– Примерно так же, как нам и гайифцам, – Савиньяк сощурился не хуже кошки. – Останься Фридрих в Гаунау, мятежники растерзали бы кесаря, только и всего. Частности были б иными, но главное бы не изменилось.
– Частности? – переспросил Юхан. Не из тупости, выгадывая время. – Это суд над Ледяным, что ли? Или то, что Бермессера нам прищучить удалось? Ну то есть не нам, а Вальдесу вашему, только он добычу Ледяному отдал.
– Да, пожалуй, Бермессеру могло и повезти. – Леворукий Савиньяк приподнял бокал. – Если б его не повесили до мятежа, он бы сейчас ходил в канцлерах. Правда, боюсь, Дриксен бы в таком случае осталась без молодого Фельсенбурга.
– Убили бы? – в лоб спросил Юхан.
– Не обязательно, – отмахнулся Алва. – Вальдес добыл для вас патент на торговлю кэналлийским?
– Добыл. – Отберет? Да нет, не похоже. – Я в Фельп собирался. С принцем ихним…
– С принцем?
– Луиджи Джильди который.
– Кстати, напомнили, благодарю. Кэналлийское – ваше, как-никак вы меня видели у Хексберг, в этом что-то есть. Мало того, вы сможете ходить Астраповыми вратами и участвовать в дигадских торгах. Если скажете, почему не отправились в Фельп с его высочеством.
– Если б сам знал, – вот теперь Юхан растерялся. – Я ж себе второй кораблик надумал, даже шкипера приглядел. И господин адмирал с патентом, и фрахт, все одно к одному – и бац! Ровно помраченье нашло, отказался, теперь посуху скачу…
– То есть кошек возите.
– Так Вальдес велел… Правда, я еще и торганул по мелочи, немного, только чтоб убытки покрыть.
– Не будет у вас больше убытков, разве что голова, но это со всеми случиться может. Здесь вы с деликатным делом?
– Ну…
– Это пока мало кто знает, но вчера девица Арамона в присутствии кардинала Талига и епископа Славы Луциана обручилась с его величеством Хайнрихом.
– Про это я как раз знаю. – Прости, незабудка, но морочить голову Ворону дураков нет. – Мне письмо для господина Руперта передали.
– Надеюсь, вы его прочли?
– Может, и прочел бы, – а вот тут лучше приврать, – только сказали мне, что я везу. За такие новости некоторые и убить могут, вот девицы и озаботились предупредить, сердечки-то у обеих золотые. И у невесты, и у подружки ее, письмо мне она принесла.
– Насколько я сумел понять «господина Руперта», – утешил Ворон, – пострадаете не вы, а Бруно с адъютантами, хотя можно попробовать спасти и их. Свадьба состоится в Липпе на Весенний Излом. Нареченные поедут через Бергмарк, так что, выехав из Доннервальда не позже восемнадцатого, их вполне можно нагнать возле Кнебенау и принести поздравления. Если, конечно, счесть это нужным. Я бы на месте Фельсенбурга счел.
– Так и я бы! – с ходу выпалил Юхан, которому незабудкина свадьба была не по душе. Как и ее подружке, и бравому «фульгату»… Вот Алва, тот мог эту дурь с ходу прекратить, не прекратил, а теперь что-то затевает. На пару со своим Леворуким… Фельсенбурга вот за каким-то змеем приплел. Хотел бы Хайнриха прикончить, придумал бы что попроще, да и не резон Талигу с Гаунау сейчас собачиться, не для того спелись.
– Времена сейчас своеобразные, – изволил посочувствовать Кэналлийский Ворон, – так что вас проводят «фульгаты» Уилера. Учтите, я был бы рад повидаться с господином Рупертом после того, как он уладит свои дела. Некоторые затеи просто отлично отвлекают от сердечных неудач.
– Это я объясню, – вмешался от своего окна Савиньяк. – Если, конечно, он нас догонит.
Юхан смолчал. Расписываться за Фельсенбурга было делом тухлым, а обещать этим двоим и не исполнить… Нет уж, господа селедки, для такой дури ищите кого другого! Вот если влюбленный шквал с места таки сорвется, мы о себе напомним.
Перевод не получался. Нет, это не было печально, это было унизительно и обидно, а ведь сперва затея сложной не казалась. Марсель с легкостью распознал слова алвасетской песенки, а напевшая ее маркиза Ноймар подтвердила отсутствие подвохов и двусмысленностей. Увы, на талиг все очарование пропадало напрочь, а рваный ритм казался неряшливым. Виконт попробовал его выровнять, сохранив смысл, но кэналлийская страсть, будучи втиснута сперва в сонет, а затем в рондель, утратила свою тревожную дикость. Словно загадочный Черный гость обратился в расфуфыренного героя мистерии. Валме по-адуански выругался, потревожив дремавшего под столом Котика, скомкал испорченный лист и вернулся к тому, с чего начал, а именно записал кэналлийские слова и над ними перевод.
Черная лошадь бредет краем моря, она хочет пить.
Это моя любовь.
Я знаю об этом, я не оглянусь.
Стальной клинок спит в ножнах, я – его сон.
Он – моя тоска.
Она со мной в седле, я еду вперед.
Ты смотришь в окно и ждешь другого,
Ты – моя жизнь.
