Ветер из рая — страница 30 из 36

Давайте, говорю. Назначает он мне натурально свидание в ресторане «Мидия и кролик», а это, Пал Семеныч, как я успела по ходу дела выяснить, лучший рестик Суджука. Пришлось мне немножко почистить перышки и обновить купленную здесь куртяшку. Конечно, если б я была во всеоружии, в Москве, я бы этого охламона соблазнила на раз, а так – приходилось вдобавок помнить, что первым делом, как ты говоришь, интересы расследования, а личное может подождать. В общем, раньше думай о Родине, а потом о себе[32]. Хотя парниша, владелец и автор (я так понимаю) канала, оказался редкостным красавцем. Я думаю, твой папаша таким был лет сорок назад: тонкие черты лица, длинные пальцы, ресницы бархатные – ох, супер! И не надо, Паша, так явно меня ревновать. Мы с тобой уже давно чужие друг другу люди и договорились ведь, что каждый в смысле личной жизни идет своим путем… У Димы, конечно, тоже при виде меня глаз загорелся, улыбка на лице заиграла, и он говорит: «Разрешите угостить вас коктейлем». Эхэхэх, я, помня твои, Паша, наказы, говорю: «Мы с вами выпьем, дорогой Дима, но потом, я вам обещаю». Да, раньше думай о деле и все такое. И начала, в свете твоих указаний, ему турусы на колесах разводить: дескать, мы частные сыщики из столицы и может у нас появиться в ближайшее время реальная инфа, которая способна следствие по делу Поршиковой продвинуть и злодеев изобличить.

«А не имеете ли вы, кстати, представления, – спрашиваю, – не осталось ли в городе, в крае или в стране людей, которые были бы вдруг лично и кровно заинтересованы в расследовании и раскрытии этого убийства? Чтобы не просто оно удовлетворило общественный интерес и запрос на справедливость, пусть и сильно запоздавшую, а чтоб ктото, несмотря на прошедшее время, сильно горел этим убийством по какимлибо личным причинам? Может, – говорю, – возлюбленный, допустим, этой девушки?»

«Как же, как же», – отвечает он и вдруг выдает мне такую информацию, от которой я вся задрожала – нет, рядом с таким красавцем немудрено и без инфы задрожать, но Дима меня в тот момент реально потряс, пробрал, можно сказать, до самого копчика (в хорошем, конечно, смысле). Короче! Был, оказывается, – да что там был! Он и есть! – у погибшей официантки родной братик. Он ровно на десять лет ее моложе, то есть в момент, когда злодей с ней в восемьдесят первом году расправился, было ему всего лишь десять. Ничего он в ту пору не понимал и особенной любви к сестрице своей старшей не испытывал. Но то ли то убийство роль свою сыграло, то ли звезды так встали и карты легли, но со временем стал этот юноша милиционером. А потом и полицейским. И до сих пор этот товарищ Поршиков в полиции нашей родной служит, да карьеру сделал недюжинную – особенно если из Суджука, снизу вверх, глядеть. Сейчас он является, представляешь, Паша, заместителем начальника уголовного розыска управления МВД по Краснодарскому краю и цельным полковником! Иван Ильич Поршиков собственной персоной!

Я спрашиваю у Димы: старался ли Поршиков размотать то дело с убийством сестры?

Нет, говорит, не то чтобы он возобновлял расследование убийства сестренки или другие следственные действия предпринимал, но, как говорят в народе, злодейство то до сей поры помнит и сестрицу свою не забыл. Во всяком случае, могилка Наташи Поршиковой на Суджукском кладбище (хотя родители ее умерли) находится в идеальном состоянии, и брата ее Ивана Ильича на ней неоднократно видели! Вот так, Пашенька!

Потом мой собеседник, конечно, ко мне прилепился: что мы знаем да откуда, чем можем поделиться. Но я стойко, как ты и велел, мой дорогой Пал Семеныч, отвечала ему: дескать, все узнаешь, Дима, но в свое время. Кстати, он предложил мне выпить на брудершафт, и я согласилась, ты ведь говорил мне, что внедрение – оно сродни соблазнению. Но не бойся, я с ним не понастоящему целовалась, на первом свидании в губы не можно, так, в щечку чмокнулись. Короче, Дима этот из «СУДим СУДжук» бьет копытом и весь практически наш. Вот и вся моя сегодняшняя история. А твоя?

Апрель 1981 года

К этой работе папаша приспособил его в наказание. И в поучение, конечно. Как батя тогда высказался: ты, свинья, не занимаешься, гуляешь, в вуз не поступил – вот и иди потрудись. Прочувствуй, как тяжеленько деньги достаются простым людям. Может, тогда проникнешься осознанием: чем полы мести и картошку чистить, лучше выучить язык, литературу и обществоведение.

Скотина он, конечно. Лучше бы вместо своих поучений получше приемную комиссию простимулировал. Другието поступили, и не умнее Кира. Батя мог бы постараться к самому ректору подходы найти или к начальнику приемной комиссии. А так он просто доказал свою никчемность.

Это здесь, в Суджуке, первый секретарь горкома – царь, бог и совет министров. А в общесоюзном масштабе – получается ноль без палочки. Даже не член ЦК. Только и может, что делегации из Москвы облизывать. Оказался даже неспособен единственного сына в столичный вуз поступить.

И работу сыночку нашел – место, конечно, в глазах быдломассы престижное. Зато обязанности, чего там говорить, ничтожные. Если откровенно, своими словами называть: прислуга за все или мальчик на побегушках. Те, кто Кириллом командует и помыкает, конечно, знают, чей он сынок. И некоторые на это скидку ему делают. А другие, наоборот, в отместку за его происхождение шпыняют и нарочно самую грязную работу поручают, а потом спрашивают по всей строгости.

