Женщины тоже узнали о предстоящих поединках и проявили к ним большой интерес. Имена участников склонялись повсюду. И снова возродилась былая слава отставного майора Леку Георге Леку. Дамы говорили друг другу:
— Он волосатый!.. Это тот самый волосатый майор с длинными ручищами… Он их всех перестреляет!
— Нет, он собирается вспороть им животы. Майор хочет драться на шпагах… Только на шпагах!
В конце концов мои секунданты решили обратиться за советом к знаменитому журналисту Дедеону из газеты «Глобул». В молодости Дедеон был кавалерийским офицером и знаменитым дуэлянтом, он знал кодекс чести, как никто. («Все кодексы чести, — добавляли некоторые, — потому что существует не один кодекс чести, а несколько».)
Выслушав рассказ моих секундантов, Дедеон сказал:
— Если придерживаться кодекса чести, любого из существующих кодексов чести, то у нас нет выхода из создавшегося положения… Да… Не существует никакого выхода… Что же делать? Думаю, что нам следует прибегнуть к хитрости, которая положит конец всей этой неразберихе.
Дедеон составил список лиц, замешанных в деле, и, позвонив всем по телефону, пригласил их на совещание в свою редакцию. Поскольку он был человеком известным, все приняли его приглашение.
Газета «Глобул» существовала всего лишь каких-нибудь десять лет, но уже пользовалась большой популярностью. Дела газеты шли так хорошо, что она уже успела обзавестись новым зданием — настоящим дворцом, выстроенным в самом центре города. В этом новом доме был мраморный зал для приемов. Здесь-то и собрались все участники совещания. Я тоже, конечно, отправился на это сборище и получил большое удовольствие.
Бурные прения в мраморном зале продолжались чуть ли не всю ночь. И все же они не привели ни к какому результату. Наши противники настаивали на дуэли, но категорически отказывались драться по-настоящему. Они утверждали, что и стрелять горохом вполне достаточно, чтобы смыть любое оскорбление. Именно так, говорили они, принято теперь драться в высшем обществе. Кроме того, они выдвигали еще один аргумент против настоящих дуэлей: не годится, чтобы какие-то мужланы или пенсионеры наносили увечья отпрыскам «хороших» фамилий.
К утру пыл спорщиков начал угасать. Воспользовавшись этим, Дедеон влез на стол.
— Прошу внимания! — крикнул он совершенно свежим голосом.
В зале воцарилась тишина. Тогда Дедеон вынул из кармана книжечку малого формата — «Кодекс чести» — и зачитал вслух параграф, в котором говорилось, что, если после вызова на дуэль противники встретились и разговаривали друг с другом, оскорбление уже не считается действительным, клевета уже не рассматривается больше как клевета и, следовательно, дуэль отменяется, она становится невозможной.
Все слушали Дедеона разинув рты. Никто не ожидал такой концовки. И тут, кстати, выяснилось, что, хотя все присутствующие много разглагольствовали о кодексе чести, никто, в сущности, этого кодекса не знал. Дедеон всех заманил в западню, а теперь спокойно слез со стола и скромно отошел в сторонку.
Вместо него на стол влез человек по имени Франц Беллу. В прошлом он занимал должность судьи, а потом ушел в отставку и занялся адвокатурой. Отставка эта была вынужденной: он сильно скомпрометировал себя уже в молодые годы. Бухарест пожирал людей смолоду… Бухарест быстро пожирал людей… Впрочем, Франц Беллу скомпрометировал себя только своей любовью к мальчикам… И вот этот самый Франц Беллу взгромоздился на стол, только что служивший трибуной Дедеону, и, обращаясь к последнему, вежливо сказал тоже совершенно свежим, утренним голосом:
— Господин Дедеон, вы нас обманули. Вы воспользовались нашей доверчивостью и обманули нас. Вы попросту посмеялись над доверчивыми людьми…
— Что? — загремел возмущенный Дедеон. — Как вы смеете оскорблять меня? Педераст несчастный! Я пришлю вам своих секундантов. Сию минуту. Не сходя с места… Я вызываю вас на дуэль. Не позднее завтрашнего, то есть сегодняшнего, утра я продырявлю вам шкуру!
