– И мой долг его защитить, – прогоготал, не глядя на дам, граф. – Обоих младших еще возможно спасти для будущего семьи, и я сделаю это. Можно отобрать титул, но не кровь и не чувство долга!
Глупости тоже не лишить, так что ссоры между Валентином и Лукасом не избежать, причем ссоры немедленной. Придд себя в руках удержит, не впервой, а вот младшие запросто могут проболтаться об убийствах, и запихивай потом змею в яйцо. Мальчишек нужно срочно отослать, но управится ли Клаус с братцем, или тот слишком сильно увяз в истории Артамиана Пеньи?
– Осторожнее, – Маргариту-Констанцию больше занимала лестница, – ступени дурно очищены… Можно… поскользнуться!
– Я – охотник, моя дорогая, – не оборачиваясь, бросил успевший ускакать вперед дурак, – а вы можете вернуться. Это мужское дело.
– Нет, мы… мы пойдем. Правда, сударыня?
Лукас не откликнулся, Арлетта тоже промолчала, сосредоточившись на спуске и крепнущем ощущении, странном и на редкость неприятном. Нечто в этом роде, но гораздо слабее, она испытывала до замужества, когда при ней принимались кого-то отчитывать. Предчувствие семейной свары?
– Как некстати, – изо рта Маргариты-Констанции вырвалось облачко пара. – Здесь наши родственницы. Они же всё испортят! То есть молодые люди очень самолюбивы, особенно в присутствии девиц. Валентин может повести себя вызывающе, а Лукас сейчас как струна…
– Разговор лучше перенести, – быстро шепнула Арлетта, благословляя дамское безделье и птичью прожорливость.
– Боюсь, это невозможно, – еще одно облачко. – Лукас никогда не отступает, Валентину следует это учесть.
– Я думаю, он это учел. – Придд избавится от старого осла при первой же возможности, вот Питеру, если Адриан не поможет, а Бертрам оплошает, быть камнем на шее брата всю жизнь. – Добрый день, жаль, что нету солнца.
– Вы ведь всё знаете? – Амадея-Алиция была слишком взволнованна, чтоб хранить утонченность. – Такой ужас! Мы не верим собственным ушам…
– Да-да, – подхватила Клара-Неонила, – бедный маленький Питер… Гертруда чудом не лишилась чувств…
– А вы? – не выдержала Арлетта, щурясь на чувствительную Гертруду, вцепившуюся в локоть откуда-то взявшегося Арно. Сын девицу не стряхивал, очень похоже, из-за воздвигшегося рядом Лукаса, который вовсю вещал. Не столь чувствительная Габриэла в изящной позе замерла у кромки воды, прижимая к груди корзинку с кормом и загораживая обзор.
– Я не могу себе позволить даже мимолетной слабости, – Клара-Неонила перевела взгляд на дочерей, – пока не вручу моих девочек их будущим хранителям. Вы счастливее меня, у вас когда-нибудь появятся три новые дочери, а я останусь одна.
– Сожалею, – она имеет право не понять, она взволнована. – Арно, можно тебя на минуту?
– Сейчас, сударыня.
Сырой холод покусывает все сильнее – дает себя знать близкая вода, а Питер на льду, у самой полыньи, и мерзнет дольше всех.
– Дитя мое, как ты здесь оказался и что здесь происходит?
– Мы с Валентином решили пройтись после тренировки, забрели сюда и встретили Питера. Потом появился Клаус, а я решил присоединиться к дамам.
– Мы пришли покормить лебедей, – напомнила о себе Гертруда. – Им так холодно на этих прудах и так голодно…
– Они прекрасно зимуют, лишь бы озера до конца не замерзали, – не удержался от объяснений Лукас. – Простите, сударыни, я должен вас покинуть. Нужно любой ценой предотвратить несчастье, а герцог Придд откровенно бессилен.
– Бедный Питер, – Клара-Неонила скорбно заломила ручки в пуховых перчатках. – Конечно, граф, ступайте. Да поможет вам Создатель, а мы вас подождем.
– И лучше не здесь, – Арно улыбается, широко и неискренне. – У воды слишком зябко, но мы можем пройтись по парку и выпить шоколада. Мама, вы нас приглашаете?
– Разумеется. – Представление на льду продолжается. Слов не разобрать, только отдельные выкрики долетают, но Валентин должен знать, что делает.
– Лукас, умоляю, осторожнее.
– Не останавливайте меня и ничего не бойтесь. Я – старейший в роду, и я охотник.
– Но, Лукас…
Старейший в роду до ответа не снисходит, такого, пожалуй, удержишь. Что ж, займемся хотя бы дамами.
– Не будем смущать мальчика нашим присутствием, он и так взволнован. – Кого бы подхватить под руку? Любящая супруга провожает глазами своего героя, ее не сдвинуть, а вот любящая мать… – Арно подал прекрасную мысль. Птиц мы покормим в другой раз, а сейчас мы выпьем шадди.
– В другой раз? Но вы ведь уезжаете…
– Если не будет снегопада.
– И если бедный Питер не простудится. Даже Валентин не повезет больного бедняжку…
– Лукас поставит его на место. Сейчас главное – забрать Питера в тепло.
– Снег пойдет обязательно, и сильный… Здесь больше нет мужчин, а мое колено…
– Если мы не сможем выйти, бедные уточки останутся без пищи…
– Моя Габриэла – сама доброта.
– Смотрите! Лебедь решил, что граф Лукас хочет его угостить! Так мило…
– Боюсь, он будет разочарован!
– Бедняжка… Я просто обязана его утешить!
