– Читай мои письма, Римма Анатольевна, безо всякой боязни. Все равно у меня сейчас никого нет.
– Ах, позволь тебе, Пашенька, не поверить. А та актрисулька? Катя Маврина, кажется?[29] Или Мымрина?
– Ой, что ты! Это давно все в прошлом.
– А мой Минька погиб. И Пан усвистал с концами.
– Ты будешь горевать по своим любовникам или посмотришьтаки, не появилось ли новой информации?
– Нет ничего. Ни в почте, ни в мессенджерах.
Я придавил акселератор. Навигатор исправно извещал меня о камерах по трассе, поэтому, когда был вне их досягаемости, нестись со скоростью двести километров в час я считал незазорным.
Тремя днями ранееСиничкин старший
Слежку он заметил не сразу. Да и была ли она раньше? Когда к нему пристроился тот серый «Лендкрузер» с двумя седоками на борту? Когда он выезжал из адлерского аэропорта на трассу, его точно не было. И когда объезжал Сочи, тоже. Он на него обратил внимание позже, в районе Лазаревского, наверное.
Кто бы это мог быть? Неужели те давние счеты, о которых говорила Белка, оказались не закрыты не только с ее стороны – но и с другой тоже? Неужели ктото сидел здесь, затаился и ждал – все эти сорок с лишним лет?
Да ну, слишком невероятно.
Может быть, бывшие коллеги? Решили последитьпроверить эмигранта: куда это он вдруг направился?
Или, может, бандюки? Налички валютной у него имелось изрядно, но ведь нигде он ее не светил: ни в Иркутске, ни во Владике, ни в аэропортах. Разве что ктото забрался к нему в номер (как тогда во Владивостоке эти дебилы в его квартиру на улице Электрозаводской), распотрошил чемодан, приметил валюту… Но тоже бред. Зачем тогда так сложно? Нашли деньги архаровцы, ну и забрали б, не следить же через всю страну.
Отрываться он не пытался. Зачем? Хотят вести – пусть себе. Скинешь один хвост – приставят второй.
Дорога шла большей частью однополосная, через курортные поселки. Здесь не разбегаешься.
Остановился на заправке, не спеша, с чувством выпил кофе. Вернулся на приморскую трассу Е97 – опять все тот «Лендкрузер». Значит, следят не профессионалы? Никакая не спецслужба?
Захотелось удрать от них – из чистого удальства. Хотя б показать, что есть еще порох в пороховницах. Но зачем? Какой смысл? Какими б они непрофессионалами ни были – доступ к камерам видеонаблюдения у них, вероятно, имеется. А как еще они на него вышли? Значит, все равно на хвост сядут.
Вот когда он приблизится к цели – тогда реально придется отрываться. Но тогда он и решит как.
Спустя три дняПавел
На скорости под двести «бэха» жрала топливо как добрый конь.
На объезде Ельца мы заправились, взяли с собой по двойному кофе. Римка настояла купить бутерброды:
– А то я тебя знаю. Как чемто увлечешься, поесть забываешь, а потом на людей бросаешься.
Она же убедила, что сменит меня за рулем:
– Поработай пока над документами, подумай, что мы дальше будем делать, по прибытии.
– Что делать, что делать! – проворчал я. – Купаться в море пойдем.
– Купаться еще явно рано, даже моржу вроде тебя.
Римка водила очень достойно, в чемто даже лучше меня. Только чрезмерно азартно – от этого авто, которыми она управляла, сразу становились заметными на дороге. Обгоны справа, резкие броски из ряда в ряд, помигивания фарами тем, кто замешкался у нее на пути, – все это выделяло лимузины, коими она рулила, из среднестатистического ряда. А сыщик не должен обращать на себя внимание – сколько раз я ей об этом говорил!
Сказал и сейчас. Девушка легкомысленно отмахнулась:
– Ой, ты, Пал Семеныч, известный параноик. Мы ведь в данную минуту ни за кем не следим. И ни от кого не убегаем.
Хоть и обидно было слышать про параноика, дискуссию я продолжать не стал. Мысленно махнул рукой. Горбатого, как известно, могила исправит.
В районе Павловска мы долили еще бензина. Наступила ночь, но с каждой новой остановкой становилось все теплее: чувствовалось приближение юга.
Я посмотрел почту, мессенджеры: ничего нового. Сменил Римму за рулем.
– А что мне делать? – чуть капризно проговорила она.
– Спи, отдыхай.
– Я хочу помочь расследованию.
– А мы разве чтото расследуем?
– Мы ищем твоего отца.
Тут мне пришла в голову мысль: в самом деле ничего особенно стремного в записках папани не приводилось – разве только о том, что мать моя была ему неверна. Однако, вопервых, дело давнее, а вовторых, СССР был весь замешан на промискуитете: шпилились тогда все со всеми подряд. Ничего страшного, пусть читает.
И я предложил ей познакомиться с «мемуаром» отца не в кратком моем пересказе, а в подлиннике.
– О, давай. Вдруг мелькнет на свежую голову какойнибудь хвостик, что с ним теперь.
И я снова, во второй раз за сегодня, отдал ей свой телефон.
Она прочитала папанины заметки за пару часов – мы как раз приближались к Ростову.
