— Бедный Мардаре!
— Несчастный примарь!
— Несчастная его вдова!
— Вдова — это бы еще ничего. А вот ребятишки… У нее ведь целая орава голодных ртов… И все хотят есть… Кто теперь станет их кормить?
— Вот злая судьба!
— Скажите лучше: вот до чего доводит политика!
Я тоже посмотрел на покойного, но не обнаружил никаких признаков насилия. По-видимому, убийцы и в самом деле бросили его в болото живым. Крестьяне, собравшиеся во дворе примарии, вероятно, тоже это поняли. Раздались проклятия по адресу убийц. Кто-то крестился и шептал:
— Господи, помилуй! Прости, господи! Господи, спаси и помилуй!..
Вдруг все головы повернулись к открытым воротам. Я тоже посмотрел туда, куда смотрели все. Во двор входила маленькая сухонькая женщина с двумя младенцами на руках — по-видимому, это были близнецы. Женщина шла очень медленно — мешала ей не только ее ноша, но и то, что за ее юбки цеплялось еще несколько детишек постарше. Их было пятеро. Они окружали мать, как птенцы наседку…
Женщина с младенцами на руках медленно подошла к столу, на котором лежал убитый. В толпе воцарилось напряженное молчание. Слышны были только слабые вздохи. Остановившись у стола, женщина с младенцами на руках пристально взглянула в лицо убитого, все еще густо облепленное липкой болотной грязью. И по тому, как изменилось вдруг выражение ее лица, я понял: она узнала его. В первое мгновение она еще сомневалась, но теперь у нее уже не осталось никаких надежд, да, это он, ее муж, точнее — это был ее муж, отец семерых детей. Она продолжала пристально вглядываться в мертвое лицо. Потом посмотрела на руки убитого. Да, да, это его руки. Это руки Мардаре… Это тело Мардаре… Испуганные дети прильнули к ней. Почувствовав их прикосновение, она как будто очнулась от тяжелого оцепенения. И закричала… Это был короткий и страшный крик. Как будто ее внезапно полоснули ножом. И потом запричитала:
— Мардаре! Мардаре! Они убили тебя! Что ж мне теперь делать? Ты оставил нас, Мардаре! Кто будет растить ребятишек, Мардаре?
Люди вокруг молчали. Их было много, тут собралось все село, и все молчали. Какая-то женщина всхлипнула, но, словно испугавшись, что она помешает горю вдовы, замолчала. Нотариус вынул платок и приложил его ко рту. Словно он тоже боялся, что не выдержит и нарушит молчание. Только вдова убитого продолжала причитать:
— Тебя убили, Мардаре! Что ж мне теперь делать с детьми! Кто будет растить их, Мардаре?
Мне очень хотелось сказать что-нибудь в утешение. Но я понял, что вдову не утешат мои слова. Что бы я ни говорил, ей от этого не станет легче. И я тоже молчал, как все. Потом я потихоньку отошел от толпы и направился в примарию. Нотариус последовал за мной. Я попросил его немедленно позвонить в Телиу и вызвать следователя.
Нотариус вытер мокрые глаза и спрятал платок. Он как будто все еще не пришел в себя, и я должен был повторить:
— Вызовите по телефону уездный комитет партии. Немедленно позвоните в Телиу и вызовите уездный комитет.
— А не префектуру? Может, лучше вызвать префектуру? Обычно я вызываю префектуру.
— Нет. Теперь нам нужна партия, а не префектура. Вызовите товарища Лику Ороша.
Когда его соединили, я взял трубку и сообщил Орошу о случившемся. Я сказал ему также, что решил отправиться отсюда в Темею. По-моему, сейчас самое время ехать в Темею и показать врагам, что они нас не запугали.
Закончив разговор с Орошем, я выглянул в окно. Толпа не расходилась. Народу стало даже еще больше. Кто-то открыл дверь, и я услышал голоса. Говорили люди, окружавшие стол, на котором лежал Мардаре. Я услышал и голоса старух, пытавшихся успокоить его вдову:
— Не убивайся, дочка… Такова, значит, его судьба…
— Да, да, что человеку на роду написано, того не миновать…
— Нет! Не судьба, а враги! Его убили враги. Возьми их чума!
Мужчины делали различные предположения:
— Кто же его убил? Неужели…
— Он, конечно…
— А кто же еще, по-вашему…
Имя предполагаемого убийцы произносилось шепотом. Желая получше расслышать, что говорят крестьяне, я вышел во двор. Но ничего нового не узнал. Снова, как только дело дошло до имени предполагаемого убийцы, говорящий понизил голос до заговорщического шепота. Вдруг я заметил, что по толпе прошло какое-то движение, все, как по команде, повернули головы и стали смотреть на улицу. И на всех лицах появилось какое-то растерянное, испуганное выражение. Что случилось? Что еще могло случиться после всего того, что уже произошло? Я сошел с крыльца примарии. Вслед за мной спустился во двор и нотариус. И мы увидели странное, фантастическое зрелище: по улице промчалась неоседланная лошадь с окровавленными ушами. Лошадь обезумела от боли и неслась вперед, ничего перед собой не видя… Раздались изумленные голоса:
— Лошадь Мардаре!
— Бандиты!
— Мардаре на ней отправился в Телиу…
— Вот она… ее поймали!
В самом деле, лошадь кому-то удалось поймать. Ее вел подросток в узких портках и цветной рубашке. Он привел ее во двор примарии. В глазах бедного животного застыл ужас. Лошадь дрожала, как в лихорадке. Снова раздались разгневанные голоса:
— Лошадь Мардаре!