Вот сегодня, к примеру. Да, ему дали выспаться. Сказали, к двенадцати можно прийти. Но ведь и рабочий день, получается, ненормированный. Хорошо, если в полночь сможешь с работы сдриснуть. А то и позже.

Он стал прикидывать, что и сколько за сегодня сделал. Для начала ему сказали разъездную «Волгу» помыть. Потом Фомич еще придирался: здесь грязь, тут пыль, перемывай. Хорошо еще, с белоснежным носовым платком не проверял исполнение, как боцман при аврале на корабле. Но ухватки у Фомича – как у настоящего боцмана, даже хуже: как у держиморды, прапорщика какогонибудь. Ни малейшего пиетета.

Когда в прошлом октябре он к отцу вечером пришел и на Фомича с его придирками пожаловался – ух, какой шум был! Папаня орал, что Кир – ленивый барчук, и если еще раз на когото из персонала станет тянуть – немедленно улетит вверх тормашками в армию. Ну, в армию идти – это на хрен. Там и в Афганистан могут послать. А если отец не смог обеспечить поступление в какоето паршивое МГИМО, как он от Афгана своего сыночка отмажет?

Короче, приходилось повиноваться. Одна радость: не все такие дуболомы служат в доме приемов, как Фомич. К примеру, садовник Иван Иваныч. Когда Кирилла к нему в помощь определяют, он и не работает вовсе, посиживает в теньке. Иван Иваныч все сам: и ветки обрежет, и хворост унесет, и деревья опрыскает.

Кастелянша Марина Иванна, дочка его, тоже не напрягает, все сама. И постели для гостей застелит, и тумбочки проверит, и холодильники необходимыми продуктами набьет.

А вот завстоловой Александра Петровна – злыдня настоящая. Эта никакой скидки не дает. И картошку приходится чистить, и очистки в компост ведрами таскать, и тарелки после ужинов со столов убирать, перемывать их. Фу, мерзость!

В тот день гости, правда, намечались по короткой программе, без ночевки. Проездом. Какието деятели из Москвы. Точнее, мужик – он, конечно, деятель. А с ним его супружница высокородная. Эти жены у больших людей – как повезет: порой бывают манерные и придирчивые. А иногда, наоборот, что называется, демократичные. То есть, конечно, в душе считают, что они выше всех вокруг, этих простых людишек, но виду никакого не показывают, напротив, иногда снисходят поговорить, расспросить, даже какойнибудь подарочек сунут. Вот и эта оказалась из таких, демократичных.

Привалили около шести. С поезда, из Южнороссийска, на двух машинах. В первой, горкомовской, приехал в одиночку (то есть только с шофером) председатель горсовета Гарькавый. Во второй, разъездной, которую Кир с утра намывал, – мужикдеятель из Москвы с той самой дамочкой, своей женой, а также отец. Отец, если далеко ехать – к примеру, на железнодорожный вокзал в Южнороссийск или в аэропорт в Краснодар – всегда к столичным гостям в машину садится: типа, я вам по пути экскурсию проведу, расскажу о достижениях вверенного мне района (а попутно, судя по направлению деятельности гостя, чегонибудь у него поклянчу). Вот и в этот раз.

Ворота им пришлось открывать. И если предгорсовета «прислугу за все» в лице Кира заметил и даже руку ему пожал, то отец, наоборот, пронес свою тушу мимо, как бы не замечая. А ведь мог хотя б поздороваться. Или гостям своим представить: вот, мол, сынок мой единственный, не чурается никакой работы, самой грязной тоже. Но нет. Он если возьмется воспитывать, так чуть не до смерти. Педагог, блин. Макаренко хренов.

Демократичная эта дама, жена, ласково улыбнулась, сказала: «Здравствуйте, мальчик». А деятель просто дружелюбно кивнул. Их там, наверное, в Москве, в ихнем ЦК учат: надо изо всех сил делать вид, что близки к народу, не проявлять, как это у них говорится, комчванства и зазнайства.

За столом прислуживать Кирилла не подпускали – уметь ведь надо. Для этого из города, из разных заведений, официанток дергали. Иные прислужницы не только вино наливать и блюда подавать предназначались. Таких подбирали, что на все готовые. И когда гости оставались в доме приемов на ночь, с большой даже охотой к ним в спальни приходили. Потом, известное дело, их Белка Табачник, начальница треста ресторанов и столовых, по своей линии отблагодаривала всячески и деньгами, и продуктами.

Но в этот раз, так как гости проездом, спатьпочивать не будут, для обслуживания их, чтоб не тратиться, призвали недотрог. У этой «стальной Беллы» не голова, а калькулятор японский: все считает и лишней копейки ни на что не потратит. Поэтому сегодня гостям прислуживали Марианна Владимировна, добродушная толстуха лет пятидесяти, и Наташка – совсем юная, но бойкая и расторопная.

На Наташку эту Кир давно точил. Подкатывал неоднократно. И здесь, в доме приемов, когда ее сюда на смену дергали, и в городе, когда видел, и в кафе «Уют», где она служила. Была она маленькая, худенькая и шустрая, как воробушек. А ему как раз такие нравились. Впрочем, в восемнадцать лет женщины любые притягивают, что там говорить. И пожилые толстухи типа Марианны, и воробушкиНаташки, и Мишель Мерсье, и Мэрилин Монро.