– Дела… – буркнул от печки Ноймаринен. – Мне точно не понять, но вы – женщина. Кто и за каким Змеем все это затеял? И… погодите, не сразу понял, что, туфли Гизеллы тоже?!
– Одну туфлю. Сперва неприятности начались у Иоланты, ленты уже отклеились, но еще кое-как держались. Тем не менее девушка сбилась сама и спутала общий танец. Что именно случилось, в такой толчее никто бы не понял. Иоланте кажется, что ее толкнули, но она могла просто споткнуться, главное, что надрезанная лента лопнула, Волчица потеряла равновесие и налетела на Лань, та попыталась удержать равновесие, и теперь уже ее лента не выдержала. Гизелла подвернула ногу и упала, сомнений в том, что во всем виновата Иоланта, у нее не было.
– Будут, – пообещал отец Лани и побрел в эркер. – Вы ей объясните.
– Франческа с этим справится лучше. Хотя бы потому, что отлично видит и догадалась сразу же подойти. Кстати, забрать испорченные туфли пытались четырежды.
– Четырежды? Прямо сказка какая-то!
– Дважды Айрис звали в общий танец, один раз попеняли за недопустимое поведение – фрейлина ее высочества заняла чужое место, да еще рядом с кагетским дипломатом – и один раз решили, что девушка села, потому что ей дурно. Со стороны все это выглядит вполне невинно и в трех случаях, видимо, таковым и является. А может, и во всех четырех. При этом Иоланту, насколько мне известно, не искал никто.
– Где она, кстати?
– Здесь, отдыхает после успокоительного. Ее обнаружил Валме, и они заключили что-то вроде сделки. Девица Манрик временно не убегает в Надор, но если все же решит отправиться к деду, наследник Валмонов одолжит ей сто двадцать таллов. Почему сто двадцать, не спрашивайте, она сама как-то подсчитала. Присаживайтесь, сейчас подадут ужин.
– Вы ясновидящая?
– Не очень. Просто, когда открывается служебная дверь, по ногам тянет холодом.
С дверью Арлетта угадала, с ужином промахнулась, вернее промахнулся фельпский лекарь. Якобы успокоительная микстура подействовала на девицу Манрик как кошачий корень на и без того злющую кошку.
– Хорошо, что вы тут, сударь! – прямо с порога выпалила по самый нос закутанная в винно-красный атлас особа. – Я уезжаю и хотела написать письмо ее светлости, но лучше все скажу вам. Я их ненавижу, они ненавидят меня, а замуж я не выйду, так что ограбить нас через мой браслет не получится, продавайте сразу Лионеллу. И вообще…
Шадди внесли на удивление вовремя. Разогнавшаяся обличительница поплотнее запахнула плащ, судя по цвету, принадлежавший Франческе, и удалилась в эркер, где и встала, вскинув кругленький подбородок. Фарнские слуги невозмутимо накрывали стол, Рудольф чему-то ухмылялся, напоминая о старых, по-своему добрых временах. Арлетта поймала взгляд герцога, бывший регент не злился.
– Подайте-ка еще один прибор, – внезапно распорядился Рудольф, – для виконтессы Эммануилсберг.
Виконтесса в эркере шумно втянула воздух, но промолчала. Такую если и выдавать замуж во имя блага Талига, то исключительно за Райнштайнера. В политические союзы желательно вступать хотя бы без жажды убийства. Георгия, по крайней мере, вступила.
– Это с чем? – Ноймаринен, не дожидаясь окончания сервировки, подхватил небольшой золотистый пирожок.
– Не представляю, но с соусом в любом случае будет вкуснее, – предположила еще не пробовавшая присыпанную кунжутом красоту Арлетта. Ноймаринен задумчиво кивнул, а буфетчик пододвинул соусник. Что ж, значит, она угадала.
Шадди приятно горчил, Иоланта сопела, Рудольф не спеша, с удовольствием жевал, слуги закончили сервировку, а помощник буфетчика притащил четвертый прибор. Если поддаться суевериям, то после появления Франчески лучше не выходить, пока не явятся Валме с Арно, а они явятся.
– Что-нибудь еще, сударыня?
– Пока нет.
Исстрадавшаяся Иоланта вытерпела ровнехонько до закрытия двери. Ужинать она не собиралась, как и оставаться в Старой Придде, выходить замуж, объясняться, прощаться, прощать и вообще разговаривать. Больше всего девица желала, чтобы ее немедленно оставили в покое, поскольку ей не нужен никто, а особенно виконт Сэ и баронесса Хейл, что им и надлежит передать, и пускай живут как хотят. Лишь бы не вспоминали девицу Манрик, которая даже не собирается думать о всяких предателях. Да они вообще для нее ничего не значат и никогда не значили! Вокруг сплошные интриганы и обманщики, она никогда никому не верила и правильно делала, поэтому ей теперь все равно и нет никакого дела до этой вруньи Айрис, и пусть она знает, что…
– В самом деле отличные пирожки, – исхитрился вклиниться в страстный монолог герцог, – грибы и птица… Надо думать, глинтвейн не хуже, но сперва дело. Сударыня, заставлять вас ужинать я не намерен, но без согласия вашего опекуна с места вы не двинетесь.
Начало было многообещающим, и Арлетта на всякий случай отодвинула чашку.
