– Первым стал воин Дювье, – послушно начала Мэллит, – он отдал мне адрианову звезду, она спасла меня от страшной лошади. Потом выбежал полковник Придд и пролил ради меня свою кровь в снег…
Как же Мэллице досталось, и как же ей повезло! Но куничка заслужила, потому что ушла! Не смирилась, став безвольной куклой, не тронулась умом, не убила ни себя, ни Альдо – ушла. В ночь, в беду, в войну, хотя на войне людей больше, чем уродов… Было больше. Матильда мотнула отпущенными на свободу волосами, словно отгоняя скачущих к броду разбойников. Тогда она не знала про бесноватых, просто чуяла нечто жуткое, как и Мэллица в этом, Франциск-Вельде. Ничего не скажешь, съездили на праздничек!
– Нам велели бежать, – объясняла рыжая девчонка, которую теперь, именно теперь и именно такую, хотелось назвать внучкой. – Нареченный Куртом желал сберечь любимую, а полковник Придд давал солдат, но мы остались драться. Иначе было нечестно, мараги гордились тем, что жена и дочь генерала Вейзеля разделили с ними праздник, как мы могли не разделить их беду?
– Не могли. – Она тоже не ушла с Обросшего Яйца, хотя без нее бы как раз обошлись, вот генеральша Вейзель в самом деле была нужна. – Я еще увижусь с твоей Роскошной, может, даже помочь сумею… Хотя она и сама знает, что ей повезло прожить сразу и с любовью, и с открытыми глазами.
– Нареченная Юлианой познала любовь, – Мэллица все еще говорила с вывертами, но понимала все! – Она говорит об истоках своего счастья, но не все это понимают, и не все хотят слушать.
– Я захочу, – пусть говорит, пока говорится, пьет и говорит, даже если прежде не пила. – Мэллица, раз уж мы о любви… Сейчас скажу, а то забуду еще! Если Урфрида к тебе снова сунется, гони ее к кошкам и ничего не бойся, слышишь? У моего хря… У его высокопреосвященства власти достанет заткнуть кого угодно, а уж эту красотку ноймарскую и подавно! Что она тебе нагородила?
– Нареченная Урфридой желала, чтобы я вышла за капитана Давенпорта, но он исполнен… Капитан Давенпорт благороден, но не понимает, почему Юлиана говорит про Курта, и не хочет слышать, что ему говорю я.
– Значит, я объясню. Как ее высокопреосвященства. Без любви жить, и неплохо жить, можно, бывает такое, не в юности, конечно, а вот с чурбаном счастья точно не видеть. Если ты не колун, само собой.
– Чарльз Давенпорт – герой. – Куничка решила быть справедливой, вот ведь сердечко! – Я хочу, чтобы он был счастлив, но далеко от меня.
– Кто бы спорил, – Матильда вновь глотнула отличной, Уилер явно знал места, тюрегвизе. – Но сейчас дело в тебе. Пока ты не замужем, прохода тебе от парней не будет.
– Мы с подругой ходим через сад, – тонюсенькая ручонка на военный манер приподняла бокал, явно где-то подсмотрела. – Пусть капитан Давенпорт обретет счастье и забудет ничтожную баронессу… В Аконе много молодых людей и их родительниц, они хотят переступить наш порог, но его стерегут.
– В Старой Придде придется хуже, а не ехать туда нельзя, порядок такой.
– Когда придется?
– Когда твоя Роскошная сможет. Мэллица, Урфрида знает, что ты… была с Альдо. Она имела дурость сунуться с этим ко мне, ну и огребла! – Но кто-то же поганке донес, а знают двое, прознают и мыши с мухами. – Так вот, за то, что Альдо натворил, с него спрос, не с тебя, ясно?
– Да, – согласилась Мэллица, она ничего не понимала, и, похоже, ее это не слишком заботило. Может, у гоганов и не трясут кровавыми тряпками, но за бергерами такое вроде бы водится.
– Наше прошлое касается только нас и того, с кем нам дальше жить. Повезет витязя встретить, он того, что прежде него было, и нюхать не станет, а нарвешься на ханжу – гони к Змею! Особенно если прощать примется. Такие только и могут, что душу годами мотать, а вот с чего начинать нельзя, так это с вранья. Способы себя девушкой выказать есть, насобачились за века, только это и себя не уважать, и мужа держать за дрянь, которой свадебная рубашка дороже человека. Да и жить во вранье сбесишься!
– Я не стану лгать любимому. – Ну и взгляд! Так перед алтарем не каждая поклянется. – И я скажу правду баронессе Вейзель, ведь она дала мне имя, и имя это было чистым.
– С баронессой подожди. – На генеральшу еще посмотреть надо. Слово свое назад она вряд ли возьмет, но как бы молоко от таких новостей не пропало.
– Я не знаю, когда увижу Роскошную, и я не доверю тайное бумаге.
– Еще чего не хватало! Так куда вас после Франциск-Вельде занесло?
То, что овдовевшую баронессу с приемной дочерью занесло к родичам Придда, Матильду не удивило. Светлоглазый Валентин на пути Мэллицы попадался постоянно и всегда к месту. Алатка помнила красивую непроницаемую физиономию, за которой прятались, как оказалось, бешеная воля и готовность швырнуть на кон всё. Такой плюнет и на сплетни, и на прошлое, но приглядеться к парню, благо он должен быть в Старой Придде, надо. Может, даже помочь шагнуть навстречу, а пара выйдет загляденье! Жаль только, что замуж идти баронессе Вейзель, а не господарке Сакацкой. Подбить, что ли, аспида взять воспитанницу, так человек не дайта – захотел и завел, тут судьба нужна!
