– А Франциска тогда зачем?
– Она, – ну уж это-то вряд ли все еще тайна! – выходит замуж за моего брата Эмиля и поэтому тоже боится. И потом, тебе… Вам удобней рассказать ей, ведь она дама-патронесса.
– Франциска мне нравится, – золотоволосая девочка важно кивнула, – я сказала, что хочу с тобой поговорить, и она сразу вспомнила, что ты собрался смотреть картины. Это твой предок? Вы похожи.
– Все Савиньяки похожи, но моим предком был младший брат этого генерала. – Поправить ее с Франциской или пусть сами разбираются? – Арно Савиньяк-старший погиб. Это его последняя атака.
– Плохо, – Октавия тронула пальчиком раму. – Нам про Каделу Суслик читал, а у него все выходит противно, так что мне было все равно, кого там убило. Зато теперь его жалко, вы похожи. На, возьми.
– Что это? – А ведь поблизости что-то в самом деле горит, художник, даже лучший, запах гари не намалюет.
– Моя сережка. Я скажу, что она потерялась, а ты будешь носить ее с собой, это лучше ленты. Если тебя убьют, твой Придд мне ее вернет, и я буду всю жизнь безутешна. Как верная Гудрун.
– Не надо! – Загробная верность – чушь, но как же тогда мать? – Ваше высочество, думать о смерти – дурная примета.
– Тогда приезжай. Второй раз получится лучше, чем первый, а туфли теперь будут запирать. Ты что, нюхаешь?
– Ваше высочество, а вы не чувствуете? Запах дыма?
– Я не разберу, у меня платье надушено, может, печка дымит или на лестнице что-то сушат? Давай так: я скажу Франциске, что схитрила про Волчицу, а ты вернешься на мои именины.
– Ваше Высочество, я постараюсь. – Конечно жаровни! Мог бы и сам догадаться… – Постараюсь в день святой Октавии быть с вами.
– Поклянись и поцелуй мою ленту.
– Клянусь сделать все, чтобы вернуться.
Алый шелк на губах, запах дыма, надоедливый и тревожный, яркое, рвущееся в окно солнце. Пора идти, скоро королевская аудиенция и сразу – дорога, но он вернется. Вот в эту самую галерею, к этой самой картине… Обязательно вернется!
Глава 5Аконский тракт. Агмштадт. Акона
1 год К. Вт. 4–й день Зимних Молний
В нос садануло теплой вонью, и Эмиль не выдержал, чихнул. Кисло-сладкий запах гниющих яблок, смрад запущенного хлева и еще какая-то тошнотворная дрянь. Под ногами хрустнула свежая солома, и тут же впереди будто кабан на лежке заворочался.
– В углу, – ровным голосом подсказал Алва, – в правом.
Смотреть не хотелось, но не удирать же! Граф Лэкдеми простецки утер нос ладонью и шагнул вправо, обходя будто окаменевшего Эпинэ. Граф Укбан… наверное, граф Укбан, в самом деле сидел в углу. Может, бывший губернатор и возомнил себя крысой, но походил он на огромную бледную жабу. Такие же, только бурые и пупырчатые, сырыми вечерами вылезают на парковые дорожки и сидят под фонарями, дыша всем брюхом. Они даже не прыгают, предпочитая корячиться… Укбан нелепо дернул породистым носом и, не вставая, на карачках придвинулся ближе, странно и похабно вильнув немалым задом. Сторожившие его «фульгаты» предупреждали, что содрали с подопечного штаны, потому как тварь жрет будто не в себя, ну а кто жрет, тот и…
– Ро, не хочешь с ним поговорить?
– Поговорить? – просипело за спиной. – Н-нет…
– Никто не хочет. – Алва чуть склонил голову набок, его лица Эмиль не видел, в отличие от обросшей, не перестающей дергать носом ряхи. Однажды им с Ли пришлось сопровождать мать к впавшему в детство троюродному деду, тот пускал пузыри и бессмысленно улыбался, а глаза были пустыми, как у младенцев. Бывший губернатор Придды смотрел хитро и нахально. Привык, что кормят? Белотелая жаба что-то хрюкнула, вытянула шею и, не забывая принюхиваться, придвинулась ближе; до нее оставалось пару шагов, и Савиньяк не выдержал, отступил, позорно налетев на корыто с водой, в которой плавали какие-то огрызки. Рядом стояло второе, полное свеклы и яблок: признанный гурман, окрысев, перешел на фураж…
– Разрубленный Змей!
Влетел в помои он, но выругался отчего-то Иноходец. Маршал Лэкдеми ухватил маршала Эпинэ за плечо и почти бездумно потянул из-за пояса пистолет, но опоздал. Под самым ухом грохнуло, привычно и упоительно пахну́ло сгоревшим порохом. Пуля, кто бы сомневался, вошла точно: крысожаба рухнула мордой вниз, даже не вякнув.
– Любопытство мы утолили, – Рокэ преспокойно сунул пистолет за пояс, – пора и о делах поговорить.
– Где? – Да уж, любопытство! Посмотрели, пристрелили и ну обсуждать военную ситуацию… – Здесь?
– Если тебе хочется, можешь задержаться и пообедать. Мы с Ро поедем шагом, догонишь.
– Спасибо, не надо. – В осеннем Сэ, когда кто-нибудь нес подобную чушь, в него швыряли каштанами, но где сейчас они с Рокэ, а где Сэ? – Ты всерьез собрался совещаться?
– Дела вспоминать приятней, чем возню с крысой. Ро, надеюсь, я тебя не оскорбил?
– Меня? – Эпинэ с трудом оторвался от созерцания дохлятины. – Почему меня?
