— Господин Беллу, — сказал я, — вы мне не друг, и нас ничто не связывает. И уж тем более меня ничто не связывает с легионерским движением, в котором вы участвовали. Но вы говорили о судьбе своего ребенка… Может, я могу ему чем-нибудь помочь?
— Да, разумеется… Именно поэтому я и решился к вам обратиться. Мне хочется оставить вам адрес его матери. Если меня расстреляют, ради бога, сделайте что-нибудь для моего сына…
— Дайте адрес.
Но прежде чем он успел его написать, в кафе вошли два человека, показавшиеся ему подозрительными. Он поспешно встал из-за стола.
— Может, еще встретимся… А теперь я немедленно должен уйти…
— Понимаю вас…
Он направился к задней двери кафе. Я знал, что оттуда можно было попасть на другую улицу. Но и те двое последовали за ним. Через несколько дней я узнал, что Франца Беллу и в самом деле арестовали при выходе из кафе. А примерно через месяц его расстреляли вместе с принцем Алеко и другими легионерами во дворе тюрьмы Рымнику Сэрат. Это произошло в тот день, когда легионеры убили премьер-министра, маленького человечка с черным моноклем — Арманда Кэлинеску. Премьер-министра убили в три часа дня, а в полночь все арестованные легионеры уже были расстреляны…
У мира нет границ.
Границы есть у жизни.
У мира нет границ…
Время от времени я возвращался к действительности… Ведь я все же ехал верхом вслед за Гынжами по грязным дорогам уезда Телиу… Гынжи двигались медленно, очень медленно, потому что конвоировали группу пеших людей со связанными руками. Это были наши враги, они пытались помешать нашей победе на выборах. Среди этих людей находился и Марей Косымбеску. Он все еще занимался политикой. Все той же грязной политикой.
…Политика! Она волновала меня еще в юношеские годы. Уже тогда я увлекался ею с какой-то горькой страстью. И мне казалось, будто я уже знаю многое необходимое человеку, увлеченному политикой. Главного я еще не знал. Я не знал, что та политика, которую я наблюдал, приведет к полному краху всех ее участников… И вот я медленно ехал вслед за Гынжами и продолжал вспоминать различные моменты политической жизни, в которой и мне довелось участвовать. Каждый раз, когда я вспоминал о прошедших годах, мне казалось, что они вновь проходят передо мной, и это создавало странную иллюзию, будто можно без конца, снова и снова переживать свою собственную жизнь. А зачем мне это нужно? К чему мне снова переживать свое прошлое?
Вечерело. Солнце склонялось к западу. Моя тень удлинялась, а вместе с ней удлинялась и тень моей лошади. Было тихо, и казалось, что в мире царит безмятежное спокойствие. Самая естественная обстановка для погружения в воспоминания, оставившие в моей памяти тягостный след.
У мира нет границ.
Границы есть у жизни.
У мира нет границ…
…Осенью 1937 года, после пяти лет бесконтрольного управления страной, правительство либеральной партии назначило наконец парламентские выборы. Но при этом оно не подало в отставку, как это полагалось согласно парламентским традициям. У власти остался все тот же премьер-министр Гуца Татареску. Он произносил речи, давал интервью, всячески стараясь уверить всех и каждого, что и после выборов он останется премьер-министром Румынии. Гуца громко уверял, что король, или, как говорили в таких случаях, престол, доверяет только ему, потому что он больше, чем кто-либо, предан династии. Следовательно, никому не удастся заменить его на посту премьер-министра. По словам Татареску, выходило, что вся страна обязана и на этих выборах голосовать только за либеральную партию, единственную партию, которой доверяет сам король.
— Если случится, однако, невероятное и избиратели откажутся голосовать за нас…
Тут Гуца переходил к откровенным угрозам.
— Все десять казней египетских — сущий пустяк по сравнению с горестями и несчастьями, которые обрушатся на Румынию, если ее народ перестанет доверять национально-либеральной партии…
Накануне выборов партия царанистов, считавшая себя выразительницей интересов крестьянства и мелкой буржуазии, неожиданно заключила сговор с легионерами. Автором этого альянса между партией, считавшей себя демократической, и фашистами был вождь царанистов Маниу. Предвыборная кампания, в которой приняли участие и легионеры, и государственная полиция, проводилась в условиях разнузданного террора. Было много убитых и раненых, были пожары и грабежи. Словом, было все то, чем издавна сопровождались все «демократические» выборы на Балканах. В день голосования произошли новые убийства и пожары. Ночью начался подсчет голосов, а к утру выяснилось, что ни одна из соперничавших партий не получила в новом парламенте большинства. Следовательно, ни одна из правящих буржуазных партий не может сформировать правительство. Татареску потерпел на выборах поражение, и король уже не мог снова назначить его премьер-министром. Король должен был найти какое-нибудь другое решение правительственного кризиса. Доверить правление коалиции из мелких партий. Но мелкие партии беспрестанно ссорились между собой и не обладали большим авторитетом. И вот после нескольких напряженных дней утренние газеты сообщили на первых страницах:
«Сегодня господин Ион Михалаке сформирует новое правительство. После долголетней оппозиции партия национал-царанистов наконец-то приходит к власти».
