Ветер и дождь — страница 96 из 121

— Да, теперь я понял… А что вам мешает принять новый закон, ограничивающий свободу печати?

— Ты шутишь. А ведь этим и кончится. Мы вынуждены будем обуздать печать. Нельзя допускать, чтобы пресса склоняла на все лады имя человека, жизнь которого может служить примером…

— Однако страна не может существовать без свободной печати.

— Почему? Разве Римская империя имела печать? Тогда вообще не было газет. У древних римлян не было никаких газет, и они прекрасно без них обходились.

Скромная жизнь и министерская деятельность доктора Митики Ангелиу продолжались и после смерти Иона Братиану. История не прекратила свое течение после смерти великого человека, и вскоре на пост премьер-министра был назначен один из самых энергичных деятелей либеральной партии — И. Г. Дука. Но Дука был врагом «Железной гвардии», и легионеры его убили. Дука был убит в Синае вскоре после того, как покинул королевский дворец и собирался вернуться в Бухарест. Легионеры прикончили премьер-министра выстрелами из револьвера на перроне синайского вокзала. После этого происшествия «человек, который перерезал глотку Иону Братиану», стал на три дня и три ночи премьер-министром Румынии. Эти трое суток понадобились либералам, чтобы выбрать себе нового вождя и нового премьер-министра. Я узнал о назначении Митики Ангелиу поздно ночью и сразу же позвонил ему:

— Поздравляю вас, ваше превосходительство, и желаю еще больших успехов!

Он поблагодарил, но тут же спохватился и спросил:

— Что значит еще «больших успехов»? Я — премьер-министр. О каких новых успехах ты говоришь? Что может быть выше премьер-министра?

— Регент, ваше превосходительство. Регент выше премьер-министра. Регент — это почти король.

— Вот как! Да, ты прав. Это идея… Думаю, что мне подошла бы такая должность. Митика Ангелиу — регент! Это звучит неплохо… Очень даже неплохо…

После гибели И. Г. Дуки национал-либеральная партия недолго оставалась у власти. В конце концов ей пришлось уступить место национал-царанистам, во главе которых стоял Юлий Маниу. Царанисты правили не лучше либералов. При царанистах произошла знаменитая забастовка рабочих железнодорожных мастерских Гривицы. (Об этой забастовке я надеюсь написать подробнее в другой раз.)

В годы правления царанистов вернулся из вынужденного изгнания сын Фердинанда — принц Кароль. Его провозгласили королем. Маниу скоро поссорился с новым королем и стал его врагом. Кароль дал царанистам отставку и снова призвал к власти либералов, во главе которых стоял теперь Георге Татареску. В правительстве Татареску доктор Митика Ангелиу снова получил портфель министра путей сообщения и в восьмой или десятый раз реорганизовал управление железными дорогами, изменив соответствующие статьи закона.

После отставки Татареску началась диктатура короля, которая закончилась его отречением и приходом к власти Антонеску и легионеров. Румыния вступила в войну на стороне Гитлера, потом порвала с ним и выступила против Германии. Начался новый этап в румынской политической истории: борьба коммунистов за власть при активном сопротивлении всех буржуазных партий.

Все мы, свидетели этих бурных лет, стали старше, а многие и совсем состарились. Состарился и доктор Митика Ангелиу, бывший множество раз министром, а однажды в течение целых трех дней даже премьер-министром. Он успел выдать замуж своих дочерей — их у него было пять или шесть — и хорошо устроить всех своих зятьев. Одних он сделал дипломатами и отправил в далекие страны представлять Румынию, другим помог получить кафедры в Бухарестском университете. Только одну дочку — горбунью Тецу — он так и не сумел выдать замуж. И послал ее в деревню Осика управлять одним своим довольно захудалым имением. А сам Ангелиу остался жить в Бухаресте со своим преданным слугой Серафимом.

Осенью 1944 года, когда новый поворот в истории Румынии окончательно отстранил доктора Ангелиу от политической жизни, он вдруг почувствовал скуку. Именно тогда он рассчитал своего последнего слугу Серафима, который служил ему верой и правдой тридцать лет.

— А кто будет взимать квартирную плату, господин Митика? У вас только в одном Бухаресте тридцать шесть доходных домов.

— Я это буду делать сам, Серафим.

— А кто будет подсчитывать проценты, полагающиеся вам по акциям нефтяных компаний?

— Я сам, Серафим.

— А управляющих вашими имениями кто будет проверять, ваше превосходительство?

— Я сам, Серафим. Не забывай, что я управлял всей Румынией.

— Но ведь вам уже за семьдесят, барин. Совсем мало осталось до восьмидесяти.

— Я чувствую себя хорошо и полон сил, Серафим. И жажду деятельности. Я хочу заработать побольше денег, Серафим.

— Денег, барин? У вас их и так много.

— Ну и что же? Деньги никогда не мешают…

Серафим был уволен, и доктор Ангелиу сам стал управлять своим имуществом. К власти пришли коммунисты? И да и нет. К власти пришло коалиционное правительство, в котором участвуют и коммунисты. При первой же возможности король избавится от коммунистов и снова запретит их партию. (Так думал не только Митика Ангелиу. Вся румынская буржуазия надеялась, что именно так будут развиваться события.)

