Знакомый путь вывел меня к Старомонетному переулку, и ноздри защекотал упоительный аромат свежей сдобы. Я толкнул дверь под золоченой вывеской в виде кренделя и вошел в лавку.
Продавец поднял на меня вопросительный взгляд.
— Меня ждут, — сказал я, не здороваясь и хапая с одного лотка еще горячий рогалик.
— Знаю, — глухо сказал мужчина и кликнул из подсобки помощника лихой наружности. — Проводи.
— Давай железку.
Я вытащил из-за пояса у-так, протянул парню.
— Идем.
По длинному узкому коридору, заваленному мешками с мукой, мы вышли в большой внутренний двор, миновали миниатюрный аккуратный садик и оказались возле трехэтажного дома. Здесь провожатый передал меня и мое оружие дежурившему у входа человеку. Мы вошли в дом, поднялись на второй этаж, провожатый остановился у какой-то двери, трижды постучал, дождался разрешения и распахнул створки, пропуская меня в прекрасную, устланную сдисскими коврами комнату.
— Здорово, Серый, — сказал мне сидящий за столом краснолицый и кряжистый мужик.
— Привет, Пень, — поприветствовал я правую руку Молса.
— Верни ему железку, — приказал «булочник» своему человеку.
Я забрал у-так, сел на стул, давая внимательно себя изучить. Некогда лучший гийян Альсгары испытывал на мне свой «пристальный» взгляд. Как говорят, многие его не выдерживали. Меня же после Сандона было тяжело смутить.
— Дурак ты, — с некоторым сожалением в голосе произнес он. — Хоть и талантливый.
Я пожал плечами. Пень со скрежетом отодвинул стул и поманил меня за собой. Поднявшись по лестнице до самого верха, мы оказались на чердаке. Широком, светлом из-за множества распахнутых окошек. Здесь все было порядком запачкано голубиным пометом. Птицы ворковали где-то на стропилах. Именно здесь нас ждала Молс.
Уже немолодая женщина, в белом платье, накрахмаленном переднике и чепце, под которым были спрятаны волосы, негромко беседовала с незнакомкой. Той было около двадцати пяти — изящная, гибкая, чуть ниже меня, с красивой фигурой и лицом и светлыми, заплетенными в толстую косу волосами. У нее оказались удивительные темно-синие, цвета индиго, глаза. Иногда, когда она склоняла голову, они приобретали легкий фиолетовый оттенок.
Я никогда в жизни не видел таких глаз и поэтому смотрел на девушку гораздо дольше, чем этого требуют приличия. Так что она даже приподняла бровь, словно спрашивая, что с ней не так.
— Познакомься, Серый. Это Ласка, — от внимательного взгляда главы альсгарской гильдии наемных убийц не ускользнул мой внезапный интерес к ее собеседнице.
Я приветливо кивнул Ласке, та ответила вежливой улыбкой, теперь настала ее очередь с интересом меня изучать. Я проделал ее трюк с бровью и заработал еще одну улыбку.
— Будешь вино? — спросил меня Пень и вытащил зубами пробку, открывая уже начатую бутылку.
Я отрицательно покачал головой. К выпивке в отличие от него я был равнодушен. Гийян предложил девушке, но та также отказалась.
— Ты хотя бы в курсе, что у тебя неприятности? — поинтересовалась Молс.
— Судя по тому, как меня встретил Пень, — да.
— Но ты совершенно не опасаешься. Какая самонадеянность! Ты новый человек в городе, Нэсс…
— Не соглашусь. Я здесь уже год.
— Всего год, — назидательно поправила она меня. — Ты хорошо проявил себя, хоть и работал на меня всего два раза. Мне не хотелось бы терять столь ценного, пускай и капризного, работника. Впрочем, тебе должно было хватить ума обойти Йоха десятой дорогой.
— Я не искал с ним встречи, — огрызнулся я.
— Но оказался у него на пути. Он влиятельный человек. В некоторых районах Альсгары гораздо более влиятельный, чем я, мальчик! — Молс была зла.
И на меня, и на Йоха. На последнего, смею надеяться, больше.
Мне на плечо со смачным шлепком упал привет от голубей.
— Теплая встреча, — проворчал я. — У вас что, более приличного места не нашлось? Хотя бы подвала?
— Подвал занят, он нужен для хранения вина. — Пень налегал на сухое. — Так что там у вас произошло?
— Ровным счетом ничего, — совершенно безразлично отозвался я. — Йох предложил работу. Я отказался. Он расстроился и попытался научить меня жизни. Плеткой. За что получил в зубы. Конфликт был исчерпан.
— Угу! — раздраженно фыркнул Пень. — Если не считать того, что трое его телохранителей теперь мертвее мертвого.
— Ребята бросились на меня с кордами. Пришлось защищаться. Десяток свидетелей могут это подтвердить. Все случилось на Боях.
— Это-то и плохо, — проворчала Молс, сцепив холеные пальцы. — Позор Йоха видели многие. И он этого так не оставит. Рано или поздно тебя постараются достать.
— Я понимаю.
— Мне это невыгодно. Через две недели намечается серьезное дело, Серый. И мне нужна твоя голова целой и невредимой. Так что до этого времени Ласка будет за тобой приглядывать.
Я от удивления потерял дар речи. Девушка, кажется, тоже.
— Это еще зачем? — возмутился я.
— Мы так не договаривались! — с досадой промолвила она.