— Злодеи! Посмотрите, что они с ней сделали!
— Можно еще понять, почему они убили Мардаре, нашего примаря. Он в марте прошлого года делил боярскую землю. Но почему они мстили коню? Чем виноват конь, бедняга? Зачем они отсекли ему уши?
— Зачем? Чтобы напугать нас!
Один мальчуган, державшийся за юбку вдовы Мардаре, подошел к лошади и стал гладить ее по ногам.
— Наша лошадка! — сквозь слезы причитал мальчик. — Это наша лошадка… Ей отрезали уши… Мама… Мамочка… Смотри — нашей лошадке отрезали уши…
Мне казалось, что расправа с лошадью произвела на крестьян даже большее впечатление, чем гибель Мардаре.
— Зачем они изуродовали лошадь?
— Звери!..
— За одно это их нужно было бы приговорить к смертной казни.
— Неужели вы думаете, что это…
— Ясное дело — они… Кто же еще, кроме них…
И я снова не расслышал имени. Произнося имена предполагаемых убийц, крестьяне снова понижали голос. Это был страх. Никто не смел произнести роковое имя вслух. Крестьяне боялись.
Пока я так стоял и прислушивался к разговорам, ко мне подошел маленький тщедушный человечек в огромном рваном тулупе. Он почтительно снял шапку — она тоже была рваной и словно с чужой головы — и сказал:
— Прошу прощения, товарищ. Пойдемте со мной в примарию, я хочу сделать одно сообщение… секретное… Прошу прощения…
— Хорошо, я готов вас выслушать…
Нотариус пошел вслед за нами. В комнату примарии мы вошли втроем: я, нотариус и Ванога. Нотариус сказал мне, что человека, желающего сделать секретное сообщение, зовут Ванога.
Убедившись, что, кроме нас троих, в комнате никого нет, Ванога сразу же приступил к делу.
— Вчера под вечер, — начал он свой рассказ, — я возвращался пешком из Телиу и увидел, что навстречу мне едет наш примарь. Он был еще довольно далеко, и, если б не случилось то, что случилось, мы бы, конечно, встретились…
— А что же случилось? — спросил нотариус.
— Эх, не спеши… Не люблю… Так вот, сначала я увидел лошадь Мардаре, а потом и его самого. Его-то я узнал по кэчуле. Ни у кого в Блажини, да и в соседних селах, нет такой высокой кэчулы. Да что Блажинь, во всей Молдове, я думаю, не найти такой кэчулы. Так вот, ехал он довольно медленно… А в это время из леса выскочили на своих вороных, кто бы вы думали? Бояре из Кырну. Все трое.
Нотариус вскочил как ошпаренный:
— Братья Чиорану?
— Они самые… Братья Чиорану. Я-то сразу понял, что дело не к добру, и тут же спрятался в овраге. Так и сижу… Я-то все вижу, а меня не видать… Конечно, мне бы хотелось помочь примарю. Но как тут поможешь голыми руками? Куда соваться? Они бы и меня сгребли точно так же, как бедного Мардаре…
— Значит, — сказал нотариус, — ты сам видел, как…
— Эх, куда спешить! Дай расскажу… Так вот, три брата Чиорану перерезали примарю дорогу, кинулись на него и стащили с седла. Он-то, конечно, пробовал отбиваться. Да разве отобьешься, если ты один, а их трое? Двое молотили его кулаками, а третий стукнул по голове чем-то твердым, может пистолетом. И Мардаре перестал дрыгаться. Замер… Вот тут-то они взяли его за руки и за ноги и отнесли к краю болота. Раскачали его, точно куль, и кинули в болото головой вниз…
— И он потонул? — воскликнул нотариус.
— Не перебивай… Да, Мардаре-то, конечно, потонул. А в это время старший из братьев поймал его лошадь и отсек ей уши ножом. Так-то…
Ванога замолчал. Я спросил:
— А дальше? Что дальше-то было?
Свидетель преступления взглянул на меня с выражением не то презрения, не то жалости:
— Что было дальше? Доскажу, если уж вам так хочется. По-моему, это уж все равно… Словом, один из братьев Чиорану ударил лошадь Мардаре, и та поскакала в сторону леса. И сами братья тоже поскакали в лес… Когда их след простыл, я рискнул выйти из убежища и подойти к болоту. Я стоял и глядел, как болото засасывает бедного Мардаре потихоньку-полегоньку, будто оттуда, снизу, его кто-то тянул на дно… А потом гляжу: болото все-таки не засосало его совсем — ноги так и остались торчать сверху. Вот тут-то боязно мне стало — я ведь тоже человек… И убежал… Бежал я долго, долго, удивляюсь, как сердце не лопнуло…
— А почему вы сразу не пришли рассказать о случившемся?
Свидетель как-то весь съежился.
— Да как сказать, товарищи. Вы уж простите. Побоялся я…
(Такое объяснение всегда приводило меня в ярость. Я слышал его уже не в первый раз. «Я побоялся… Мне стало страшно…» Меня всегда злили такие оправдания. Но потом я понял, что было время, когда я тоже боялся.)
— Значит, ты испугался? Струсил?
— То-то и оно… Ведь бояре… Они всегда выходили сухими из воды. Разве узнаешь наперед, что будет завтра? Может, вы, коммунисты, и выйдете победителями. А вдруг все повернется назад и власть снова захватят бояре? Тогда что? Как тут не бояться? Вот, к примеру, вы, товарищ кандидат… Сегодня вы здесь, а завтр