Лапчатому бедняжке, самому крупному и, видимо, прожорливому, ждать в самом деле надоело. Пришло время подачек, а люди занимаются не пойми чем? Значит, их нужно поторопить! Внушительная белая птица заорала и двинулась навстречу, как ей думалось, обеду, что послужило сигналом для более мелких собратьев. Они тоже хотели есть, а тут как раз появился кормилец со знакомой корзинкой.
Лебединый клин, сварливо подтявкивая – не видя, впору принять за лисиц, – торопился к доброй Габриэле, но на его пути размахивал руками граф Гирке. Сворачивать разогнавшиеся нахлебники не собирались, это мальчишка, почуяв за спиной движение, не глядя отшагнул в сторону, давая дорогу вожаку… И врезался в следующего лебедя, тоже немаленького. Невольная жертва вскинулась, бурно забив снежными крыльями, Питер с воплем отпрянул, и ровный белый «пол» под его ногами треснул. Тускло и зло блеснула голодная зимняя вода. Дождалась.
Мальчишка уходит под воду, всплывает, хватаясь за лед, орут и визжат какие-то дуры… Проклятье, эту шубу пока сбросишь! И алебарды далеко, а…
– Арно, стой. Спасибо, но не надо.
– Ты… что?!
– Брат Габриэлы для нашего семейства и Талига – это слишком.
Мать сжимает локоть, но дело не в ней… Валентин?! Он же не здесь! Да, вот же он, на берегу с Клаусом, как стоял, так и стоит, а Питер тонуть не хочет, в самом деле не хочет… Лед расползается, крошится, но подползти можно!
– Тонет, тонет!
– Сделайте же что-нибудь… Мужчины!
Лед больше не трескается, держит вцепившегося в кромку Питера, до которого полсотни шагов, не больше.
– Лукас! Лукас, куда?!
Этого еще не хватало! Старый дурень ближе всех к полынье, он переходит на бег, и ему пока везет. То ли лед с этой стороны крепче, то ли еще что, но двадцать шагов до цели, пятнадцать, и все будет в порядке.
– Граф Альт-Гирке, стойте! Ни с места!
– Назад, ключ! Ключ…
Отрешенное лицо Валентина, словно он что-то слышит, не эти вопли, нет… Темная пелена перед глазами, какие-то блики, рев водопада, это-то откуда?
Шарахаются в стороны треклятые лебеди, что-то быстро шепчет мать, тяжело топая, упорно мчится к барахтающемуся на краю льда и смерти мальчишке старик.
– Лукас!.. Во имя Создателя, осторожней!
– Граф, стойте, да стойте же!
Треск. Звучный, будто доску переламывают, нога в меховом сапоге уходит в плюнувшую водой щель, старик словно налетает на невидимый столб, вздрагивает и валится вперед, проламывая телом лед.
– Ну вот куда ж ты… Ах ты ж кляча…
– Лукас!!!
Мать повисает на рванувшейся к беде старушке, сбоку Маргариту-Констанцию хватает Гертруда. Граф не выберется, куда ему…
– Лукас!!! Пустите меня… К нему… Вместе!.. С ним…
Оглянуться, поймать взгляд матери, отшвырнуть загодя расстегнутую шубу. Знать бы, где тут крепче… Сначала по следам Лукаса, а дальше-то как? Ползком! Галдят утки, ревет непонятный водопад, под руками лед, отчего-то жгучий. Как медленно, как стремительно. Веер брызг, белоснежные крылья, зеленые длинные водоросли, будто чьи-то патлы, туман и в нем зеленая звезда, ну хоть что-то…
– Влево… Теперь прямо… И еще… Влево…
Влево так влево, все равно ни кошки не понятно. Лед опять холоден, но смерть холоднее. Кажется, ничего не трещит, хотя в этом реве что-то расслышать… Впереди взмахивает, поднимает тучу брызг чья-то рука, но до нее еще надо добраться.
– Вправо, вот так… Еще правее. Спокойно, ты успеваешь.
Дорогу заступает лебедь, вытягивает шею, разевает желтый с черным клюв, раздается переходящий в плеск скрежет.
– Ключи, осторожно! Ключи! В сторону! …
Так вот почему алаты ключи зовут «лебедями». Опять эти водоросли, не запутаться бы, и кувшинка, надо же, какая зеленая. Сорвать бы для матери, не сейчас, потом, сейчас вперед сквозь хлынувший ливень.
– Питер… Держись… Сейчас!
– Клаус! Создатель, это Клаус!!!
– Спокойно!
Кувшинка становится звездой, разлетается брызгами, будто чашку разбили, и пропадает. Ладно, почти добежал, вот он, край полыньи и цепляющиеся за него руки, совсем близко, но впереди под водой злится «лебедь», туда нельзя. Вот же дурак, алебарду оставил, а у нее длинное древко… К Змею! Снимаем пояс, осторожно ползем вперед, и плевать, что там с Питером, утками, лебедями, полыньей и требованиями. Бросаем пояс пряжкой вперед:
– Лукас, хватайте! Да хватайте же!
Допрет или придется подползти ближе? Нет, понял, вцепился, теперь подтащить к себе и побыстрей, но так, чтобы не вырвать пояс из закоченевших пальцев. А дело-то плохо, сейчас сорвется. С хрипом открывает рот, а уж глаза… Значит, ползем вперед, наматываем ремень на руку и ползем. Холодно, нет, жарко… Что-то шлепается рядом, что, опять птичка? Не многовато ли?
– Капитан, накидывайте!
Веревка! Чудесная, драгоценная веревка с большущей петлей на конце. Теперь извернуться, накинуть петлю одной рукой – пояс-то выпускать нельзя. Ничего, получится… Получилось. Всё, ползем назад, ползем и тащим, ползем и тащим.