— Успокойтесь. Оба. Вам давно пора подумать о напарниках. В одиночку работать тяжело и опасно. Вы подходите друг другу. Я это прекрасно вижу.
— Она умеет стрелять из лука? — поинтересовался я.
— Разумеется, нет. Но у нее много иных, скрытых талантов, — как-то странно улыбнулась Молс. — Пока Ласка будет рядом, тебе почти ничего не грозит.
— Я что, похожа на сторожевую собаку?! — вспылила девушка.
— Совершенно нет, — искренне ответил я, не представляя, как хрупкая девчонка сможет защитить меня от головорезов Йоха. — В общем, так, Молс. Я очень тронут заботой, но, право, не стоит так печься обо мне. Я привык работать в одиночку, к тому же не собираюсь заниматься этим всю жизнь. Напарник мне точно не нужен. А о своей шкуре я вполне могу позаботиться сам. Не впервой. Если разговор закончен, я пойду. У меня очень много дел.
Глава гильдии несколько ун колебалась, но решила не спорить, сдалась и махнула рукой в сторону двери:
— Если ты такой недалекий баран, то проваливай. Но не смей подыхать. Иначе тебе придется вернуться из Бездны, чтобы выполнить контракт.
— Заметано. Бывай, Пень. Удачи, Ласка.
— И тебе, — кивнула девушка. — Береги себя.
— Эй, приятель… — Ко мне за стол подсел какой-то тип. — Слыхал новости? Высокородным позволили вылезти из Сандона. Ну не твари ли?
Я мрачно кивнул, так и не поняв, о ком он говорит — о своих или о чужих. Однозначно тварями были и те, и другие. Первые — потому что отдали Улорон и часть земель вокруг Гемской дуги. Вторые — оттого что были остроухими ублюдками, место которым гнить в земле. С момента подписания мирного договора прошло два года, и я уже успел свыкнуться с мыслью, что дельбе Васкэ и его мерзкому племени позволено жить. Но тогда я и подумать не мог, что дойдет до такого позора — отдавать Высокородным наши исконные земли.
Для меня и для многих других, прошедших Сандонскую войну, это было настоящим предательством.
— Вот козлы! — продолжал распаляться мужчина. — Стоило ради этого стольким жертвовать?!
Лицо у него было мрачным, впрочем, как и у меня. Новость, со скоростью пожара разлетевшаяся по городу, мало кого обрадовала. Особенно злы были ветераны. Такие, как этот. Или как я.
— Где воевал? — спросил я его.
— Летучая кавалерия. Пятый молниеносный полк.
— Это который под Сактом, на севере торчал?
— Верно. Перехватывали рыжих ублюдков, пытавшихся прорваться к нашим деревням, — улыбнулся он. — А ты?
— «Сокольи перчатки». Четырнадцатый пехотный.
Я назвал не свой отряд, а тот, с которым мы сражались плечом к плечу последние полгода Сандонской кампании. «Стрелки Майбурга» были слишком известны, и я не хотел, чтобы вдруг всплыло мое имя. По официальной версии мои кости лежат где-то возле восточных отрогов Катугских гор. Пусть там и остаются.
— Слышал, — кивнул он и поднял руку, призывая хозяина.
Тот, ничего не спрашивая, поставил на стол глиняную пузатую бутылку и два чистых стакана. Ветеран наполнил их реской.
— Ну что, дружище? За боевое братство?
Я не любитель крепкой дряни и обычно обхожу ее кружной дорогой, но сегодня отказываться не стал.
— За боевое братство, — сказал я, стукнув своим стаканом о его.
Напиток обжег горло, и, прежде чем я успел опомниться, стакан наполнился вновь.
— За тех, кто отдал жизни в проклятом лесу! — провозгласил этот тип.
Но я лишь с сожалением покачал головой и не притронулся к выпивке:
— Извини, приятель. Надо идти.
Он, кажется, обиделся:
— Да ладно тебе, братишка! Одна стопка не задержит тебя надолго.
— Жена не разрешает много пить, — соврал я, вставая из-за стола. — Бывай.
— И тебе удачи, — не слишком довольно пожелал он, но больше не стал настаивать.
Я покинул портовую забегаловку и пошел по полутемным, быстро пустеющим улицам в направлении к Птичьему городу. Его многочисленные башни еще были видны на фоне быстро гаснувшего, по-осеннему хмурого неба. Шум моря и гуляющих кабаков отдалился, а затем и вовсе исчез. Я не спешил, но и не медлил, зорко поглядывая по сторонам и держа руку на у-таке. Вряд ли мне грозила какая-нибудь опасность в моем районе, но терять бдительность не следовало. Те, кто зарабатывает на пропитание не слишком честными способами, уже должны были выбраться из берлог и отправиться на промысел.
Я старался держаться центральных улиц, где уже появились бригады фонарщиков, зажигавших масляные фонари, и ходили немногочисленные патрули стражи. На воротах между Гаванью и Птичьим городом дежурило всего трое. Они пропустили меня без вопросов, даже не взглянув. Людей здесь толпилось порядком. Все спешили в свои районы.
Я свернул в знакомый переулок, от которого до берлоги моих друзей было рукой подать, и преодолел где-то половину пути, когда услышал шаги нескольких человек. Они шли, не скрываясь, возможно, просто двигались той же дорогой, что и я, но в свете последних неприятностей с Йохом, пускай он и молчит уже целую неделю, я счел за умное прибавить ходу, одновременно прижимаясь к темной стене, чтобы им было тяжелее разглядеть мой силуэт.