– Все Гогенлоэ предатели, – не замедлила оправдать ожидания внучка некогда всесильного временщика, – и лизоблюды! Только и думают, как всё заполучить, теперь вокруг вашей жены выплясывают, а прежде за дедушкой бегали и за мной тоже… Поцелуйчики, сюсечки-конфеточки… Да лучше все вообще отберите и герб разбейте, только чтоб не им! Опекуны… Родственники… Свиньи настоящие, только что не розовые, зато хрюкают! Хотите, я скажу, что они про вас дедушке говорили? И про короля, и про Катарину Ариго? Хотите? Ну так вот…
– Не хочу! – Рудольф даже не крикнул, гаркнул. Чашки не подскочили, но на раскрасневшуюся деву подействовало, она замолчала. Хотя, возможно, ей просто требовалось набрать в грудь побольше воздуха.
– Не терплю доносов, – развил свою мысль бывший регент, – особенно когда и так все знаю. Сядьте. Садитесь, я сказал.
– Садитесь, Иоланта, – поддержала герцога Арлетта. – Мы вас слушали достаточно долго и, как мне кажется, поняли.
– Вот именно, – Рудольф потянулся к кувшину с глинтвейном. Пожалуй, Иоланте бокал-другой тоже бы не повредил. – Виконтесса, во-первых, я прошу у вас извинения за свою дочь, она очень расстроилась и наговорила лишнего. А во-вторых, вы в свою очередь должны просить прощения у Айрис Хейл. Доказать вашу невиновность удалось лишь благодаря ей и госпоже Скварца.
Первой в неплотно прикрытую дверь пролезла лохматая трехцветная кошка, второй была Селина.
– Добрый вечер, Монсеньор, – поздоровалась она, – я ищу Гудрун, но на самом деле это я ее запустила, потому что мне надо с вами поговорить. Но, если вы не хотите или слишком пьяны, я могу прийти утром…
– Я не пьян, – Савиньяк покосился на льнущую к ногам новой хозяйки Гудрун. – Обычно вы ищете Маршала. Садитесь, мне удобней стоять.
– Спасибо, – и не подумала чиниться королевская невеста. – Маршал в корзинке у Герарда, потому что они с Гудрун друг другу пока не нравятся и шипят, а Герард сидит у себя и читает, но это даже хорошо, потому что новая кошка скорее потеряется. Маршал на самом деле убегал.
– Его можно понять. Если бы не ваш кот и не дворецкий Фарнэби, мы бы не скоро догадались, как ловить бесноватых.
– А я, когда нужно, теперь ищу кошек, потому что это для девицы прилично, – безмятежно призналась Сэль. – Говорить неправду противно, но иногда нужно, и удобней всего врать так, чтобы в другой раз это было бы правдой. Конечно, можно просто не все говорить, как делаете вы, но это труднее.
– И все же попробуйте научиться, – от души посоветовал Савиньяк. – Судя по всему, люди в Липпе получше тех, кого держали при нашем дворе, но доносчики есть и там.
– Его величество мне рассказал про письмо, которое подложили в сумку курьера. Я попробую найти того, кто это сделал, и попрошу его прогнать. Ее величество говорила, что если мужчина любит даму, но не пристает к ней, его чувства никого не должны касаться. Если со мной кто-нибудь попробует заговорить о таких вещах, я отвечу, как ее величество. У вас черный мундир, а Гудрун почему-то очень сильно линяет, хотя зима еще не скоро кончится.
– Она предусмотрительна, – Савиньяк покосился на всклокоченную гостью, и та сочла это предложением потереться. Линяла она в самом деле сильно. – Вы хотели о чем-то поговорить?
– Если вы едете с нами дальше, я могу подождать.
– Я не еду, но как вы узнали?
– Некоторые вещи я просто понимаю, – девушка знакомо вздохнула, – и потом вы ни разу не говорили о том, что станете делать в Липпе, а там очень интересно. Раз вы не спрашиваете про Замковую гору и не хотите увидеть Медвежье Логово и Кукушку, то вы туда просто не собираетесь. Кроме того, вы ходили к его величеству, но не стали напиваться с ним и полковником Лауэншельдом, а Герард утром сказал, что завтра мы проедем поворот на Агмштадт и дальше до самой границы сворачивать некуда, особенно зимой. Значит, вы повернете в Бергмарк.
– Это правда. – Какая же она умница, особенно в сравнении с некоторыми! – Хотя на самом деле мне надо на юг.
– Монсеньор… – девушка задумалась, явно подбирая слова; странно, обычно она говорила сразу. – На такие вещи обижаются, но мне кажется, вы думаете, что скоро умрете. Вам этого не хочется, но вы все равно едете, потому что так надо. Вы можете меня выставить, и тогда мне придется идти к его величеству и объяснять все ему, чтобы он объяснил вам, потому что это очень важно.
– Рассказывайте. – Это в самом деле может быть важным. – Для начала о том, как вы пришли к такому выводу.
Удивительное создание вздохнуло и взгромоздило себе на колени только того и ждавшую кошку. Жаль, что не удастся увидеть ее в Липпе, и Липпе тоже немного жаль. Каменная кукушка, которую пытается прогнать ветер, это должно быть любопытно.
– Понимаете, Монсеньор, – начало было привычным, Сэль свои объяснения так часто начинала, – вы очень добрый и умный человек, а это редко бывает сразу и одинаково. Кроме вас я знаю еще только монсеньора Рокэ, ее величество, его величество Хайнриха и маму, хотя она больше добрая, как и ее высочество Матильда. Сейчас трудно судить, какими будут герцог Придд и господин фок Фельсенбург, потому что мужчины умнеют к тридцати, было бы очень хорошо, если бы они вас догнали, но я опять начинаю путаться. Наверное, это от выходцев, они для нас тоже говорят непонятно.