Если б только Селине довелось пройти рука об руку с любимым, зная, что придет ночь и с ней счастье! Гоганни могла видеть подругу и рядом с ней того, кто был для Сэль тьмой и светом. Регент пожелал остановить Шар Судеб, и Мэллит верила, что это ему по силам, но спасти подругу от ночных слез властно лишь время. Ничтожную спасли слова бригадира Придда и честность подобного Флоху, но что бы с ней сталось в браке с исполненным удручающих достоинств Давенпортом? Названный Чарльзом знаменит, знатен и богат, однако идти к нему то же, что в тюрьму. Разбить ноги, спеша за помощью, и остаться с теми, кого ждет бой, легче, чем видеть над собой глаза, полные ненужной любви.
– Мэллица! – Сильная рука ложится на плечо, и это рука Царственной. – Не смей глядеть в пол, дороги не будет. Бери вино!
– Я возьму, – протянуть руку, принять поданный первородным бокал, на мгновенье ощутив жар его пальцев. – Я буду смотреть вперед.
– Это всем не помешает. – В бокале Хайнриха было отнюдь не вино, но чем обильней телом пьющий, тем дольше он выдержит. – Но и пройденных дорог забывать не след. Кем бы мы сейчас были без своих предков и без своих богов и что нам дал чужой бог? Грязь и глупость!
– Грязь на руках передающего, – улыбнулся серый священник, а черный грозно свел брови и добавил, что глупость в головах берущих.
– На языках бранящихся она, – в руках Царственной сверкал полный заката кубок. – Мы браниться собирались или радоваться?
– Радуйтесь! – велел Монсеньор монсеньоров и, допив, швырнул драгоценный хрусталь о стену. – Ваше величество, попробуйте, ручаюсь, вам понравится!
– Дай допью сперва! – нареченный Хайнрихом втянул в себя касеру, подобно быку. – Чужую посуду я прежде не бил. Вот армии – случалось… Под Малеттой вышло бы по-моему, если б не ты!
– А что мне оставалось? – Регент смотрел на короля, но кого он видел? – Думай я тогда о Талиге, возможно, я б и сдержался, только я думал о фок Варзов. Но получилось неплохо.
– Для Талига, – гаунау не злился, он для этого был слишком силен и доволен настоящим. – А сейчас ты о чем думаешь?
– Трудно сказать, – пальцы Повелевающего ветрами пробежали по струнам, – видимо, о закате.
– Есть такая песенка, – как похожи взгляды двоих первородных, но только ли взгляды? – Я узнал ее в Алвасете, я многое там узнал.
– В Алвасете он узнал… Господарь Сакацкий! – Царственная не пожалела прошлого, разве стала бы она жалеть бокал?! Зазвенело и вспыхнуло. – Ты когда в Алате-то был?
Нареченный Ли ответил. На чужом языке, который Мэллит узнала, но не поняла, лишь вспомнила, как летели качели и пели скрипки.
– Радуйся, Мэллит! – первородный Робер был рядом. Как жаль, что он слишком долго ехал в Акону. – Будь счастлива!
– Я буду! – Отец отца был бы оскорблен, но она больше не ничтожная Мэллит, она Мэллица и Мелхен, она дралась и, если нужно, будет драться вновь. Звон гитары, чужие слова, родные люди, вкус вина на губах, огонь, как много огня! – Пусть Шар Судеб минует лучших… Живите!
– Так и будет!
Черный кардинал не просто крушит свой кубок, он топчет осколки сапогом, ему весело, он хохочет, и вместе с ним хохочет Царственная. Улыбается первородный Ли, его руки пусты, серый епископ и Робер тоже разбили ненужное, но Сэль? Она смотрит на того, кто войдет к ней в Весенний праздник.
– Ваше Величество, – просит она, – разбейте бокал, иначе будет неправильно.
– Это еще почему? – рычит король. – Сама не бьешь, а указывать взялась!
Если он разгневается и вернет браслет, первородный Робер явит свое благородство, а регент даст согласие. Так будет лучше для подруги, а Папенька отступит перед регентом! Перед ним отступят все, кроме подобного Флоху.
– Ваше величество, – объясняет Селина, – у всех собирается много плохого и того, что больше не нужно. Все это можно выкидывать или отдавать тем, кому оно нужно, а можно держать при себе, но тогда наберется много лишнего, оно будет валяться и собирать пыль. Мама старье всегда выбрасывала, хотя папенька ругался… Я очень много говорю, но мне хочется, чтобы вы поняли, что без ненужного чище жить.
– А посуду-то бить зачем? Я понимаю, в драке…
– Но… Ваше величество, – на глазах Сэль появляются слезы, – это то же самое… Мы выкидываем ненужное, только его не видно. Ее величество говорила, что забывать нельзя, а нужно отбрасывать…
– Так, вернее, почти так, учил святой Адриан, – серый епископ выходит вперед, но его сразу же заслоняет черный кардинал. – Забывать свойственно трусости, сила помнит, но не оглядывается без необходимости.
– А потому не жалей земное и смейся над скупостью да крохоборством. Стаканы сии алатские хороши, да пусты, лучшее, что в них было, уже в нас. Так ли, душа моя?
– Было б не так, не били бы, – Царственная берет черного за руку, и сердце Мэллит ликует, ведь оно видит любовь. – Слушай, твое величество, будешь и дальше над стекляшкой трястись, ей-же-ей решу, что не сдуру я с тобой не связалась, а от ума великого.
