Ветер крепчает — страница 37 из 60

[61]; но в один из сезонов, как раз во время приезда отца, в горах случился оползень, и деревню К. в результате разлива реки затопило. Спасаясь от стихии, отец ваш вместе с миссионерами и всеми прочими бежал в деревню О, до которой было всего два ри пути. А потом, раз уж так получилось, на какое-то время задержался в этом небольшом селении, давно пережившем пору расцвета и ныне совершенно запустелом: чувствовалось в нем что-то приятное и по-настоящему успокаивающее; когда же выяснил, какие чудесные виды открываются с окрестных склонов, то враз и уже навсегда привязался к ним душой. На следующий год он приехал туда вновь и впредь приезжал почти каждое лето. Он рассказывал, что не прошло с трагических событий и пары лет, как в деревне О тоже начали появляться коттеджи отдыхающих. И с улыбкой заключал, что в числе бежавших от разлива горной реки нашлись, должно быть, и другие ценители, которые так же, как он, без памяти влюбились в местные красоты. Однако края там были глухие, условия жизни все-таки оставляли желать лучшего, поэтому многие вновь отстроенные дачные домики, послужив своим хозяевам каких-нибудь два-три года, стояли потом пустые. «Если купить один из таких домиков, починить его, обустроить под свой вкус, то, смирившись с некоторыми неудобствами, в нем вполне можно было бы жить». Так я решила и обратилась к знакомым с просьбой помочь подыскать нам подходящий коттедж.

В конце концов мне удалось приобрести небольшой, крытый корой криптомерии горный домик, стоящий в окружении высоких вязов, и вместе с ним участок земли в пятьсот-шестьсот цубо[62]. Побитый дождями и ветром, снаружи дом выглядел обветшалым, но внутри был совсем еще новый и оказался даже уютнее, чем я ожидала. Меня беспокоило только одно: не заскучают ли мои дети; но здесь, посреди гор, вам, похоже, все казалось удивительным: вы мирно играли, собирая цветы и выискивая разных букашек. В туманной дымке не смолкали голоса птиц – горлиц и камышовок. Какие-то незнакомые пташки пели до того сладко, что будили в нас желание узнать их имена, нам еще неизвестные. Козлята, объедавшие листья растущей вдоль ручья шелковицы, при виде нас доверчиво подходили ближе. Я смотрела, как вы резвитесь вместе с ними, и во мне поднималось странное чувство – не печаль, но что-то очень ей близкое. Это похожее на печаль чувство казалось мне тогда дороже всякой радости, думалось даже, что, если оно вдруг покинет меня, жизнь моя окончательно опустеет.


За повседневными делами и хлопотами пролетело несколько лет. Юкио в конце концов поступил в университет, на медицинский факультет. Я предоставила ему абсолютную свободу в выборе жизненного пути. Хотя в тот момент, когда осознала, что он избрал медицину, руководствуясь не столько личными предпочтениями, сколько материальным интересом, в груди моей что-то болезненно сжалось. За истекшие годы наш образ жизни не поменялся, и скромные семейные средства медленно, но неуклонно продолжали таять, так что наедине с собой я нередко предавалась невеселым думам, но никогда даже словом не позволяла себе обмолвиться о своих тревогах при вас, детях. Однако Юкио в таких случаях всегда проявлял поразительную чувствительность. Он вообще был излишне восприимчив и мягок и страдал из-за этого, чем разительно отличался от тебя: ты с детства вела свою линию. Если тебе что-то не нравилось, ты могла целый день провести в молчании. И чем дальше, тем тяжелее мне давалось общение с тобой. Казалось, ты с легкостью считываешь любые мои мысли. Поначалу я объясняла это нашим сходством, ибо, взрослея, ты все больше напоминала меня. Однако со временем я осознала, что похожи мы только внешне: да, случалось, мнения наши совпадали, но даже тогда я, как правило, судила о предмете, основываясь на чувствах, ты же всегда приходила к заключению логическим путем. Видимо, этому различию мы были обязаны удивительной дисгармонии, проявлявшейся временами в наших отношениях.


Если память меня не подводит, в тот год Юкио как раз окончил университет, стал ассистентом в больнице Т., и мы с тобой впервые отправились на лето в О только вдвоем. В ту пору в деревне К. в поисках укрытия от изнуряющей жары собралось немало тех, кто был когда-то дружен с вашим отцом. И однажды, получив приглашение на чай к одному из его бывших коллег, мы с тобой выбрались в расположенный там отель. Желая скоротать время до условленного часа, мы вышли на веранду. И там я неожиданно встретила госпожу Атаку, свою подругу времен учебы в миссионерской школе, а ныне – известную пианистку. Она беседовала с высоким худым мужчиной лет тридцати семи или тридцати восьми. Его я тоже знала, правда, весьма поверхностно: это был господин Мори Отохико. Мори-сан был лет на пять-шесть моложе меня, до сих пор не женат, и я не находила в себе достаточно смелости, чтобы по-дружески заговорить с этим человеком, который, кажется, воплощал в себе все то, что именуют обычно brilliant[63]. Они с госпожой Атакой вели весьма занятную, остроумную беседу, но мы вдвоем, словно невоспитанные деревенские невежи, просто молча глазели на них. Видимо, Мори-сан понял наше состояние, поскольку позже, когда госпожа Атака удалилась – ее ждали какие-то дела, – подошел и сам коротко обратился к нам, при этом в словах его не чувствовалось решительно ничего, что могло бы нас смутить.