– Классный у тебя батя, – сказала Римма с оттенком зависти.
– Да уж. Только прожил я от него почти всю жизнь за десять тысяч километров. Хорошо, если раз в три года открыточку получал.
– Зато ты стал самостоятельным и уверенным в себе мужиком.
– Ну да, ну да: лучшее воспитание – это отсутствие воспитания.
– Ты знаешь, что я подумала: наверное, большую часть этого своего «мемуара» отец в Америке писал, так? Но коечто и здесь, в России, добавил? Совсем недавно. Например, про эту девушку, точнее, бабушку, – Дину из Владивостока?
– Получается, так.
– И из текста видно: у них чтото серьезное сейчас во Владике вытанцовывалось. Так, может, он ей рассказал чтото важное? Или позвонил, к примеру, как на юг приехал? Чтото сообщил?
– О, точняк! Давай, найди ее. И набери!
– У нас сейчас девять вечера – во Владивостоке, значит, четыре утра.
– Ну окей. Позвоним чуть позже. Ты пока найди ее: папаня там в тексте точные указания дал: имяфамилия, место рождения, образование, возраст.
– А еще живет она на улице Тигровой в пентхаусе в небоскребе.
– Вот именно. И, видимо, до сих пор секси, хотя в поисках это тебе вряд ли поможет.
– Задам в «Одноклассниках» поиск по фотке: «сексуальная бабушка» – прыснула она.
По новому мосту в пригороде мы пересекли Дон. Справа плыли огни Ростова.
– Скучаешь, небось, по своей родине? – спросил я Римку. – Хочется заехать?
– Давай на обратном пути. Мы ведь сейчас спешим.
На очередной заправке мы снова поменялись. Моя помощница села за руль. Мне пришло в голову, что никому я, ни среди женщин, ни среди мужчин, не доверял своего «коня» (автомобиль) и телефон, кроме Римки. Притом делал это с чистым сердцем и был в ней уверен.
Тяжелая южная ночь опускалась на трассу М4. Наступали новые сутки.
Моя помощница и компаньон сорвалась с места. Я на полную откинул назад пассажирское сиденье, загородил лицо от встречных фар сгибом локтя и вздремнул минут тридцать.
Римка то тормозила, то ускорялась, чужие фары шарили по салону, я все это чувствовал сквозь сон. Наконец упал в тяжелую черную шахту и моментально (как мне показалось) проснулся.
– А ты стал храпеть, – меланхолически проговорила Римка, обгоняя очередную фуру.
– А ты не подслушивай.
В этот момент блямкнул колокольчик почты: на левый адрес мне пришло новое сообщение. Наконецто! Неизвестный контрагент из Даркнета (изрядно получавший от меня наличку в биткоинах) сообщал данные о телефонах отца.
Я стал читать вслух: Римка своей вовлеченностью в дело явно заслужила того, чтобы немедленно делиться с ней новостями.
– В тот момент, когда в обоих телефонах отца вытащили симки и батарейки, рядом с ним в сети присутствовало еще четыре аппарата. И вот какие. Один на имя Анатолия Олсуфьева, второй зарегистрирован на Михаила Инжеватова. И еще два: на Анушервон Саидзода и на Ифандиёр Курбани.
– Левые телефоны для всяких левых разговоров, – кивнула Римма.
– Совершенно центрально замечено! И это подтверждается тем, что эти четыре номера, два как бы основных и два левых, следовали за номерами папани, начиная с поселка Лазаревское – это если ехать по направлению от Сочи к Суджуку. Потом, в какойто момент, эти четыре номера от отца отделились в районе Михайловского.
– Потеряли его, – предположила моя спутница.
– Или нарочно решили на какоето время оторваться. А потом они все вместе снова встретились. Все эти четыре телефона плюс два папаниных оказались под Суджуком, километрах в десяти от центра города. И тогда произошло вот что: в какойто момент, примерно через десять минут, как аппараты «объединились», из отцовских мобильников вытащили батарейки и симкарты.
– Нехороший знак, – помотала головой девушка.
– Да, моя дорогая, – вздохнул я, – не могу не согласиться… А еще через две минуты некто Саидзода из той группы телефонов позвонил по номеру такомуто, в тот момент находившемуся в Краснодаре. Кому принадлежит этот номер – неизвестно пока, я попрошу установить. А еще через минуту симки и батарейки вытащили из номеров, принадлежавших гражданам Инжеватову и Олсуфьеву.
– Так, остается по айэмиай трубок определить, куда стали передвигаться лишенные симок и батареек аппараты твоего отца и гражданина Инжеватова.
– Нашли, – кивнул я. – Но, к сожалению, картина безрадостная. Спустя двадцать пять минут сигнал от всех четырех мобил, в том числе двух, принадлежащих отцу, пропал с концами. В пятнадцати километрах от места соприкосновения, на самом берегу, в районе Синей бухты.
– Выбросили в море? – предположила Римка.
– Похоже на то.
Я стал прикидывать в уме варианты, как там у них дело было.
Как могло быть.
Во всяком случае, я бы, наверное, вел себя именно так.
Тремя днями ранееСиничкин старший
Слежка, тем более непрофессиональная, ему быстро надоела. Сколько можно за ним тащиться! И главное: зачем?