В мраморном зале газеты «Глобул» воцарилась мертвая тишина. Дедеон в один миг назначил своих секундантов, а Франц Беллу — своих. Тут же на месте были согласованы все условия предстоящего поединка: место, время, вид оружия.
После этого инцидента все разошлись. Лишь очень немногие отправились домой, остальные разбрелись по ночным кабакам и кофейням. Я тоже решил идти не домой, а в «Корсо». Отправились мы туда втроем: я и мои секунданты — отставной майор Леку Георге Леку и его друг Петряну.
В «Корсо» все уже знали о том, что произошло в редакции «Глобул», и это было новой сенсацией. (В Бухаресте любое событие становилось сенсацией.)
Бухарест… Бухарест…
Ты дороже мне всех мест…
Бухарест… Бухарест…
Придя в кафе, мы почувствовали, что проголодались, и заказали еду. Мы заказали и выпивку. Когда официант принес кофе, уже совсем рассвело. Мы вышли из кафе, остановили такси и попросили водителя отвезти нас в пригородный лес Бэняса. Оказалось, что и водитель был уже в курсе дела. Он знал даже поляну, где должен был состояться поединок. Впрочем, на этой поляне уже не раз происходили дуэли.
Когда мы приехали на место дуэли, оказалось, что дуэлянты со своими секундантами были уже там. В лесу было холодно, но после дыма и чада, которым мы дышали всю ночь сначала в редакции «Глобул», а потом в кафе, холодный лесной воздух влил в нас струю бодрости.
Секунданты успели переодеться — они явились в лес, как и надлежало, во фраках. Противники сняли пиджаки и галстуки: драться полагалось в рубашках. Принесли шпаги, и противники стали сгибать их, пробуя упругость стали. Секунданты в своих черных фраках и цилиндрах очень напоминали гробовщиков. В их присутствии я все время ощущал запах ладана. Тут же стояли два врача с чемоданчиками в руках. (Два молодых человека, недавно получившие дипломы врачей, но проводящие больше времени в кабаках и ночных барах, чем в больницах.) Секундант-распорядитель, некто Борис Бакалу, македонец по происхождению, сын какого-то подозрительного менялы с улицы Липскань, отошел на несколько шагов и торжественным тоном скомандовал:
— Внимание! Приготовились!.. Сходитесь!
Все зрители невольно вздрогнули и впились глазами в дуэлянтов. Вот сейчас мы увидим, как один человек убивает другого. Мы увидим, как хлынет кровь. Возможно, что мы даже услышим крик… предсмертный крик одного из дуэлянтов…
Дедеон, человек очень нервный и агрессивный, сразу же набросился на своего противника, но тот сумел парировать удар. Дедеон возобновил нападение. Хотя адвокат явно не умел пользоваться шпагой, он все же как-то уворачивался от ударов. Все это продолжалось несколько минут, пыл дуэлянтов стал иссякать, и зрителям стало скучно. Вдруг Борис Бакалу крикнул:
— Ранение! Остановитесь! Ранение!
Дуэлянты были явно удивлены криками секунданта, но послушно остановились и принялись ощупывать себя. Ничего не найдя, оба уставились на секунданта в ожидании дальнейших распоряжений. Свидетели поединка, и я в том числе, приблизились к месту происшествия. Но всех нас опередили врачи: подскочив к противникам, они стали тщательно их осматривать. Вскоре один из врачей прекратил осмотр и разочарованно отошел в сторону. Но другой врач достал из своего чемоданчика увеличительное стекло и, осмотрев руки одного из дуэлянтов, сказал:
— Секундант прав. Посмотрите, мой уважаемый клиент, господин Франц Беллу, ранен.
