Понимаете, Монсеньор, когда мы прошлый раз с вами говорили, вы бы не предложили на мне жениться, если бы думали, что это всерьез и надолго. Наверное, вам наговорила гадостей маркграфиня, и вы подумали, что наша женитьба никого не удивит, папенька будет доволен, а я, когда овдовею, смогу делать что хочу, как будто вообще ничего не было. Если бы вы собирались жить долго, вы бы не захотели огорчать Мелхен, хотя она была бы только рада, ведь ей Таракан наговорил, что королю на ней жениться нельзя, а вы почти король, и это понимают все. Мы могли бы сделать так, чтобы ваши с Мелхен дети были бы как будто моими, но жить во вранье очень тяжело. Так думала ее величество, а она знала, что говорит. Мне теперь кажется, что у нее была большая беда, о которой она никому не говорила.
– Была. – Пусть знает и это. – Но Катарина с ней почти справилась.
– Она вам рассказала?
– Нет, это выяснилось, когда королева умерла.
– Тогда не рассказывайте мне, пожалуйста, это будет нечестно.
– И бессмысленно. Все, что вам нужно знать, это то, что Катарина Ариго платила не за себя. На ее месте так поступили бы многие.
– А мы с Мелхен?
– С вами такого не могло произойти, а Мелхен… Кубьерта и книга Ожиданий учат разному. Гоганни стала бы искать другой выход, более действенный.
– Я тоже думаю, что нам втолковывают много глупого и ненужного, и почему-то именем Создателя. – Очередной вздох, ясные глаза и мысли, достойные если не Франциска, то Катарины. – Бабушка заставляла нас читать о любви и ходить в церковь, а сама перессорилась со всеми соседями и почти заела маму, а господин фок Дахе все время заказывает молебны о своей мерзавке. Конечно, у него теперь на это есть деньги, но я не понимаю, почему священники их берут, ведь это все равно что брать деньги у родственника преступника, чтобы подкупить судью. Монсеньор, я это уже говорила, но вы, по-моему, не обратили внимания. Мне кажется, Герарда и господина фок Дахе с тропы Холода прогнали вы, значит, по тропам Холода можно добраться туда, где вы бываете. То есть папенька с Зоей, если нужно, смогут вас найти, хотя если там будет твориться что-то нехорошее, папенька струсит. А вот Зоя нет, но ее не слушается папенькина лошадь, а она может понадобиться. Монсеньор, если вы мне скажете, где и когда нужно вас искать, я попробую договориться с папенькой. Он обязательно объявится на моей свадьбе.
– Спасибо, Сэль. – Вот уж воистину, раз могу, значит – должна, хотя чему удивляться? Это же так естественно: тебе доступно нечто, невозможное для других? Значит, делай – за тебя и кроме тебя никто этого не сделает.
– Монсеньор, так вы мне скажете?
– Пожалуй, но мечту капитана Арамоны вы уже осуществили, вам больше нечего ему предложить.
– Я об этом уже думала, – с готовностью принялась объяснять дочь выходца. – Папеньке всегда было мало того, что он получил, а в Гаунау есть имя Арнульф. Это почти Арнольд, его величество не против так назвать своего сына, а папеньке я скажу, что это в честь него. Кроме того, ему можно пообещать памятник. Понимаете, очень удачно, что я буду королевой Гаунау. В Талиге ставить памятник папеньке нельзя, потому что очень многие знают, что он был настоящей свиньей, а в Гаунау он просто будет отцом королевы. Конечно, мне придется очень постараться, чтобы меня полюбили, но думаю – у меня это получится, потому что там много военных.
– Вас обязательно полюбят. – Те, кто не возненавидит, но это уже дело Хайнриха. – Если не сочтут, что Талиг для вас важнее Гаунау. Когда я согласился на… ваш брак, я забыл вам об этом сказать.
– Вы согласились, потому что в Гаунау нам ничего не грозит, – вздохнула девушка. – Господин Фельсенбург тоже так думает и поэтому отдал мне свою кошку, а жить в Гаунау я смогу. В Золотых Землях все равно будет так, как решит монсеньор Рокэ, а значит, его величество Хайнрих на самом деле что-то вроде Проэмперадора Гаунау. Конечно, если Талиг с Гаунау снова рассорятся, мне придется убежать, но этого не должно случиться, потому что монсеньор Рокэ и его величество друг друга очень хорошо поняли, и вы тоже не стали бы подписывать договор с тем, с кем нельзя мириться. Вы мне скажете, когда понадобится папенька?
– На Октавианскую ночь. – Хуже от Арамоны под рукой точно не будет. – Но понадобится он не мне, а герцогу Алва. Я дам знать ему, а он – вам. Сэль, если вы хотите помочь, надо слушать именно его.
– Хорошо, а что тогда будет с вами?
– Не знаю. – Главное, чтобы обошлось с Талигом. И не только сейчас, но и через четыреста лет. – Хоронить меня не стоит по крайней мере до… Осеннего Излома.
– Почему Осеннего? – На щеках слезы, но она решила и сделает. Любопытно, когда будущие подданные поймут, что характером их королева вряд ли уступит королю?
– Потому что осень – это Молнии. Селина, я почувствовал в вас почти сестру еще в Бергмарк. Мужчины часто говорят подобное, но я за свои слова отвечаю кровью. Нашей с вами кровью. Цилла, называя вас «фульгой», не просто дразнилась, за этим что-то стоит.
– Я о таком не думала, – судя по сведенным бровкам, Сэль собиралась немедленно наверстать упущение. – Только она говорила не просто «фульга», а грязная. Папенька должен знать, что это значит у остывших, я его спрошу. Гудрун!
