил:
— Думаю, что ты ошибаешься. Балаган только начинается. Это будет не такое уж веселое представление, и закончится оно трагически.
Миту Елиан не согласился со мной:
— Ты все на счете принимаешь слишком всерьез и всюду видишь трагедии.
Мы снова вернулись в кафе, снова уселись за свой столик и заказали кофе. Студент Косымбеску стал рассуждать:
— Пусть устраивают парады! Пусть шагают под музыку, пока они еще живы. Пусть выставляют себя на посмешище. Мы придем к власти и покончим с ними за одну ночь. Мы их попросту расстреляем. Всех до единого… Кроме моего отца… Надо наконец убрать эту клоаку.
Я уже привык к тому, что все легионеры с большой легкостью и совершенно не таясь говорили о массовых казнях, которые они намерены осуществить после захвата власти. Наивные люди не придавали этому значения и полагали, что подобные разглагольствования — простая болтовня, не больше. Но я не принадлежал к их числу. Я посмотрел Марею Косымбеску в глаза и спросил: