– Не об этом сейчас надо думать! Думать надо о Чарльзе!
Прогиноскес обратился к ее мыслям:
– Сейчас ты не можешь проявить заботу о Чарльзе Уоллесе иначе, как заботой о Споросе. Как же ты не понимаешь, что все мы – часть друг друга и эхтры пытаются нас расколоть точно так же, как пытаются разрушить все Творение?
Пляшущие фарандолы все кружили и визжали, и Мег показалось, что она слышит голос Спороса:
– Мы не хотим быть ничьей частью! Мы – фарандолы, мы завладеем всей Иадой! А потом… – И жуткий пронзительный хохот ударил в уши Мег.
И снова она кинулась в пляску, пытаясь вырвать Спороса из хоровода.
Однако Сенекс остановил ее силой своего вникания:
– Нет, не так. Силой тут ничего не сделаешь!
– Но ведь Споросу же надо Углубиться! Он же обязан!
И тут Мег краем сознания уловила перезвоны. Это Кальвин приблизился к Споросу, пытаясь дотянуться до него своей мысленной речью.
Ответ Спороса был резким и дребезжащим, однако Спорос все же вышел из буйного хоровода и повис на его периферии.
– Для чего вообще Мевурах отправил со мной в Иаду вас, чуждые формы жизни? Чем вы можете помочь моему обучению? Творить музыку мы и сами умеем. В вас мы не нуждаемся!
Мег ощутила вулканическую вспышку Прогиноскеса, почувствовала могучий порыв ветра, палящие языки пламени.
– Дурень ты, дурень! – мысленно воскликнул Прогиноскес. – Мы все нуждаемся друг в друге. Каждый атом во Вселенной зависит от других атомов!
– Ну, мне вы не нужны.
Прогиноскес внезапно ответил тихо и просто:
– Ты мне нужен, Спорос. И мне, и всем нам. Ты нужен Чарльзу Уоллесу.
– Мне Чарльз Уоллес не нужен!
– В самом деле? – переспросил Кальвин. – А что будет с тобой, если с Чарльзом Уоллесом что-то случится? Кого ты вообще слушаешь?
Спорос отстранился. Мег вообще перестала его чувствовать.
Кальвин исходил беспомощностью и разочарованием:
– Я не могу до него дотянуться! Он ускользает от меня всякий раз, стоит мне подойти поближе.
Спороса втянули обратно в хоровод. Окруженный фарр обмяк и сник, жизнь стремительно покидала его.
– Его песнь затухает, – скорбно произнес Сенекс.
– Его аннулировали. Задули, как свечу, – мысленно ответил Прогиноскес.
Сенекс скорбно опустил перистые листья:
– Спорос и его поколение прислушиваются к тем, кто стремится заглушить наше пение. К тем, кто стремится погасить свет песни.
Мистер Дженкинс пророчески воздел свои призрачные руки:
– Убить песнь – вот единственное спасение!
– Нет! – вскричал мистер Дженкинс. – Ты лишь мое зеркальное отображение! Ты ничто, ты пустота!
«Пустота… пустота… пустота…» – гулко, бесконечно повторяясь, откликнулось эхо. И всюду, куда Мег ни обращала свой мысленный взор, она встречала лишь отражения Дженкинса-эхтра.
– Как же вы не понимаете, что эхтры – ваши спасители? Когда все станет ничем, не будет больше ни войн, ни болезней, ни смерти! Не будет нищеты, не будет боли, не будет трущоб, голода не будет…
– Не будет больше песни! – вмешался Сенекс, перебив эхтра своей мысленной речью.
– Не будет звезд, не будет херувимов, не будет лунного света над морем! – подхватил Прогиноскес.
– Не будет больше дружных обедов за столом! – поддержал Кальвин. – Никто не преломит хлеба, не выпьет вина с друзьями…
– Вы ничто! – яростно вникла Мег ближайшему Дженкинсу-эхтру. – Вам пришлось украсть мистера Дженкинса ради того, чтобы стать хоть чем-то! Прочь! Вы ничто!
Тут она обнаружила, что до нее пытается достучаться настоящий мистер Дженкинс:
– Природа не терпит пустоты!
– Значит, пустоту надо заполнить, – ответил Кальвин. – Ничего другого не остается.
– Но как?
– Если эхтры – ничто, пустота, значит эту пустоту можно заполнить.
– Да, но чем же нам заполнить ее?
– Быть может, вы недостаточно сильно хотите ее заполнить, – спокойно вник Сенекс. – Быть может, вы до сих пор не сознаете, как много поставлено на карту.
– Я еще как сознаю! Маленький мальчик, мой брат, – ты что-нибудь знаешь о моем братике?
Сенекс откликнулся замешательством. Слово «брат» вызывало у него соответствующие чувства, ведь все фарры в каком-то смысле братья. Но слова «маленький мальчик» для него ничего не значили.
– Мне известно, что галактика, где я обитаю, больна, быть может, даже умирает…
– Так это и есть Чарльз Уоллес! Это мой братишка! Для вас он, может, и галактика, но для меня-то он просто малыш, такой как… как Спорос!
Она отвела свое вникание от Сенекса и направила его в сторону бешено пляшущих фарандол, которые уже окружили нового фарра. На этот раз она вникала осторожнее. Как она может знать, который из них Спорос?
Дженкинс-эхтр пронзительно заржал:
– Это не имеет значения! Ничто не имеет значения!
Грубый лязг нарушил мелодию фарров, которые все еще пели.