Кошка одним прыжком слетела на пол и теперь сидела у двери, за которой кто-то наверняка был.
– Что ж, – Лионель улыбнулся и возвысил голос, – я рад, что ваша пропажа отыскалась.
– Спасибо, Монсеньор. – Видеть этого никто не мог, но девушка все-таки присела и подхватила вякнувшую кошку. Лионель галантно распахнул дверь, за которой стояла Мэллит. Спасибо доносчице Гудрун, она не успела ничего услышать.
– Покойной ночи, Монсеньор, – Селина ловко обошла подругу и исчезла в полумраке коридорчика. Лионель невольно улыбнулся: эта ночь обещала стать безумной, странной, счастливой, памятной, но уж никак не покойной.
– Ты весел, – золотые глаза, зовущие губы. Нет, она ничего не слышала и ни о чем не догадывается. – Я хотела помочь в поисках, но кошка не может пройти сквозь закрытую дверь.
– Может, но Сэль хотела со мной поговорить. Она придумала, как заставить папеньку помочь регенту. Это в самом деле было важно.
– Было?
– Было. И будет важно завтра, но эта ночь для живых. Мэллит не станет запирать сегодня дверь?
Глава 4Старая Придда. Граница Талига и Бергмарк
1 год К. Вт. 1-й день Зимних Молний
На сей раз о ленте Арно не позабыл. Мало того, виконт еще и тщательнейшим образом расправил усевшийся на эфес алый бант, после чего, поддавшись непонятному порыву, выхватил шпагу из ножен. Лихо свистнул рассеченный воздух, будто удачи пожелал.
– Дарзье все еще не может драться, – напомнил от бюро Валентин, – до моего сведения это довели четырежды.
– Кто же у нас такой заботливый?
– Ее светлость герцогиня Георгия, графиня Тристрам, старшая из графинь Флашблау и твой кузен Рафле. Думаю, ходатаев было бы заметно больше, согласись я на разговор с родственниками по линии матери.
– Тебе не кажется, что их пора убивать?
– Пока они всего лишь озабочены собственным будущим, опасным это не кажется. Арно, надеюсь, ты понимаешь, что если бы это было возможно, я бы составил тебе компанию по крайней мере у ее светлости?
– Понимаю, – заверил отнюдь бы от таковой компании не отказавшийся виконт. – А еще я понимаю, что не должен поддаваться сиюминутным порывам, даже если они делают мне честь.
– Я думал посоветовать тебе примерно то же, но счел, что это сделает госпожа графиня.
– Она не успела, это сделала Франческа. Правда, к Октавии они меня гонят вдвоем, но принцессу я как-нибудь переживу. Герцогиню тоже, но она порой несет такую чушь!
– Ее светлость убедила себя в величии и правоте своей матери, это позволяет ей чувствовать уже собственную правоту. Если ты не станешь возражать, ваша беседа вряд ли затянется и ты вполне успеешь на второе свидание. Некоторые загадки требуют ответа, какими бы невинными они ни казались.
– Спасибо, о друг мой и бригадир, – Арно поклонился, по возможности повторив Валме. Кажется, вышло вполне изысканно. – Помни обо мне в горе и радости. Завещаю Клаусу Кана, а тебе – шляпу и некоторое количество дев.
– Последние, к моему и их счастью, не являются твоей собственностью, – уточнил Спрут, и Арно потащился на встречу с неизбежным. Повторилось все, кроме завтрака: ее светлость была слишком раздосадована, чтобы угощать невольного виновника вчерашних безобразий.
– Я просила вас прийти, – без обиняков начала она, – чтобы принести извинения за недопустимое поведение моей дочери. Гизелла настаивает на встрече с вами, и я сочла возможным просить вас нанести ей короткий визит. Очень короткий. Если вы не выйдете через десять минут, ваше уединение нарушат.
– Благодарю вас. – Кляча ж твоя несусветная, ну и ляпнул! – Благодарю вас за то, что вы… не усомнились в моей порядочности.
– Подобные сомнения, виконт, возникают при виде молодых людей либо влюбленных, либо охотящихся за собственной выгодой. Нужно быть слепой, чтобы не заметить вашего равнодушия к Гизелле. Хотелось бы, чтобы ее ошибка не отразилась на вашей дружбе с маркизом Салина.
– Она не отразится.
– Надеюсь, вы не ошибаетесь, – герцогиня дернула звонок, однако явился не носатый Хофф, а средних лет камеристка. – Проводите виконта к молодой герцогине. Сударь, вы ведь едете сегодня?
– Да, сразу после аудиенции. – Можно было и завтра, но мать сочла, что чем раньше они с Валентином уберутся, тем лучше для девиц и отечества.
– Что ж, мы еще увидимся. И помните, в вашем распоряжении десять минут.
Арно не возражал бы и против пяти, но признаваться в этом не стал, и так выходило донельзя глупо. Комнаты Гизеллы располагались напротив материнских, в первой дежурила пара торопливо вскочивших служанок, вторая являла собой нечто вроде гостиной. Виконта попросили подождать, и спутница скрылась за дверью розового дерева с бронзовыми накладками в виде кипарисовых ветвей. Садиться не хотелось, и Арно подошел к небольшому мольберту, на котором красовался лист бумаги с обрамленной дикими розами оленьей головкой. Отчего-то стало стыдно, и виконт шарахнулся в противоположный угол, где щелкали похожие на сказочный замок часы, кажется, паонские. При виде талигойского офицера золоченая стрелка поднатужилась и с видимым усилием прыгнула вперед. Что-то крякнуло, раскрылась здоровенная ракушка, и из нее под музыку выплыл лебедь со звездой на голове.