– Его высокопреосвященство, вне всякого сомнения, так и полагает, – серый епископ улыбался, как улыбнулся бы унесший со стола рыбу кот. – Ведь тогда бы ее высочество сейчас была бы королевой Гаунау.
– Может, и была б… Твое величество, ну твою же кавалерию!
– Ваше величество, – Селины было не разглядеть, но голос подруги звучит твердо, – давайте мы разобьем бокалы вместе. Я этого тоже никогда не делала.
– Ну давай, – именуемый Хайнрихом глядит на сверкающий цветок в своей руке… – Горностайка.
Мэллит видела, как поднялась могучая рука, как поймали огонь свечей подобные инею осколки, и хрустальный звон слился с песней струн.
– Именем Адриана, – твердо произносит серый епископ, – подтверждаю обручение воина и девы, да пройдут они вместе назначенной им дорогой и да исполнят то многое, что им под силу.
– Спасибо, ваше преосвященство, я постараюсь, – благодарит подруга. – Ваше преосвященство, я хотела с вами поговорить о ее величестве, но сейчас, наверное, неудобно?
– Наговоритесь еще. – Большой король шагает к столу, и Мэллит видит подругу и возле нее нареченного Робером… Как же они прекрасны рядом, но это больше ничего не значит.
Глава 3Акона. Старая Придда
1 год К. Вт. 12–14-й день Зимних Волн
С фрошерами Юхан свыкся еще в Хексберг, и все равно при виде пресловутого Алвы шкиперские поджилки не затряслись лишь чудом, хотя Ворон вроде был в духе. Сидел себе, попивал вино, чем-то смахивая на Бешеного, но выпрашивать у такого кэналлийское Добряк бы не рискнул. Больше всего Юхану хотелось убраться куда подальше, но тут, пожалуй, уберешься. Досиделся до штормяги, вот и любуйся!
– Это вы видели меня при Хексберг? – кэналлиец глядел с веселым любопытством. Ну прямо дите муху приметило, сейчас крылышки отрывать примется. – Поведайте, интересно же!
– Да не видел я ничего! – Ворону лучше не врать, целей будешь. – Убраться-то я из залива убрался, только и дальше жить надо. Если удирать от вас, вопросов не будет, тут не то что в Ардору, к Агмарену чесанешь.
– И всё?
– Ну… Приплатили мне, не без того, но это потом, когда в порту вовсю уже языки чесали. Пихали б мне в рот свою байку, я бы отказался, а тут так и так наплетено, да и человек этот… Чудной он был. Мне, говорит, ложь без надобности, что видели, то и говорите. А я уже во вранье, как муха в варенье, значит только дальше.
– Несомненно, – кивнул Ворон. – Жаль, конечно, что вы меня не видели, но хоть что-то разглядеть получилось?
– Альмейду, что ли? – слегка растерялся шкипер. – Так он не прятался вроде. Ледяной… адмирал цур зее у вас, он лучше расскажет, ну и молодой Фельсенбург тоже, они в самой гуще были, а я что? С купцами толкался, пока на нас не поперли, ну а потом удрал. Врать не стану, свезло.
– О везении и поговорим, – Алва кивнул на стол, где стояли бутылки. – Пьете?
– Пью. – Тут деваться некуда, тут только как на духу! – Можжевеловую. С собой обычно таскаю, угостил бы, но кто вы, а кто я? Да и дрянная она здесь…
– Море всех равняет, особенно в бурю. – Что-то взмыло вверх, пришлось ловить. Оказалось – фляга.
– Ничего ж себе! «Каммориста»…
– Теньент Рубен Аррохадо, – Ворон слегка наклонил голову, будто представился. – Эномбрэдастрапэ!
– Ваше здоровьечко.
– Благодарю. Про сражение я знаю, к тому же оно кончилось. Расскажите про шторм и ваш выбор. Почему Ардора?
– Так… – Про интенданта промолчим, про остальное почему б и не сказать? – Выскочить из залива мне пофартило, а дальше либо домой, либо на юг. Домой боязно было, душу из свидетелей крючкотворы точно вытрясать бы стали, а в таком деле наш брат что ни скажи, чей-нибудь хвост да отдавишь, ну и… Может, оно и придурь, но я ровно знал откуда-то: нельзя сейчас на север! Нельзя, и всё.
– Прежде с вами такое случалось?
– Чтоб совсем так – нет, хотя я везучий! – Был. До сегодняшнего дня, а теперь поглядим, чем обернется. – Непогоду я частенько чую, но не в ней дело и не в том, что вы… то есть флот ваш в заливе выделывал.
– Вы почувствовали, что пора бежать? – донеслось от окна. – И поняли, в каком направлении?
– Вот-вот, – Юхан обернулся и увидел Леворукого, как он есть! Белявого и с бокалом. – Будто под ногами… под водой что-то такое ворочалось, сейчас сожрет, и деваться некуда, кроме дорожки одной…
– Да, это оно, – сверкнул черными зенками Леворукий. – Значит, не только горы.
– Значит, не только, – подтвердил Алва. – Не пугайтесь, это граф Савиньяк.
– Понял. – Так вот кто придурка Фридриха уходил, а через то и кесарию! Без этого черноглазого пластужий потрох так и сидел бы в Гаунау, глядишь, и Эйнрехт бы на уши не встал.
– Вы чем-то озадачены? – полюбопытствовал Ворон. – Чем?
– Не то чтобы… – А, была не была! – Это ведь он… граф Савиньяк принца нашего недоделанного разбил, ну а тот кесаря до удара довел и в регенты выскочил. Теперь ни кесаря, ни кесарии… Вам-то, ясное дело, иначе никак не выходило, а нам-то каково?