Я еду мимо твоего окна, я не оглянусь…
У кэналлийцев «Я еду мимо твоего окна», «она со мной в седле» и «я знаю об этом» совпадало и по ударениям, и по числу слогов, вписываясь в тот самый закатный ритм, где ехало четверо конных; на талиг оно хромало на все четыре ноги, а упрощенную триаду «я это знаю», «я это помню», «я еду мимо» Валме с негодованием отверг. И уперся в тупик. Без окна, у которого ждут другого, выходило пошло, с окном – коряво. Терзания грозили затянуться, и вдобавок одолженный у дядюшки Маркуса слуга доложил о визите дамы. Наверняка кто-то из Гогенлоэ или, того хуже, мамаша Тристрам с очередным отчетом о достоинствах своей «милой Марии» и недостатках прочих девиц. Марсель слегка поморщился и велел уточнить.
– Вас желает видеть госпожа Скварца, – невозмутимо уточнил истукан в ливрее. Рука виконта самочинно метнулась к отсутствующему шейному платку, но внутренний посол бдил, и вульгарный жест оказался единственным.
– Просите, – распорядился Марсель, все еще не веря, что это Франческа.
Меньше чем через минуту сомненья развеялись: в дверях стояла она. Уже избавившаяся от плаща и перчаток, еще румяная и с небрежно забранными в сетку волосами.
– Добрый вечер, виконт, – поздоровалась негаданная гостья, – я вновь вынуждена искать вашей помощи. Графиня Савиньяк в отъезде, а просить гостеприимства герцогини Ноймаринен мне бы по ряду причин не хотелось.
– Сударыня, я польщен и счастлив! – Она стала еще красивей! Этот румянец, эти тени от ресниц… – Прошу вас сесть. Не смею гадать обо всех отвращающих вас от герцогини причинах, но не является ли одной из них мой родитель?
– Вы угадали, – несбывшееся грациозно опустилось в кресло. Какое счастье, что Маркус знает толк в удобствах и обладает недурным вкусом. – Проэмперадор Юга полагает, что в Старой Придде мне уместней вести себя как частное лицо. Я привезла письма вам и графине Арлетте.
– Она должна вскоре вернуться. – Если курьер выедет тотчас, графиня в лучшем случае объявится к концу месяца. – Но вы прекрасно устроитесь прямо сейчас. Вам подготовят комнаты, в которых останавливаются гости графини, это небольшая, выдержанная в прохладных тонах анфилада, она удобна и довольно-таки приятна.
– Я слишком много времени провела в дороге, чтобы капризничать. – Франческа знакомо тронула пальцем щеку. – Но не сочтет ли графиня меня захватчицей? Мы имеем обыкновение судить о других по себе, а я бы не обрадовалась, по возвращении обнаружив в своем доме посторонних.
– Посторонние там и так ежедневно бывают, – утешил виконт, благоразумно умолчав о возникавших у Готти на сей счет подозрениях. – Зимой в здешних краях приходится ежедневно топить, иначе уже через неделю на стенах и мебели появляется плесень, поэтому за обителью Савиньяков в отсутствие хозяйки присматривает дворецкий моего дядюшки маркиза Фарнэби. Но, если вам так будет удобней, я сообщу графине, что вас вселил я. Выполняя волю дражайшего родителя.
– Но вы еще не прочли его письма.
– В некоторых случаях это излишне. Вы были гостьей Валмона и не могли не заметить, что в нашем доме волю хозяина принято предвосхищать.
– Пожалуй. Что ж, мой багаж в карете, вернее, мой багаж и ваши письма. Я забыла сказать, что вам написала еще и матушка.
– Вы устали. – О графине Валмон забывают все, кроме слуг и папеньки, который в данном случае полагает свою памятливость чрезмерной. – Бокал вина или шадди?
– Шадди, если он сопоставим с тем, что подают в Валмоне.
– Буфетчик маркиза Фарнэби рожден в Рафиано, – Валме с законной гордостью дернул звонок и спохватился: – Готти, встань и поздоровайся.
Волкодав мог бы выказать и больше чувств. Знакомство вышло несколько формальным, из чего следовало, что госпожа Скварца думает о другом и не имеет при себе ничего вкусного.
– Сударыня, – поспешил загладить неловкость Марсель, – ваше появление так потрясло Готти, что он не смог выразить, сколь счастлив встретить вас. Это за него делаю я.
– Вы вежливы, – улыбнулась успевшая стать невестой вдова, – однако вашего письма я так и не дождалась. Это было печально.
Еще никогда Марсель так не радовался появлению слуг. Распоряжения, подробности которых позавидовал бы сам Райнштайнер, дали время залатать пробитую в сердце брешь. Когда дверь закрылась, наследник Валмонов был спокоен и сдержанно любезен.
– Я не отрицаю своей вины, – суховато признался он, – меня несколько оправдывают разве что Излом, требующий от офицера для особых поручений при особе регента сосредоточения всех сил, и ваше грядущее счастье. Я все еще должным образом вас не поздравил, но к свадьбе отыщу достойный подарок.
Ройя, ей нужна ройя! Алая, неистовая, зовущая… Пусть черная реже и почитается сказкой, Франческе она не пойдет. Рэй Эчеверрия, получив весть от соберано, рвался за нее отплатить, вот пусть и добывает.
– Я доверяю вашему вкусу, – женщина задумчиво взглянула на свою руку, наверняка под серебристым мехом прятался браслет с оленем. – Другое дело, что я не знаю, состоится ли свадьба.