И вновь Мег почувствовала, как митохондрия сбивается с ритма. Иада страдала. Мег вдруг вспомнила тех фарандол, что спасли ее от эхтра, когда Прогиноскес перенес ее в Иаду. Нет, не все фарандолы встали на сторону эхтров! Но… А вдруг те, которые аннулировали себя ради того, чтобы она могла жить, были единственными, кто готов был бросить вызов эхтрам?
И Мег принялась настойчиво взывать:
– Спорос! Фарандолы! Бросьте этих эхтров! Эта пляска вас всех погубит! Идите сюда, к Сенексу, приходите и Углубляйтесь. Это то, ради чего вы рождены. Идите сюда!
Кое-кто из фарандол остановился, призадумался. Но прочие понеслись еще быстрее, вопя:
– Не надо нам Углубляться! Это все устаревшие предрассудки! Что за дурацкую песнь они поют? Что это за «Слава Тебе»? Слава нам!
– Но звезды… – в отчаянии заикнулась Мег.
– Еще один предрассудок! Нет никаких звезд! Мы – самое великое, что есть во Вселенной!
Что-то гадкое просочилось мимо Мег и подползло к Споросу.
– Для чего ты вообще хочешь Углубляться?
– Фарандолы рождаются, чтобы Углубляться, – несколько фальшиво прозвенел Спорос.
– Дурачок! Стоит тебе Углубиться, пустить корни – и тебе уже не носиться, как теперь!
– Но…
– Так и застрянешь навеки на одном месте со всеми этими унылыми и постылыми фаррами. Больше не побегаешь, не попрыгаешь никогда в жизни!
– Но…
Сила и спокойствие Сенекса пробились сквозь эту гадость:
– Только укоренившись как следует, мы по-настоящему обретаем способность двигаться.
Спорос весь дрожал от нерешительности.
Сенекс продолжал:
– Это правда, малый отпрыск. Лишь теперь, когда я укоренился, я больше не ограничен движением. Теперь я наконец могу отправиться в любой конец Вселенной. Я пою со звездами. Я танцую с галактиками. Я разделяю их радости и печали. Мы, фарры, должны стать частью ритма митохондрий, иначе мы не сможем быть. А если мы не сможем быть, значит нас не станет.
– То есть вы умрете? – спросила Мег.
– Вы это так называете? Быть может. Я не уверен. Но песнь Иады утратила полноту и насыщенность. Она поблекла, голоса поредели. Иада страдает из-за нашей гордыни.
Мег ощутила рядом с Сенексом Кальвина. Кальвин настойчиво говорил:
– Спорос, мы же с тобой напарники. Нам надо работать вместе.
– Зачем это? Мне от тебя никакой пользы.
– Спорос, мы все равно напарники, нравится нам это или нет.
Мег присоединилась к нему:
– Спорос! Нам нужна твоя помощь, чтобы спасти Чарльза Уоллеса!
– С чего это мы должны беспокоиться об этом Чарльзе Уоллесе? Он ведь просто глупый человеческий детеныш!
– Чарльз Уоллес – ваша галактика! А это значит, что он достаточно важен – даже для тебя.
Тут их мысленная речь была прервана жестоким ударом – как будто огромный клюв пробил рваную рану.
– Спорос! Это я, мистер Дженкинс! Я твой учитель, который важнее всех этих Учителей. Ведь я знаю эхтров!
Мег почувствовала, что вникание Прогиноскеса сделалось жестким и упругим, как сталь.
Дженкинс-эхтр держал Спороса и обращался к нему приторно-сладко:
– Не слушай ты этих земляшек и фарров не слушай. Они тупые и слабые. Слушай только меня – и станешь могуществен, как эхтры. Ты станешь править Вселенной!
– Спорос! – Вникание настоящего мистера Дженкинса было слишком слабым, чтобы пробиться через этот поток. – Это не настоящий мистер Дженкинс! Не слушай его!
Мысленная речь Кальвина была куда сильнее.
– Смотри, Спорос, возле тебя два мистера Дженкинса, два мистера Дженкинса обращаются к тебе мысленно. Ты и сам знаешь, что один из них – ненастоящий. Углубись, Спорос! Именно там находится твоя реальность. Только так найдешь ты свое место, свой подлинный центр.
Мысленный слух Мег заложило от воя, который издали эхтры, хотя казалось, что исходит вой от фальшивого мистера Дженкинса.
– Реальность не имеет значения! Центр – ничто! Идем, Спорос! Присоединись к общей гонке. Осталось окружить всего несколько фарров – и Иада будет ваша!
– Иада погибнет! – вскричала Мег. – Мы все погибнем! И ты погибнешь!
– Если ты пойдешь с нами, ты станешь ничем, – прозвучала назойливая мысленная речь Дженкинса-эхтра, – а с ничем ничего случиться не может!
Длинные усы Спороса мучительно затрепетали.
– Я еще так юн! Мне еще несколько столетий не положено принимать важных решений!
– Ты достаточно взрослый, чтобы услышать, что говорит Сенекс, – сказала ему Мег. – Ты достаточно взрослый, чтобы услышать меня. В конце концов, я для тебя тоже галактика. Тебе пора Углубиться!
Спорос забился в руках Дженкинса-эхтра.
– Ну же, Спорос! Летим с эхтрами. Ты прогремишь по всей Вселенной. В Творении слишком много митохондрий. В небесах слишком много звезд. Летим с нами в никуда, в ничто!
– Углубись, Спорос, дитя мое, Углубись!
– Спорос! – Вой эхтров заглушал ритмичное пение Иады. – Мы сделаем тебя князем среди эхтров!
Мег ощутила порыв ветра, знакомую вспышку пламени – то был Прогиноскес. Херувим раскинул свою мысленную речь над пустотой Дженкинса-эхтра, будто канат, протянутый над пропастью.