– Вино я принесу, – подруга подхватила прокравшегося в гостиную кота и вышла. Черно-белый не причинял большого урона, но Селине нравилось его носить. Мэллит тронула золотой цветок, сожалея, что не может прямо сегодня надеть ночные серьги, но она скажет Сэль все, пусть только уедут герцог Надорэа и король.
Гоганни улыбнулась и встала напротив двери, ей не пришлось долго ждать, воины ходят быстро и не задерживаются у зеркал.
– Добрый день, капитан Дювье, – Мэллит сделала книксен, вглядываясь в лицо, которое почти забыла. Вот голос, добрый охрипший голос, впечатался в память, как впечатывается имя Кабиохово в расплавленное золото. «Будет у нас весна, куда денется, все будет, дожить бы…» Они дожили, потому что снег в саду и на улицах не заметет поющих в сердце птиц.
– Добрый день, барышня. – Как светло улыбаются воины, как они добры, не ведая об этом! – Вас и не признать, светитесь, как солнышко! Как вас называть-то? Монсеньора спрашивал, не отвечает. Сами, говорит, решайте.
– Я привыкла быть Мелхен. – Он говорит о нареченном Робере, у него нет другого монсеньора. – Мне нравится это имя, и я хочу забыть Эжена, но не тех, кто был к нему добр.
На берегу вовсю копошились расплывчатые фигурки, разглядеть их как следует Арлетта пока не могла, а вот ее узнали. Кто-то замахал руками, кто-то резко распрямился и бросился навстречу. Кто-то? Родимое детище Арлетта опознала сразу же. Нет, материнское сердце подсказать и не подумало, но манеру на бегу срывать шляпу Малыш перенял у Эмиля.
Сын бежал, мать неспешно шла вперед и даже не щурилась, она была совершенно спокойна, можно даже сказать, умиротворена. Так бывает, когда долго устаешь, а потом еще дольше спишь и просыпаешься, зная, что дела еще есть, но они подождут, пока ты посмотришь в окно, понюхаешь цветок, полистаешь книгу…
– Мама, – вот Арно спокойным она бы не назвала, – ну зачем ты…
– Захотелось умиротвориться. Нашли?
– Да. Давай я тебя провожу.
– Давай, – согласилась Арлетта, не сбавляя шага, – это будет очень мило с твоей стороны.
– Ну так пошли…
– Мы и идем. Если ты еще не понял, я хочу увидеть труп. После мэтра Шабли меня это успокаивает.
– Да, ты вроде говорила…
– Вроде? Дитя мое, к стареющим родительницам следует быть внимательней. Я об этом говорю всякий раз, когда меня пытаются оградить от покойников. Трудно было?
– Нам-то что, его Валентин нашел. Покружил по льду, сказал, где долбить, продолбили и багром… Зацепили-то быстро, а вот когда вытаскивали, повозиться пришлось. Четыре раза срывался. Как нарочно!
– Я бы этого до конца не исключала. Ты ничего особенного не чувствовал?
– Я злился, ну и за Валентина переживал.
– Злился вообще или на что-то конкретное?
– На водопад… Шумит, как издевается. Мама, мы его точно вытащили, и он мертвый, может, ты все-таки пойдешь?
– К Лукасу? – уточнила Арлетта. – Пойду, но позже.
Выходцев не будет, будут похороны со скорбными физиономиями и мерзкими намеками. Страшная все-таки вещь родственники, конечно, не все и не всегда, но у Придда – страшные.
– Добрый день, Валентин. Я вас шокирую, если скажу, что одной очень большой тревогой стало меньше?
– Доброе утро, сударыня. Вы совершенно правы, я тоже опасался того, что мой брат вернется, к счастью, эти опасения оказались безосновательными. Видимо, одной ненависти для возвращения мало.
– Несомненно, иначе от выходцев было бы не протолкнуться. Вы уже думали о похоронах?
