Вроде бы все спокойно, но руки лучше держать свободными, и Арно прислоняет алебарды к ближайшему дереву. Шубу тоже лучше расстегнуть, так, на всякий случай.
– Итак, монсеньор, – звенящий крик рассекает тишину, – вы здесь. Вы все же соизволили меня выслушать. Не думайте, что я ослеплен вашим показным великодушием, и не пытайтесь меня остановить. Вы либо примете мои условия, либо будете жить с клеймом негодяя и братоубийцы. И отошлите своего клеврета, это дело нашей крови, которой вы, увы, недостойны.
– Вольное переложение Лахузы, – глава фамилии даже не думает смотреть на обличителя. – Очень вольное и очень слабое. Арно, ты спрашивал, что знал или подозревал ментор? Ничего. Мой младший брат просто пристреливался.
– Погоди, – в долетающую со льда выспренную чепуху лучше не вслушиваться, – мэтр умер если не от сердечной болезни, то от яда.
– Именно, – Придд поворачивается к очень кстати передислоцировавшимся птицам. – Они разочарованы, особенно лебеди… Как ты помнишь, в отношении яда из кольца Маргариты-Констанции неоднократно высказывались сомнения.
– Еще бы! Отрава могла выдохнуться или вообще оказаться каким-нибудь сахарком.
– То есть с этим была полная неопределенность, а молодой граф Гирке предпочитает действовать наверняка. Прежде чем установить арбалет, он несколько дней терзал пень. Прежде чем подсыпать отраву мне, он испытал ее на менторе, ведь тот был доступнее прочих. «Ничтожные жизни при необходимости могут и должны стать орудиями жизней великих…» На гальтарике это звучит величественней, но суть я передал верно, не правда ли?
– Ну, в общем да, передал. – А теперь, не оборачиваясь: – Давай я за Раньером сбегаю?
– Не стоит, мы скоро отсюда уйдем, Питер – как хочет.
– Как знаешь. – Приглядывать за паршивцем лучше незаметно для него. Уйти вдвоем и разделиться. Один караулит в кустах, другой бежит за «фульгатами», хотя героя, едва он останется один, потянет от воды в тепло. – Когда ты выучишь кэналлийский?
– Трудно сказать, язык довольно-таки сложный, но начну сегодня же.
– Каков будет ваш ответ, герцог? – Питер шагает вбок и вперед, и снова вбок и вперед. Похоже, решил, что его не слышно.
– Ваша жизнь принадлежит вам, можете делать с ней что хотите.
– О нет! – Домашний, не по росту одетый мальчик взмахивает руками и вновь скрещивает их на груди. Это даже не драма, это опера какая-то, только не смешно. – Вы, монсеньор, имели наглость распорядиться моей судьбой и судьбой моего малодушного брата, так извольте принять решение, глядя мне в глаза. Я жду.
– Питер!.. Монсеньор!.. – истошный даже не крик, вопль, и тут же шорох осыпающегося снега. По склону напрямик, чуть ли не кувырком, несется полуодетый Клаус. Ну вот и все братья Придды здесь, хотя некоторым бы лучше сидеть дома.
Холодно. Очень холодно, зыбко и серо. Пара изо рта почти не видно, глянешь в окно – оттепель, выйдешь из дома – зима, и какая злая! К ночи наверняка завьюжит, так что уехать поутру может не выйти, даже если все обойдется. «Обойдется?!» Оно уже обошлось, и нечего каркать.
– …подобной спешки. – Лукас в своих мехах кажется вздумавшей резонерствовать сосной. – Я исполню свой долг, хоть он мне и неприятен, и потребую от Валентина отменить эту нелепицу. Мальчики должны остаться в Васспарде под надлежащим присмотром. Конечно, выходка Питера-Иммануила возмутительна и будет строго наказана, я ни в коем случае не намерен объявлять о своем прощении раньше чем через неделю, но мальчика на этот шаг толкнуло порожденное бесчувственностью брата отчаянье, и я…
Чем старый «спрут» был хорош, так это тем, что, разговорившись, обходился даже без ответных «да-да-конечно», хотя сейчас лучше было бы обойтись без четы Альт-Гирке. Лукас бы запросто просидел в неприличном уединении еще час, за который вернувшийся с урока Клаус успел бы обнаружить в своей комнате ультиматум и передать Валентину. Теперь же шило безнадежно вылезало из мешка, а распалявшийся с каждым шагом граф, похоже, готовился к схватке за Васспард. К чему готовился сбежавший Питер, Арлетта не представляла, но за поднятую не ко времени тревогу она заслуживала самое малое шадди со сливками и графинями. Всеми, засевшими в гнезде Приддов.
– Давайте пройдем верхней аллеей, она лучше расчищена, – отделаться от спутников не выйдет, остается тянуть время, уповая на ноги Клауса и понятливость отправленного за Кроунером Ультима.