Хотя доктор Ангелиу и был очень занят своими финансовыми делами, у него оставался досуг и он предавался воспоминаниям о прошлом, тем более что почти все его близкие и друзья уже умерли. Он вспоминал и горное село, где началась его карьера. Он приехал туда сразу же после окончания медицинского факультета, хотя мог бы получить место даже в Бухаресте. Но Ангелиу предпочел далекое село Пиетрень, потому что его уже тогда мучило желание разбогатеть. В глухой провинции, где мало врачей, а жизнь дешева, начинать врачебную деятельность ему было выгоднее. И расчеты молодого доктора оправдались. С утра до вечера он разъезжал по району в старой бричке со сломанными рессорами, лечил больных и откладывал денежки… Среди больных, которых ему удалось вылечить, был и некий Анатоль Буркуш, владелец больших участков земли, непригодных для пашни, но вполне подходящих для разведения скота. И доктора Ангелиу осенило: не брать у Буркуша денег за лечение, а жениться на одной из его дочерей.

Как раз в то время в тамошних местах появились иностранные инженеры, которые привезли с собой диковинное оборудование и стали сверлить землю в поисках нефти. Буркуш был первым, кто подписал контракт с иностранной нефтяной компанией и отдал ей свои земли в аренду. Когда появились первые нефтяные вышки и забили первые фонтаны нефти, доктор Ангелиу понял, что нельзя больше ждать ни минуты, и сделал предложение дочери Буркуша. И на этот раз все расчеты доктора оправдались. Буркуш чуть не сошел с ума от радости, когда на него обрушился золотой дождь. Он купил себе автомобиль — во всей Румынии их было тогда не больше десятка. Но произошел несчастный случай: Буркуш и его младшая дочь погибли в автомобильной катастрофе, и доктор Ангелиу, женатый на старшей дочери Буркуша, стал единственным владельцем нефтеносных участков. Богатство, которое он унаследовал от своего тестя, все время росло. Теперь у доктора была только одна забота: обменивать черное золото на настоящее. Вместе с богатством пришла и известность.

— Доктор Митика Ангелиу разбогател.

— Разбогател — не то слово. Он миллионер!

— Теперь он, наверно, займется и политикой?

— Это уж само собой…

Ион Братиану, который в те годы стал вождем национал-либеральной партии и искал надежных помощников, прослышал о враче-миллионере. Он сделал Ангелиу сперва депутатом, а потом доверил ему министерский пост. Случилось так, что портфель министра путей сообщения оказался вакантным, и доктор Ангелиу, врач-терапевт, немного сведущий и в хирургии, стал считаться специалистом-транспортником. Правда, одновременно он получил и звание профессора на кафедре хирургии медицинского факультета в Бухарестском университете, впрочем, о своей профессии хирурга он напрочь забыл вплоть до того дня, когда взялся оперировать больного Братиану и заслужил себе славу «доктора, перерезавшего глотку Братиану».

Став политическим деятелем, доктор Митика Ангелиу не забывал о своем богатстве. У него появилась новая страсть: скупать земельные участки и недвижимое имущество.

— Нефть находится под землей, — говорил доктор. — Никогда неизвестно, где начинаются и где заканчиваются нефтяные залежи. Кроме того, земля сама по себе — ценность. С землей ничего не может случиться.

— Но ведь и акции — неплохая вещь, господин министр. Они растут в цене…

— Да, это правда. Но акционерные общества могут и обанкротиться, в то время как земля… С землей ничего не может случиться…

Хотя жизнь научила меня ничему не удивляться, я все же был удивлен, когда узнал, что доктор Митика Ангелиу на старости лет сделался завсегдатаем бухарестских кафе и ресторанов. Это произошло уже во время войны. Рассказывали, что, придя в кафе, бывший министр обычно расплачивался сразу, едва только ему приносили заказ.

— Запомни, — говорил он официанту. — Я уже расплатился. И не вздумай требовать с меня деньги вторично. Запомни, я уже за все уплатил…

Перед уходом он вынимал из кармана мелочь и клал на стол, как делали все посетители, желавшие оставить на чай помощнику официанта. Через некоторое время, однако, бывший министр брал в руки монету, внимательно ее рассматривал и клал обратно в кошелек. Потом он снова ее вынимал и клал на стол… Помощник официанта — пиколо — вертелся около стола, но не мог забрать монету, потому что господин бывший министр все не уходил. Так продолжалось до тех пор, пока мальчика не подзывали к другому столу. Тогда бывший министр прятал монету и быстро покидал кафе. На лице его было написано радостное удовлетворение — ему удалось обмануть пиколо и сохранить деньги.

— Кому не жаль расстаться с одной леей, — говорил он, — тот не сумеет сберечь и миллион лей. Да у того никогда и не будет миллиона.

Некоторые его жалели:

— Какой он одинокий, этот Ангелиу!

— Ничего подобного! — возражали другие. — У него дома, поместья, нефтевышки, леса, значит, он не одинок.