– Пока нет. Видите ли, я с детства стараюсь не обдумывать то, что крайне желательно. Это не слишком разумно, однако мне казалось, что некие враждебные силы подслушивают наши намерения и делают все, чтобы они не воплотились в жизнь.
– Ну, – хохотнул Арно, – про поганок любой «фульгат» знает.
– Я не знал, – Валентин покосился в сторону, Арлетта проследила за его взглядом и увидела нечто, накрытое плащом. Носилками, дабы не сглазить, не озаботились, и утопленник лежал на снегу у края полыньи. – Сударыня, мне будет спокойней, если вы переедете в Гирке.
– Хорошо, – в некоторых случаях лучше не спорить, – но сперва я нанесу визит графу Лукасу. Во-первых, это вежливо, во-вторых, мне нужно у него кое-что уточнить.
– А в-третьих, – хмуро закончил Арно, – ты – урожденная Рафиано, и вот об этом ты точно все время говоришь.
– Не могу с тобой согласиться. – Нет, Придд не улыбнулся, это было нечто другое. – Графиня Савиньяк напоминает о своем происхождении, лишь вступая в битву с дураками.
Подруга принесла любимую генералом фок Дахе «Вдовью слезу» и столь одобряемое мужчинами Талига холодное мясо.
– Мой брат Герард говорит, – сказала она, расставляя принесенное, – что вы, капитан, вернулись вместе с проэмперадором Савиньяком и что у вас очень хорошо получилось с Залем.
– Попробовало б не получиться, – воин Дювье засмеялся, предвкушая хорошее. – С таким-то маршалом! Ох и отчаянный, недаром с ним Ворон… регент в дружбе, они и росли-то вместе. Ну и выросли, не видал бы сам, не поверил.
– Что видел капитан Дювье? – спросила Мэллит, желая слушать про дела первородного Ли. – Я знаю, Проэмперадор отправил подобного зайцу в полный скверны город, но не знаю как.
– Так никто не знает, даже сам он, там такое творилось, свихнуться можно! Савиньяк меня при себе оставил, для особых поручений, вот я и был с ним. Сперва все шло как по писаному: Заль поверил, что против него целая армия, и чесанул к Олларии. Нам только и оставалось, что проводить, и вдруг метель, да непростая какая-то… Аккурат на пути «зайцев», те – назад, и как выскочат на Вальдеса, а у того людей – кот наплакал. Ну, думаем, дело ясное, отойти надо, выждать, чтоб стихло, а дальше уж как получится. Гады, они, конечно, расползаться начнут, только против бури не попрешь… Ну а Савиньяк попер!
– Что сделал монсеньор Лионель? – спросила подруга, потому что Мэллит говорить не могла. – Он ведь что-то сделал?
– Турнул он этот буран как-то, да так, что «зайцев» погнало прямиком к Олларии. Врать не стану, непросто это маршалу далось, смотреть на него потом и то страшно было… Нет, умирать для нас штука привычная, все там будем, да только бывает такое… Хуже смерти, одним словом. В Олларии, перед тем как все перебесились, по улицам тоже всякое шлялось… Но одно дело, когда тебя в углу зажали, тут хочешь не хочешь, а дерись, и совсем другое – своей волей на рожон переть.
В Талиге воины не рассказывают своим женщинам о страшном, но капитан Дювье не знал, кто вернул ничтожной сердце. Гость хотел говорить, а Мэллит – слушать, но герцог Надорэа избрал для прощания именно этот миг.
– Я уезжаю, – объявил он, усаживаясь за стол и оглядываясь в поисках стакана для себя. – Дорогая Селина, и вы, милое дитя, я вынужден вас покинуть, но вы находитесь под покровительством регента Талига. Кроме того, я нанесу прощальный визит герцогу Эпинэ и попрошу его позаботиться о вас. К несчастью, он все еще не женат, однако у него безупречная репутация.