– Я привык к охотничьим тропам, – обрадовал граф, но все же свернул. – Пожалуй, мне следует пойти вперед. Собственно говоря, дорогая графиня, это дело сугубо семейное. Ваше присутствие отнюдь не необходимо…
– Это решать мне, – отрезала Арлетта, и охотник замолк, зато заворковала дотоле молчавшая Маргарита-Констанция. Она не хотела ссоры, жалела бедного мальчика, но была готова простить Валентина, если тот одумается, ведь он, хоть и получил титул, по сути еще ребенок, а его родители воспитывали наследников недолжным образом, и мало того, мать, урожденная Гогенлоэ, позволяла себе…
Аллея вильнула, огибая укутанный на зиму цветник, внезапно показавшийся огромным, сбоку меж кустов возник Средний мостик, дальше тянулись заснеженные склоны, позволявшие созерцать знаменитые васспардские пруды. Таким шагом до лебедятника минут десять, Клаус должен уже добежать, только удастся ли ему совладать с беглецом, если тот, разумеется, очередной раз не наврал. Ро прав, Приддов могут понять только Придды…
– …станемся добрыми друзьями, – кажется, Лукас изрек что-то, с его точки зрения, важное. – Мне бы не хотелось, чтобы старший из моих внучатых племянников был посвящен в подробности этой злосчастной выходки. Поймите, я действую исключительно в интересах Питера, хотя обычно мне свойственна прямота, из-за которой я…
– Сударыня, надеюсь вы понимаете моего супруга?
– Разумеется.
– Так вы согласны опустить излишние подробности?..
– И не только в беседах с Валентином. У меня нет уверенности в том, что ваш сын не поделится тем, что ему… может показаться забавным…
– Сударь, я вас поняла.
Питер не может быть опасен, оружие ему так быстро не добыть, яд – тем более. Одиннадцатилетний увалень паре офицеров, один из которых торский «фульгат» – не противник, но тогда зачем это все? Собрался сбежать? Увести лошадь из конюшни не слишком просто, да и некуда графу Гирке ехать. Пожалуй, вероятнее всего – шантаж. Пугать родню самоубийством принялись еще до Элкимены, а Питер явно перечитал гальтарских трагедий, хотя что ему здесь оставалось? Только читать и думать, вот и додумался. Сперва до убийств, потом до ультиматума.
…выбрать между мною и забывшим нас ради милостей регента братом, который стал нашим герцогом и повелителем лишь по воле злого рока.
Я все еще люблю Вас, Клаус-Максимилиан, и я готов вырвать из памяти Ваше малодушие, если Вы откажетесь от жалкой участи королевского наемника и посвятите себя возрождению нашей родовой славы. В сем благом деле я буду Вашей опорой, но горе Вам, если Вы прельститесь унарским плащом. Мой призрак найдет Вас и у подножия трона, и на пиру, и в логове куртизанок и скажет Вам сурово – «Ваш брат жил Вами и Честью, Вы его предали». Выбор за Вами, я жду. Ваш пока еще брат граф Гирке».
– Ну и ну… – напиши это Понси, Арно бы уже ржал, а тут как-то не тянуло. – На твоем месте я бы это непотребство уткам скормил.
– Я лучше сожгу, – решил Клаус, не отрывая взгляда от так и торчащего у полыньи братца, – но сперва надо Питера увести. Я боюсь, что он…
– Простынет он наверняка, – как мог уверенно перебил виконт, – и поделом. Скажи лучше, как он все устроил?
– У меня после второго завтрака урок пения в музыкальной, – Клаус нахмурился, изо всех сил пытаясь сосредоточиться, – прежде там была матушкина гостиная. Питер, пока меня не было, послал графу Лукасу записку, что хочет проститься. Старик, само собой, пришел, а Питер как-то заманил его в туалетную и там запер на засов, а сам вылез в окно, прошел по карнизу до моей комнаты, влез, забрал мою одежду, оставил на столе письма и убежал. Слуги ничего не заметили, ведь моя комната дальше, а дверью он не стукнул. Господин капитан, мне не хочется оставаться в Васспарде, но если Питер в самом деле…
– Ничего с ним не будет, – Арно на всякий случай трепанул Клауса за плечо и окликнул изображавшего статую Валентина. – Господин бригадир, я послание графу Васспарду уже прочел.
– Могу предложить послание мне, оно заметно длиннее.
– Спасибо, не надо. – Ну и приключеньице! – Я бы все же сбегал за Кроунером.
– «Фульгаты» пришлись бы кстати, но тебе придется заняться более неотложным. Посмотри на лестницу.
Другого момента для кормления оравы дамы выбрать, разумеется, не могли! Обе вдовицы Альт-Гирке и обе же девы, как могли грациозно, спускались на берег, то и дело поглядывая на непонятно чем занятых молодых людей. Мальчишку на льду они, видимо, сочли играющим с оголодавшими птичками.
– Я был бы тебе весьма признателен, – зубами Валентин не скрипнул, воспитание есть воспитание, – если б ты их увел или хотя бы не позволил вмешиваться. Здесь я все устрою сам.
Создавший парк архитектор свои деньги заработал честно. Мало того, что пейзажи были хороши сами по себе, к ним прилагались и подходящие для созерцания красот места. Этакой мечтой художника являлась и верхняя площадка Лебединой лестницы, до которой наконец удалось дойти.
Нависавшие над самой головой тучи слегка портили задний план с его плотиной и встающим за парковой оградой лесом, но Арлетту занимал пруд. Отчаянно щурясь, графиня впилась взглядом в ближний берег и сразу же увидела Приддов. Валентин и Клаус плечом к плечу стояли на берегу у самой кромки льда в полусотне шагов от птичьей полыньи, на краю которой размахивал руками Питер. Нет, лиц женщина разглядеть не могла, только этого и не требовалось, она даже не знала – чуяла, кто перед ней.
– Какое счастье! – возопила видевшая лучше и дальше Маргарита-Констанция, – они встретились, мальчик жив.