В те годы я редактировал ежедневную газету, в которой пытался честно, не скрывая своих симпатий к левым партиям, информировать читателей о политической жизни страны. И вот я послал репортеров разузнать подробности о формировании нового правительства. К обеду репортеры вернулись и в один голос подтвердили правильность утренней информации, но с одной поправкой:
— Не сегодня, а завтра. Господин Михалаке сформирует новое правительство завтра.
Мне эта новость была не по душе. Я был уверен, что царанистское правительство будет не лучше так называемого либерального правительства Татареску. Я много раз выступал против Татареску в своей газете. Еще чаще я выступал против национал-царанистов. Все мои статьи и фельетоны отличались резкостью тона. (Мне тогда едва перевалило за тридцать, и я искренне думал, что противника можно уничтожить резким словом. С тех пор я успел изменить это убеждение.) Репортеры, знавшие мою антипатию к царанистам, посмеивались и, чтобы еще больше испортить мне настроение, показали мне список предполагаемого правительства. Спиру Милковяну, считавшийся в нашей редакции асом политического репортажа, спросил:
— Могу я послать в набор репортаж о новом правительстве? Сейчас в царанистском клубе на улице Корыбией идет торг из-за последних двух мест помощников министров. А в принципе министерский список уже готов и согласован.
— Нет, — возразил я. — Давайте еще подождем. Зачем нам торопиться? Мне почему-то все еще не верится, что ваши прогнозы правильны.
Репортер иронически усмехнулся:
— Ладно, господин директор, пусть будет по-вашему. Но если мы опоздаем с опубликованием списка, виноваты будете только вы.
— Беру всю ответственность на себя.
Репортеры разошлись. Я тоже покинул редакцию, но отправился не в «Корсо», где в эти часы бушевали страсти и кипел котел сатаны (так называли в Бухаресте политическую кухню, где приготовлялись все острые политические блюда и самые невероятные политические комбинации). Я знал, что за каждым кофейным столиком составляются списки предполагаемого правительства и рождаются самые невероятные слухи на этот счет. И все же я решил в кафе не ходить. Наняв такси, я отправился навестить своих знакомых, которых считал более осведомленными, чем завсегдатаев кафе «Корсо». И все, кого я застал в то утро дома, подтвердили информацию репортеров:
— Без всякого сомнения, именно Михалаке завтра станет премьер-министром.
— А Маниу?
— Он не войдет в правительство. Как всегда, он остается за кулисами, чтобы удобнее было маневрировать.
— Но ведь именно он формально вождь национал-царанистов!
— Да. Но ему всегда нравилось управлять через подставных лиц. Если Михалаке позволит себе действия, которые не понравятся Маниу, он заменит его другим деятелем своей партии, например Миронеску или Вайда-Воевод…
Среди моих знакомых был и один генерал, близкий к придворным кругам. Наше знакомство не было связано с политикой. Генерал этот, уже пожилой человек, любил литературу и даже опубликовал несколько отнюдь не бездарных рассказов. И вот я позвонил ему и спросил, может ли он меня принять. Через четверть часа я уже входил в его кабинет.
— Садись, — дружелюбно сказал он. — Сейчас угощу тебя рюмкой ликера. Это хороший напиток — он разрушает организм, следовательно, сокращает жизнь…
Потом он позвонил лакею и заказал кофе. Я заметил на столе исписанные листы и спросил:
— Рукопись? О чем вы пишете?
— Это глава из моей книги, над которой я работаю давно: «Записки Никодима». Послушай!
И он прочитал мне несколько страниц своей рукописи. На слух это была совсем недурная проза.
— Ну как? — спросил генерал.
— Отличный отрывок, — ответил я не кривя душой.
— Почитать еще?
— Нет. В другой раз. У меня мало времени. Я ведь пришел к вам совсем по другому поводу.
— Как будто я не догадываюсь, — сказал генерал. — Ты пришел узнать, станет ли Михалаке премьер-министром?
— Вот именно.
Генерал рассмеялся:
— Чепуха! Разве король не знает, что Михалаке всего лишь орудие в руках Маниу? А Маниу король к власти не допустит… Бедный Михалаке, мне его даже жаль. Какое разочарование ждет его завтра…
— Но в таком случае кто же возглавит правительство? Буду вам признателен, если вы хоть намекнете…
— Намекнуть? Это можно. Собственно, я сделаю даже не один, а два намека. Но учти: никто не должен знать, что это исходит от меня. Губастый с меня шкуру снимет. Он ведь готовит большой сюрприз…
— Какой именно?
— Пока могу сказать лишь одно: Михалаке не будет премьер-министром. Король ему не доверяет.