я с обвиняемой, румынкой по национальности, женой известного дельца и афериста Манзи. Обвиняемый влюбился в обвиняемую… Посмотрите на нее — и вы убедитесь, что она, конечно, могла зажечь его сердце. Посмотрите и на обвиняемого, он не очень-то похож на Ромео, но способен на сильные чувства… Словом, они сошлись, и Антонеску убедил Марию Манзи уйти от своего мужа. Она подала на развод, и французский суд удовлетворил ее иск и вынес решение о разводе. Казалось бы, все в порядке, не так ли? Нет, господа! Развод, данный французским судом, не может иметь законного действия в Румынии, на родине обвиняемой, пока он не будет подтвержден по всем правилам румынского законодательства. Вот в этом-то и была загвоздка! По нашим законам развод супругов Манзи недействителен. И обвиняемые это знали. Поэтому-то они и поженились не в Париже и не в Бухаресте, а где-то в глухой провинции, в Добрудже. Они отправились в Добруджу и при содействии генерала Дрэгою, владевшего там поместьем, поженились в безвестном болгарском селе. Поженил их примарь села, малограмотный болгарин… Таким образом, они нарушили закон. И я прошу вас, господин председатель, осудить обвиняемых. Если такие граждане, как генерал Ион Антонеску, не будут уважать законы, чего же прикажете ожидать от простых людей? Вы обязаны осудить чету Антонеску! Этим вы исполните свой долг перед отечеством, господин председатель! Вы обязаны исполнить свой долг перед нашим любимым отечеством!
Знаменитый адвокат Теобальд Иоанициу не ограничился бы такой краткой речью, если бы не видел, что и судьи и публика страшно устали от жары. Возможно, и сам адвокат побаивался, как бы излишне темпераментный монолог не вызвал у него сердечного приступа.
Но остальные адвокаты говорили дольше, и их речи были значительно пикантнее, чем выступление их главного коллеги. Они без всякого стеснения копались в личной жизни обвиняемых, и особенно генерала Антонеску. Они говорили о его самолюбии, тщеславии и жажде власти. Они не стеснялись подчеркивать, что это самолюбие ни на чем не основано, так как, в сущности, генерал Антонеску глубоко бездарен.
— Взгляните на него! — сказал один из адвокатов обвинения. — На лице этого человека написаны все пороки!
Одним словом, адвокаты обвинения старались изо всех сил, и было совершенно ясно, что они стараются отнюдь не бесплатно.
Судьи молча и терпеливо выслушали все речи. Председатель сидел с разинутым ртом, и непонятно было, то ли его изумили выступления адвокатов, то ли ему с открытым ртом попросту легче дышать в этом душном зале. Обвиняемый — низкого роста, худощавый рыжеватый человек в поношенном гражданском пиджаке — выслушал все речи стоя, ни разу не изменив выражения лица. Только в глазах его блестел недобрый огонек. Рядом с генералом стояла его жена — уже немолодая женщина с худым, изможденным лицом, одетая, несмотря на жару, в длинное черное закрытое платье с длинными рукавами. Она тоже слушала молча, но время от времени наклонялась к мужу и шептала:
— Ты слышишь, Ионика, что о нас говорят? Ты слышишь?
Генерал молча давал ей понять, чтобы она его не отвлекала.
Председательствующий Миранду спросил обвиняемых:
— Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, — спокойно ответил генерал и добавил: — Мы просим дать слово нашим адвокатам. Они все скажут…
Адвокатов у Антонеску тоже было четверо. Трое были довольно известными в адвокатских кругах, но четвертый — круглолицый молодой человек с меланхолическими глазами — никогда раньше в суде не выступал. Он был преподавателем одной из кафедр юридического факультета при Бухарестском университете. Разумеется, никто из сидевших в тот день в зале суда не подозревал, что этот молодой человек вскоре сыграет зловещую роль в судьбе румынского народа.
Защитники Антонеску отвергли все обвинения противной стороны.
Антонеску — аморальный тип? Неправда. Антонеску — человек с безупречной репутацией. Обвинители занимаются гнусными инсинуациями. У них нет никаких доказательств. Антонеску должен быть оправдан.
Второй защитник подробно описал военную карьеру генерала Антонеску. По его словам выходило, что не кто иной, как генерал Антонеску, выиграл первую мировую войну. Ведь именно он был адъютантом командующего румынской армией и служил некоторое время в генштабе румынской армии. Следовательно, все ее победы — плод его ума и таланта.
— Давно пора воздвигнуть ему памятник! Давно пора присвоить ему звание маршала… Давно пора…
Третий адвокат изобразил Антонеску будущим «спасителем отечества». Именно генералу Антонеску предназначено самим провидением возглавить в трудную минуту румынский народ. А как известно, эта трудная минута приближается, неуклонно приближается…
— Неужели вы способны осудить этого человека? Нет. Трижды нет! Это было бы преступлением не только против закона, но и против ваших собственных патриотических чувств. Мы требуем оправдания! Немедленного оправдания!
Можно было не сомневаться, что обвиняемые чувствуют себя неважно. Но и положение судей было не из легких. Они-то ведь понимали, что процесс имеет политическую подоплеку. А в те дни политическое положение было крайне неустойчивым. Старые правящие партии почти что вышли из игры. Никто не знал, что готовит стране день грядущий. А вдруг именно этот генерал еще сыграет важную политическую роль? А что, если и впрямь именно он станет диктатором Румынии?