Тогда наконец я почувствовала себя свободнее и смогла поддержать разговор. Отвечая на его расспросы, я стала рассказывать о деревне О, в которой мы жили, и он страшно моим рассказом заинтересовался. Признался, что хотел бы в ближайшее время пригласить госпожу Атаку вместе посетить нашу деревню, спросил, не будем ли мы против их визита, а после заверил, что, даже если госпожа Атака поехать не сможет, он сам приедет непременно. Чувствовалось, что вопросы его продиктованы отнюдь не сиюминутной прихотью и он действительно может приехать к нам даже без компании.


Прошло около недели, очередной день перевалил за половину. И вот в густых зарослях позади нашего коттеджа послышалось рычание мотора. Похоже, какой-то водитель загнал автомобиль в дебри, в которые ни машина, ни какой другой транспорт заехать, как мне казалось, просто не могли. Я в тот момент сидела в комнате на втором этаже, поэтому, решив, что кто-то заплутал, выглянула из окна и увидела, как из застрявшего среди деревьев и кустов автомобиля в гордом одиночестве выходит Мори-сан. Он поднял взгляд, но меня, похоже, не заметил – окно мое как раз накрыла тень одного из деревьев. Между тем местом, где он стоял, и нашим садом раскинулась поросшая мискантом поляна с купами усыпанного мелкими цветочками кустарника. Гость подъехал не по той дороге и теперь, отрезанный густой зеленью от дома, к которому проделал такой путь, замер, не решаясь двинуться в его сторону. Мне отчего-то показалось, будто он медлит, смущенный тем, что приехал к нам один.

Немного погодя я спустилась на первый этаж, принялась как ни в чем не бывало наводить порядок на чайном столике, а сама ждала. Наконец под вязами показался Мори-сан. Я засуетилась, будто только теперь заметила гостя, и поспешила ему навстречу.

– Вроде бы направлялся к вам, а попал в итоге… впросак… – Стоя передо мной, он оглядывался на заросли кустарника, сквозь которые все еще просматривались очертания его автомобиля, непрерывно издававшего глухие, рокочущие звуки.

Первым делом следует, конечно, приветить гостя, а после, рассуждала я, можно будет сходить за тобой – ты с утра убежала к соседям; однако, пока я строила планы, небеса, уже какое-то время хмурившиеся, резко потемнели, и стало понятно, что с минуты на минуту пойдет дождь. На лице Мори-сан читалось замешательство.

– Я звал на прогулку госпожу Атаку, но она отказалась, сославшись на то, что к вечеру погода, вероятно, испортится. Похоже, она была права… – Он произнес это, не отводя обеспокоенного взгляда от грозового неба.

Начинавшийся за домом лесок накрыли тучи, плотные, точно ком старой ваты, а уже секунду спустя их черную массу зигзагом рассекла молния. Тотчас же со стороны леса донеслись устрашающие раскаты грома. А вслед за тем по крыше застучало: казалось, кто-то без остановки горстями забрасывает нам на кровлю мелкую гальку…Мы словно растеряли все слова и какое-то время молча смотрели друг на друга. Просидели мы так, кажется, довольно долго… Неожиданно двигатель автомобиля, ненадолго замолкший, вновь взревел диким зверем. И почти сразу до нас донесся треск дерева.

– Кажется, ветки сильно поломало…

– Не могу понять, где трещало, рядом с нашим домом или нет. Не берите в голову.

Вспышки молний время от времени озаряли заросли, из которых донесся треск.

После этого какое-то время еще громыхало, но в конце концов небеса над лесом начали потихоньку светлеть. И у нас на душе тоже стало как будто светлее. Я, прищурив глаза, любовалась на травинки, которые сияли в лучах солнца все ярче, когда на крыше снова послышался стук. Мы невольно переглянулись. Но это были всего лишь капли, срывавшиеся с листьев вяза…

– Дождь, похоже, закончился, не хотите немного пройтись и осмотреться? – С этими словами я тихо поднялась с кресла, стоявшего напротив того, которое занимал гость. Я решила, что сначала покажу ему деревню, а уже потом пойду за тобой к соседям.

Местные жители только начинали осваивать шелководческий промысел. Во всей деревне не набиралось и трех десятков дворов, при этом многие постройки выглядели так, будто вот-вот рухнут, а некоторые уже кренились к земле. Лишь на кукурузных и бобовых полях, окружавших полуразвалившиеся домишки, все полнилось жизнью и неудержимо тянулось ввысь. Картина эта удивительно гармонировала с нашим внутренним состоянием. Встретив по пути несколько чумазых девочек, каждая из которых несла на спине увесистую кипу шелковичных листьев, мы наконец добрели до дорожной развилки на окраине деревни. Возвышающийся к северу вулкан Асама все еще окутывала плотная завеса дождевых облаков, сквозь которую тут и там проглядывала его красноватая кожа. А на юге небо уже совершенно очистилось: над макушкой поднимавшегося напротив деревни холма, который сейчас казался ближе, чем обычно, белела последняя стайка перистых облаков. Обдуваемые приятным прохладным ветерком, мы в задумчивости остановились на развилке, и ровно в этот миг от вершины холма к раскинувшейся перед нами сосновой роще протянулся расплывчатый радужный мост, словно дожидавшийся нашего прихода.