– Мы будем рады его видеть, – быстро, чтобы Сэль не успела отказаться, сказала Мэллит. – Капитан Дювье служит у герцога Эпинэ, он недавно вернулся из похода.
– Очень хорошо… – Не найдя стакана на столе, герцог Надорэа поднялся и взял стоящий рядом с кувшином для прохладительного бокал. – Я выпью это вино за оставляемый мной дом и его чудесных обитательниц. За дорогу, которая ведет меня в Надор, и за ту, ради кого я пускаюсь в путь.
– Счастливого пути, сударь, – капитан Дювье поднял свой стакан. – Чтоб удачней нас добрались, а то мы ехали в замок, а приехали к озеру.
– Так это вас мы ждали?!. Ужасно… Ужасно и стыдно… Я в своем счастии забыл о страшном горе. Увы, погибших не воскресить, но я надеюсь на возвращение последнего из Окделлов.
Род Повелителей Скал не должен пресечься, а Лараки… Что ж, один раз мои предки уже вернули титул истинным владельцам, надеюсь, я тоже смогу противостоять искушению кипарисом, но мне пора. Зимний день короток, а я должен повидать герцога Эпинэ.
– Тогда вам следует поторопиться, – в голосе капитана Дювье больше не было тепла. – Монсеньор после обеда отъедет по делам.
– Да-да, я иду. Спасибо, капитан. Селина, мы так и не поняли друг друга, но у нас все впереди. Мелхен, милая, постарайтесь смягчить сердечко вашей подруги, ведь вы – сама доброта. Понимаете…
Герцог Надорэа прощался долго, и каждое ответное слово увеличивало это прощание, как увеличивает долг каждый день просрочки. Капитан Дювье это понял и перестал отвечать, а затем пробили часы, и Герхард сообщил, что лошади начинают волноваться.
– До свидания, дорогие мои, – в последний раз произнес бесконечный и вышел. Стало тихо и странно.
– Не обращайте внимания, – попросила Селина. – Герцог Надорэа – хороший человек, но никак не может понять, что Ричард Окделл – убийца и негодяй, которого нужно казнить. Хотя это вряд ли получится, уж слишком давно он пропал.
– Да уж, давненько.
– Если он жив, он бы нашелся или у нас, или в Гаунау, но там бы его укрывать не стали.
– Ты говорила, – напомнила Мэллит, – что брат Айри глуп и взял с собой много денег и ценностей. Когда меня поручили капитану Дювье, мне сказали, что я не должна ехать одна, потому что вокруг Олларии много мародеров, а ведь потом их стало еще больше.
– Да уж, барышня… Теперь и впятером лучше не разъезжать.
– Я понимаю, – Сэль взяла бокал, из которого пил названый Эйвоном, и положила в корзинку от вина. – Очень жаль, если герцога Окделла прикончил мародер или бесноватый, ведь тогда его убили просто как человека, которого можно ограбить. Если бы вместо убийцы его величества попался кто-то порядочный, с ним бы случилось то же самое. Конечно, если клирики все говорят правильно, в Закате преступника накажут и объяснят за что, но в последнее время столько всего случилось…
– Простите, барышня, вы это о чем?
– Ну… Есть такие вещи, про которые в Книге Ожидания не написано, а многое из того, что нам говорили, оказалось глупостью. Будет очень жалко, если мерзавцев не наказывают за то, что они натворили, или наказывают, но так, как будто те понимают за что. А ведь бывают люди, которые не понимают ничего вообще. Герцог Надорэа очень порядочный и добрый, но мы ему с Зимнего Излома не можем объяснить, что его родственник – предатель и подлец. И я не уверена, что, когда он умрет, это ему смогут втолковать ангелы создателевы, им просто не хватит времени, ведь людей умирает много и с каждым нужно поговорить. А с поганцами еще сложнее, потому что они заняты только собой. Окделлу скажут, что его отправляют в Закат из-за ее величества и монсеньора Рокэ, а он, вместо того чтобы понять, разозлится на Создателя.