Наконец настала очередь молодого человека с меланхолическими глазами. Он встал и, учтиво поклонившись судьям, сказал:
— Мы не отрицаем, что инкриминируемый нашим клиентам факт действительно имел место. Согласно букве закона, генерал Ион Антонеску и Мария Антонеску виновны. Однако, уважаемые судьи, если вы внимательно рассмотрите документы, фигурирующие в этом деле, вам нетрудно будет убедиться, что со дня, когда было совершено действие, о котором сообщил суду таинственный Себ Шер, прошло ровно десять лет и один день. Следовательно, вступает в силу закон о сроке давности. Сегодня суд уже не имеет права судить моих подзащитных.
Председатель суда не мог скрыть улыбки удовлетворения. Он легко отделался от неприятного процесса, ему уже не придется ни осуждать, ни оправдывать генерала. Прокурор, который в своем рвении зашел слишком далеко, схватил папку и стал лихорадочно перелистывать документы. Но крыть было нечем, дело обстояло именно так, как сказал защитник. И прокурор встал и промямлил:
— Я прошу… Да… я тоже прошу прекратить дело…
Обвиняемые молча поклонились суду и пошли к выходу. Когда генерал Антонеску проходил мимо адвокатов противной стороны, он наклонился к одному из них и громко, так чтобы слышали все, кто сидел на соседних скамьях, сказал:
— Как только я приду к власти, я прикажу своим адъютантам наказать вас… Не за то, что вы выступали здесь против меня — в конце концов, это ваша профессия. Но за то, что вы проявили чрезмерное усердие!
Я ушел из Дворца юстиции страшно усталый, весь в поту. По дороге в редакцию я заглянул в кафе выпить чашку кофе. Сидя в кафе, я вдруг вспомнил свой первый приезд в Бухарест с дипломом об окончании гимназии в кармане. Я подал свои бумаги в канцелярию юридического факультета, но тут же стал сомневаться, правильно ли выбрал будущую профессию. Я хорошо помнил свои тогдашние сомнения: стать адвокатом — значит защищать всяких мошенников, преступников, может быть, даже убийц. Стоит ли мне этим заниматься? А если после окончания факультета я стану прокурором или судьей? Кто гарантирует мне, что я всегда смогу поступать так, как подскажет мне совесть… Еле дождавшись утра, я отправился на юридический факультет, забрал свои документы и, обойдя здание университета, вошел в дверь, на которой висела табличка «Филологический факультет». Закончив филологический, я, однако, не стал учителем, не предпринял попытки остаться при кафедре, а стал журналистом, политическим репортером. Но и эта профессия все время ставила передо мной все тот же давний вопрос. Не проходило дня, чтобы я не спрашивал себя: справедливо ли то, о чем я пишу? В конце концов, кто дал мне право судить о людях, чернить их или возносить до небес?
Процесс генерала Антонеску произвел на меня двойственное впечатление. Я не питал никакой симпатии к генералу, но и обвинители его особых симпатий не вызывали. Поэтому, когда секретарь редакции спросил, принес ли я какой-нибудь сто́ящий материал из Дворца юстиции, я сказал, что бракоразводные процессы, на которых я присутствовал, могут послужить основой для любопытного бытового очерка.
— А в пятой секции ты не был? Говорят, там судили генерала Антонеску.
— Нет, в пятую я не заходил. А кто сообщил тебе об этом процессе?
— Эуджен Титяну, помощник министра внутренних дел. Мне позвонил его секретарь и передал, что министру доставило бы удовольствие, если б мы дали репортаж об этом процессе.
— У меня нет никакого желания угождать правительству, особенно помощнику министра внутренних дел господину Титяну…
Прошло несколько лет, и имя генерала Антонеску все чаще стало появляться на страницах бухарестских газет. С каждым годом росла его известность, хотя он уже вышел в отставку. Говорили, что его вынудили уйти из армии, потому что он стал явным врагом короля. Утверждали, что все высшие офицеры, недовольные королем, — сторонники генерала Антонеску. А он сам тесно связан с Кодряну, главарем «Железной гвардии», стремящимся установить в Румынии фашистский режим по образцу немецкого национал-социализма. Поговаривали также, что Антонеску в дружбе и с другим известным «националистом», поэтом Октавианом Гогой. Газета «Универсул», поддерживающая фашизм, довольно часто упоминала имя генерала Антонеску. Директор этой газеты Стелиан Попеску видел в генерале Антонеску «спасителя Румынии».
Зимой 1937/38 годов, когда было сформировано первое фашистское правительство Гоги — Кузы, генерал Антонеску получил портфель военного министра. Но правительство это продержалось всего лишь сорок дней. Все эти сорок дней военный министр генерал Антонеску не выходил из своего кабинета. Он углубился в изучение министерского архива, личных дел бывших военных министров и крупных военачальников. Говорили, что за эти дни он успел снять копии с множества важных документов и собрать материал, разоблачающий всех, кого он считал своими противниками. Даже после падения правительства Гоги — Кузы о генерале Антонеску продолжали много говорить в политических сферах. По всей вероятности, у него были тесные связи и с теми политиками, которые именовали себя демократами. Они думали, что Антонеску можно использовать как оружие против Кароля II.