— Честь восстановлена! — сентенциозно промолвил секундант. — Господин Франц Беллу ранен в руку.
Хотя все это меня не касалось, я все же вошел в круг, взял лупу из рук врача и осмотрел «рану». С трудом мне удалось обнаружить на руке Франца Беллу красную точку, похожую на булавочный укол…
После короткого совещания все четверо свидетелей согласились признать, что «честь господина Франца Беллу в инциденте с господином Ионом Дедеоном восстановлена». После чего свидетели пригласили противников помириться. Франц Беллу и Ион Дедеон тут же обменялись рукопожатиями. Потом они даже обнялись и поцеловались. Дуэль состоялась, и оба были совершенно счастливы. Все считали, что Дедеон оказался на высоте — он имел возможность заколоть адвоката, а ограничился тем, что нанес ему легкое ранение. Несколько дней в бухарестских кафе только и говорили что о дуэли в лесу Бэняса. Потом о ней забыли и перешли к обсуждению очередной сенсации: убийству госпожи Леонтопол… Имел ли основания любовник госпожи Леонтопол Аристид Гутан убить свою любовницу? Дело попало в руки знаменитого следователя, господина Третина, и будет слушаться на ближайшей сессии суда присяжных. Вот будет тема для разговоров! Гутан должен быть оправдан! Пора наконец покончить со старыми богатыми вдовами, которые… Нет, нет! Пора покончить с молодыми людьми, которые, вместо того чтобы работать… И так далее… И тому подобное…
Бухарест… Бухарест…
Ты дороже мне всех мест…
Бухарест… Бухарест…
Через несколько лет после этой уже забытой всеми истории я сидел поздним вечером в кафе «Коммерческое» на улице Липскань и пытался работать. Покуривая крепкие сигареты и прихлебывая из большой чашки густой черный кофе, я писал рассказ, предназначавшийся для одного недавно вышедшего литературного еженедельника. (В то время я пристрастился писать свои статьи, рассказы, а иногда и стихи в кафе. Мне казалось, что шум голосов и воздух, пропитанный табачным дымом, способствуют вдохновению.) И вот к моему столику подошел Франц Беллу. Я давно его не видел и, разумеется, ни разу за это время о нем не вспомнил. Он уселся за мой столик, и я обратил внимание на его небритое лицо, на красные от бессонницы глаза и на поношенную, мятую одежду. По выражению его лица и особенно по тому, как он поминутно оглядывался на дверь, я понял, что он чем-то встревожен. Я не стал задавать ему никаких вопросов, он сам тотчас же пустился в объяснения.
— Пусть вам не покажется странным то, что я вам сейчас расскажу, — начал он и еще раз опасливо посмотрел на дверь. — Мы ведь познакомились с вами во время этой глупой истории с дуэлями… Банда Марея Косымбеску… Это она и довела меня до нынешнего состояния. Сначала я морально опустился — вы, наверно, понимаете, о чем я говорю. А потом… Потом эти же люди втянули меня в политику, в их грязную политику. Все это вместе сломало мне жизнь и вконец измучило. Я по характеру человек гордый и независимый. Мой отец был генералом, а дед — министром. И оба они от меня отказались. Но самое ужасное то, что у меня самого есть сын, которого я фактически бросил. Родила его моя любовница, бедная девушка, проживающая на бухарестской окраине, и моя мать не разрешила мне усыновить его. Так что моего сына ждет нелегкая жизнь незаконнорожденного… А теперь меня преследуют за участие в легионерском движении, куда втянул меня Косымбеску. Если меня поймают, я попаду в тюрьму. И меня осудят. Или даже расстреляют, как Кодряну. У Губастого и Арманда Кэлинеску руки чешутся, им не терпится разделаться окончательно с легионерским движением…