– …приехали подобный Флоху Проэмперадор, – на странном слове девчонка запнулась, вернув Матильду в украшенную зимними цветами гостиную, – барон Райнштайнер и генерал Ариго. Генерал Ариго увидел хозяйку замка и полюбил ее, а нареченная Ирэной отдала гостю свое сердце. Это было неожиданно, но наполнило счастьем всех…
История сестры Валентина и одинокого вояки была странной и красивой, хоть сейчас в песню. Матишка таких в детстве наслушалась, с того, может, и одурела. Не повезло, сокол слизняком обернулся, но у других-то срасталось! Тот же Балинт. Ее высокопреосвященства подняла стопку.
– Чтоб он всегда возвращался, а она дожидалась! Ты в Сакаци про Пала, слепого господаря, и Барболку с пасеки слышала? Вот и у них…
Мэллица не помнила, но слушать о чужой любви хотела. Точно, есть у нее что-то, и наверняка с Валентином. Матильда отодвинула тюрегвизе – на сегодня хватит – и приготовилась говорить о счастье, не о смерти. Не вышло.
– Сударыня, – вбежавшая подружка Мэллит вина не пила, но глазки у нее блестели, – прибыл его величество король Гаунау и с ним Монсеньор… граф Савиньяк. Я сказала, что здесь вы, и его величество просит разрешения войти.
Все слова, кроме самого первого, были знакомы, но, оказавшись рядом, словно бы утратили смысл. Переспрашивать – дурно, и Мэллит не переспросила, однако Царственная повторила сказанное и быстро налила себе алатского питья.
– Не поняла? – рассмеялась она. – Сейчас поймешь… Меня с этим Хайнрихом сосватали, а я удрала. Променяла медведя на суслика!
– Его величество хочет возмещения ущерба, – испугалась гоганни, – или мести? Прошло ли со дня отказа четыре раза по пять лет?
– Еще как! Нет, глянуть на женишка мне порой хотелось, но чтоб вот так? И что ему только надо?
– Названный Хайнрихом мог пожелать расспросить подругу Селину или недостойную о странном. Мы видели много, но не знаем, что важно.
– Так вы что, видались уже?
– Подруга встречала его величество дважды и просила о помощи, но она не потребовалась, а я ради гостя вставала к жаровне…
Сказать больше гоганни не успела: в открытую кем-то дверь вбежал кот и немедленно вспрыгнул на угловой сундук, раздались голоса и в гостиную вступили его величество и первородный Ли. Именуемый Хайнрихом был наряден, но меж его бровей залегла складка. Он был варит, как и мараги, а во Франциск-Вельде пели о покинутых женихах, которые убивали разлучников и изменивших слову невест. В прошлый раз владыка гаунау был весел и не внушал страха… Неужели спустя столько лет он жаждет мести, и сможет ли Проэмперадор остановить беду? Любимое лицо было спокойней льда, и это пугало.
– Ваше высочество, – названный Лионелем слегка поклонился, – представляю вам его величество Хайнриха, нашего союзника и гостя.
– Благодарю, – Царственная подала руку, как первородные подают ее для поцелуя, но гаунау ответил пожатием, словно встретился с мужчиной и воином.
– Лучше поздно, чем никогда, – хохотнул он и обернулся к первородному. – Ну и кто здесь шутит, ты или судьба?
– Первородная Матильда желала видеть меня, – чтобы заслонить Царственную, пришлось обойти сопящего короля. – Она была добра ко мне, она добра и…
– Натворила кучу глупостей, – подхватила первородная, и за спиной Мэллит зажурчало. Кто-то разливал напитки, а внуки Кабиоховы не пьют, опасаясь дурного или же замыслив его.
– Вот ведь… – в голосе Хайнриха не слышалось гнева. – Куча-то хоть большая?
– Соразмерная. Вам, ваше величество, повезло, что натворила я ее в Агарисе. Тюрегвизе прежде пили?
– Пил, – рука Хайнрика затмевала иные бедра, и она легла на плечо первородного Ли. – Вот он приохотил! Не хуже нашей можжевеловой. Значит, повезло?
– Еще как! – засмеялась Царственная, и у Мэллит окончательно отлегло от сердца. – Так налить?
– Позже. Братец горностайкин где?
– Его уже вызвали, – коротко объяснил Ли, и все стало ясно. В Гаунау завелись бесноватые, и Герарду с Сэль предстоит сделать для Хайнриха то, что они уже сделали для дриксенского Бруно. Так надо, ведь это война, но недостойная не может остаться в доме без добродетельной женщины. Ей кого-то приведут, но как при незнакомой открывать дверь и жечь ночами свечи? И Царственная… Она захочет помочь, взять с собой, а это разлука!
– Ну раз вызвали, подождем, – король огляделся и избрал сундук; тот был надежен, но занят прижавшим уши котом. Обычно Маршала уносила Сэль, однако подруга не вошла со всеми: короли не ходят одни, а свиту надо разместить и подать хотя бы напитки. Мэллит присела, как ее учили, хотя с этого надлежало начать, и быстро подхватила кота под живот, освобождая место. Недостойную не просили уйти, она хотела этого сама, а черно-белый давал должный повод. Он кричал и извивался, суча задними лапами, держать зверя было трудно, но первородный Ли распахнул дверь, подтверждая уместность ухода. На первой ступеньке кот вывернулся, упал на ковер и помчался вниз. Мэллит побежала следом и столкнулась с запыхавшимся Герардом.