– У тебя была крыса, и ты ее уважал. – Рокэ отбросил носком сапога солому и вышел, Эмиль с Робером выскочили следом. У двери с надеждой в глазах топтались капрал с парой солдат, и господин регент сунул руку в карман.
– Окончание дежурства принято отмечать попойкой, – заметил он, вытаскивая кошелек. – Труп сожгите в каком-нибудь овраге и отправляйтесь в Акону; по прибытии получите четыре дня отпуска. Если спросят о покойном, то он расстрелян по приказу Проэмперадора Севера и Северо-Запада графа Савиньяка. Если не спросят, сами об этом расскажете в паре трактиров. Капрал, это всем на выпивку и забвенье лишнего.
Надежда на усатых физиономиях сменилась счастьем. Еще бы, отпуск и чуть ли не полугодовое жалованье! А Укбана и в самом деле угробил Ли, мог бы и пристрелить заодно.
– Рокэ, – вполголоса окликнул Робер, – Левий говорил, истинники вообразили себя крысами. Это оно?
– Видимо, но толку-то… – Ворон махнул рукой ординарцам, мол, ведите коней. – Кроме Укбана здесь и клириков в Агарисе, крысами себя вообразили слуги Арамоны в Кошоне, бордонские пленницы в Фельпе и ординарец фок Дахе в Аконе.
– Еще астролог. – Эпинэ набрал снега и вытер им лицо. – Мы с Альдо у него заказывали гороскопы, потом его, кажется, допрашивали «истинники».
– Не повезло мэтру, – посочувствовал Ворон и вскочил в седло, Эпинэ воровато оглянулся на сарай и почти выхватил у солдата поводья. Себя Эмиль не видел, но подозревал, что выглядит немногим лучше. Даже самая подлая война приятней нечисти, так что в самом деле лучше о войне… Только сперва выбраться бы из этой крысоловки.
– Ты грозился что-то обсудить, – напомнил Савиньяк, когда последнее прибежище негодяя Укбана пропало из глаз. – Обсуждай, мы внемлем.
– Увертюра будет той же, что в Бордоне. Повторить или помнишь?
– Давай главное и без обиняков.
– Изволь, – лениво озиравший горизонт Рокэ резко обернулся. – Кольцо Эрнани и саму Олларию зачищать тебе. Причем скоро.
– Спасибо, что доверяешь мне больше, чем фельдмаршалу Бруно.
– Ты вполне способен взять столицу без моей помощи.
– А Бруно Эйнрехт – нет. Значит, ты, выражаясь словами Хайнриха, летишь на север?
– Сперва уверюсь в ваших с Рамоном способностях и навещу Бонифация с Рудольфом.
– Ясное дело, до Весенних Ветров старому быку с места не двинуться. Как и мне.
– Как и тебе, – подтвердил Рокэ и чуть ослабил повод, позволяя Соне пробежаться, а командующему Западной армией раскинуть мозгами. Сам господин регент тоже что-то прикидывал, иначе бы не ушел вперед и не запел. Эмиль краем уха слушал знакомую с юности песенку о море, выстраивая и увязывая уже с месяц как крутившиеся в голове решения. О штурме Олларии он размышлял с возвращения Ли, но больше для собственного удовольствия, желая угадать, что станет делать Росио, а тот взял да и нацелился на вождя всех варитов.
– Ерунда какая-то, – не выдержал и пожаловался маршал, – всегда хотел взять если не Паону, то Эйнрехт, а их поделили Ли с Рокэ. И хоть бы для себя брали!
– Ты хоть представляешь, что делать? – Иноходец против шуток ничего не имел, но сам шутил редко. – Я про Олларию.
– Более или менее. Сперва брошу вперед кавалерию. Перехватить основные дороги и не дать уродам далеко разбежаться, пока дойдут пехота с артиллерией.
– Только в городе их не запирай…
– И не подумаю. Вырубать дезертиров в полях гораздо удобнее, а теми, кто останется в Олларии и городках внутри Кольца, займемся после.
– А ты сможешь? – странным голосом спросил Робер. – Ты же их близко почти не видел… Бесноватых нельзя оставлять в живых. Даже раненых, даже тех, кто очнулся. Я это не из мести, хотя они и гнали нас до Старой Барсины, как овец. Просто эти твари хуже… Укбана, потому что помнят, как убивать, а некоторые еще и соображать не разучились.
– Смогу. – Робер уводил от тварей беженцев, а тебя они всего лишь пытались убить. – В смысле приказ отдать смогу. Вот чем их давить, а также гонять, выжигать и прочее, станет ясно, когда получим рапорты. Рокэ их затребовал сразу по приезде, вот-вот начнут приходить.
Маркграф времени зря не терял. Глава о побоище на Мельниковом лугу была готова и, на взгляд Лионеля, справедлива. Вольфганг-Иоганн не сводил счеты с покойным командующим, не выпячивал собственную прозорливость и даже не оплакивал бергерский корпус, а в меру сил старался предотвратить будущие поражения.
– Если бы я там был, возможно, я бы и смог что-нибудь добавить. – Когда Савиньяку подворачивалась возможность проявить искренность, он ее проявлял, – да и то вряд ли. Что до общих выводов, то, на мой взгляд, прошлогодняя кампания была проиграна отнюдь не на берегу Эйвис. Фок Варзов, как и Ноймаринен, изначально признали себя заведомо слабее Бруно, с чем я согласен, и отдали ему инициативу, что я считаю ошибкой.
– Это и было ошибкой, – подтвердил, вовсю орудуя челюстями, маркграф. Сражение с молодой медвежатиной было в самом разгаре, однако мысли Вольфганга-Иоганна принадлежали желудку отнюдь не безраздельно. – Ты свою правоту доказал, вломившись в Гаунау.